Софи откинула одеяло, встала с кровати. Босоногая прошла по мягкому ковру к туалетному столику, отыскала маленькую шкатулку с драгоценностями. Без труда открыла ее и в темноте нашла черный перстень. Она не раз держала его в руках, поэтому теперь на ощупь распознала его. Пальцы Софи сомкнулись вокруг кольца. Холодный и тяжелый перстень. Софи чувствовала, как в кожу вдавливается странный символический треугольник, выгравированный на его поверхности.

Софи ненавидела перстень. Его нашли в кулаке Амелии в ту злосчастную ночь, когда она выпила слишком большую дозу настойки опия. Позже Софи выяснила: черный перстень принадлежал человеку, который соблазнил ее белокурую красавицу сестру и наградил ее ребенком. Амелия наотрез отказалась назвать имя соблазнителя. Только одно удалось узнать Софи: мужчина был одним из любовников леди Рейвенвуд.

Софи была также почти уверена, что ее сестра тайно встречалась с ним в развалинах старого нормандского замка во владениях Рейвенвуда. Софи нередко бывала там, делая наброски древних камней, и однажды ей попался на глаза платочек Амелии — всего через несколько недель после смерти сестры. С того времени Софи даже близко не подходила к руинам замка.

Как же еще найти человека, виновного в смерти Амелии, если не стать новой леди Рейвенвуд? Софи на миг сжала кольцо в кулаке, а потом бросила в шкатулку. Только ради этого она выйдет замуж за графа, а что касается остальных доводов в пользу брака, они ей казались нелепыми.

Софи собиралась научить дьявола любить.


Джулиан, небрежно развалившись в карете с мягкими рессорами, критически разглядывал новую графиню Рейвенвуд. В последнее время он редко встречался с Софи, ибо не видел необходимости для постоянных поездок из Лондона в Хэмпшир. У него были дела в городе. Теперь же ему представилась возможность оценить женщину, выбранную им для рождения наследника.

Он изучал свою невесту, которая всего лишь несколько часов назад, к своему удивлению, стала графиней.

Как обычно, в ее одежде и прическе царил беспорядок. Несколько рыжеватых локонов выбились из-под новой соломенной шляпки, а перо торчало под странным углом. Джулиан присмотрелся — стебель пера надломлен. Скользнув взглядом чуть ниже, он обнаружил, что от ленточки, украшавшей сумочку, оторвался хвостик, а подол платья в пятнах от травы. Видимо, Софи испачкалась, высовываясь из кареты, когда принимала букет цветов от немытого деревенского паренька. Почти все жители деревни захотели пожелать Софи счастливого пути. Оказывается, его жена весьма популярна в этих местах.

Он с удовольствием вспомнил, что не услышал от нее жалоб, когда сообщил о своем намерении сделать медовый месяц рабочим. Недавно он купил имение в Норфолке, и, по его мнению, свадебное путешествие — прекрасная возможность осмотреть новое приобретение.

Он не мог не признать, что леди Дорринг с блеском провела свадебный прием. Большинство гостей были местными жителями. Джулиан не пригласил своих многочисленных знакомых из Лондона: пройти еще раз через свадебную церемонию в присутствии тех же лиц оказалось ему не под силу.

Когда объявление о предстоящем браке появилось в «Морнинг пост», Рейвенвуда закидали вопросами, но он сумел отбиться от наиболее назойливых приятелей. Правда, не всегда его тактика имела успех, и теперь он сжал губы, вспомнив об этом. Некую леди с Тревор-сквер не обрадовало известие о женитьбе Джулиана. Но Марианна Харвуд была слишком хитра и прагматична, чтобы устроить кое-что посерьезнее, чем небольшая сцена. Он знал, как ее успокоить. Серьги, оставленные ей Джулианом в свой последний визит, помогли разгладить скорбные черты на лице красавицы Харвуд.

— Что-то не так, милорд? — осведомилась Софи, выводя Джулиана из задумчивости.

Он быстро вернулся к действительности:

— Все хорошо. Я просто вспомнил одно дело, которым пришлось заняться на прошлой неделе.

— Должно быть, очень неприятное дело. Вы казались весьма раздраженным. Я даже предположила, что вам достался плохой кусок мясного пирога.

Джулиан слабо улыбнулся:

— Да, именно мясной пирог довольно плохо переваривается мужским желудком. Но, уверяю вас, мое здоровье вне опасности.

Софи посмотрела на него спокойным открытым взглядом:

— Понятно. — Она отвернулась к окну. Джулиан нахмурился:

— А теперь моя очередь спросить: что-нибудь не так, Софи?

— Все хорошо.

Скрестив руки на груди, Джулиан принялся рассматривать кисточки на своих отполированных ботфортах, а потом его глаза насмешливо блеснули.

— Полагаю, нам лучше прийти к взаимопониманию по некоторым небольшим вопросам, мадам жена.

Она бросила на него быстрый взгляд.

— Да, милорд?

— Несколько недель назад вы предъявили мне список своих требований.

— Именно так, милорд.

— Какое-то время я был занят и пренебрег тем, что у меня тоже есть список требований к вам.

— Я знаю ваши требования, милорд. Во-первых, наследник, во-вторых, безмятежная жизнь.

— Я намерен воспользоваться представившейся возможностью, чтобы кое-что уточнить.

— Вы хотите что-то добавить к своим требованиям? Но вряд ли это честно.

— Но я не сказал, что хочу что-то добавить. Я просто хочу уточнить… — Джулиан прервался, заметив беспокойство в ее бирюзовых глазах, и, слегка улыбнувшись, продолжил:

— Зачем так волноваться, моя дорогая? Первый пункт в списке без изменений — наследник. Что касается второго…

— Чтобы жизнь ваша была спокойной? Требование довольно простое.

— Так оно и будет, как только вы поймете, что я под этим подразумеваю.

— Объяснитесь, пожалуйста.

— Полагаю, нам удалось бы избежать многих неприятностей, если бы вы взяли за правило никогда мне не лгать.

Ее глаза расширились.

— У меня и в мыслях не было ничего подобного.

— Прекрасно. Будьте уверены, вам это все равно не удастся. Ваши глаза, Софи, всякий раз выдают вас, и меня будет чрезвычайно раздражать ложь в них. Вы меня хорошо поняли?

— Вполне, милорд.

— Тогда вернемся к моему вопросу. Мне кажется, я вас спросил: что-то не так? И вы сказали, что все хорошо. А ваши глаза — совершенно обратное.

Она теребила оторванную ленточку на сумочке.

— Я не имею права на собственные мысли, милорд?

Он сердито сдвинул брови:

— А у вас настолько личные мысли, что о них не должен знать муж?

— Нет. Я просто предположила, что вам не понравится, если я выскажу вслух свои мысли, поэтому и оставила их при себе.

Джулиан хотел разразиться гневной тирадой, но внезапно почувствовал любопытство:

— Я все же хотел бы узнать, если можно.

— Ну что ж, хорошо. Я попытаюсь логически поразмышлять, милорд. Вы проговорились, что занимались одним делом на минувшей неделе перед нашим браком, и я осмелилась предположить, какое дело вам следовало уладить.

— И к какому заключению вы пришли?

— Конечно, трудная задача — сообщить своей любовнице о предстоящей женитьбе. Но кто осудит бедную женщину? В конце концов, она выполняла обязанности жены, а теперь ей объявлено, что вы намерены передать ее «титул» другой претендентке. Кстати, весьма неопытной претендентке, смею заметить. Наверняка она устроила трагическую сцену, сильно огорчившую вас. Ну скажите, она актриса или балерина?

Джулиан едва не рассмеялся. Но он, как добропорядочный муж, подавил это желание.

— Вы превзошли самое себя, мадам, — процедил он сквозь зубы.

— Так вы же сами потребовали рассказать о моих мыслях? — Перо на шляпке заколыхалось. — Теперь вы согласны, что иногда мне лучше держать некоторые глубоко личные мысли при себе?

— В первую очередь, вы не должны размышлять на такие темы.

— Я совершенно уверена в вашей правоте, но, к несчастью, я не способна контролировать работу своего ума.

— Может быть, вас надо научить некоторым способам контроля? — предложил Джулиан.

— Сомневаюсь. — Софи вдруг улыбнулась, и так тепло и обворожительно, что Джулиан растерялся. — Скажите мне, — порывисто продолжала Софи, — я правильно отгадала?

— Дело, которое я улаживал перед отъездом из Лондона на прошлой неделе, не касается вас, мадам.

— А, теперь понятно. Я не имею права оставаться наедине со своими мыслями, а вы имеете на это все права. Вряд ли справедливо, милорд. В любом случае, если мои дурные мысли вас так волнуют, может, мне лучше держать их при себе?

Джулиан подался вперед и без лишних слов взял ее пальцами за подбородок. Он почувствовал, какая шелковистая и мягкая у нее кожа.

— Ты дразнишь меня, Софи?

Она не пыталась отстраниться.

— Признаюсь, да, милорд. Вы настолько высокомерны, что искушение слишком велико, и ему трудно противостоять.

— Да, я понимаю, что такое — испытывать непреодолимое искушение, ибо сам почти не в силах ему противостоять.

Джулиан придвинулся к ней ближе и обнял ее за тонкую талию. Потом поднял сильными уверенными руками и посадил к себе на колени. В его взгляде она прочла холодное удовлетворение, и ее глаза тревожно расширились.

— Рейвенвуд! — Она почти задохнулась от изумления.

— Итак, мы подошли еще к одному пункту в моем списке требований, который нуждается в уточнении, — пробормотал он. — Когда мне хочется вас поцеловать, будет лучше, если вы станете называть меня по имени. Почему бы вам не называть меня Джулианом? — И вдруг он почувствовал, как ее упругие крепкие ягодицы придавили его бедра, а складки юбок накрыли его бриджи.

Она уперлась руками ему в плечи.

— Неужели мне надо снова напоминать вам о данном слове чести, о том, что не… что вы не будете применять ко мне силу?

Софи дрожала. Он ощутил, как дрожь сотрясает ее тело, и это раздражало его.

— Не глупите, Софи. Я не собираюсь применять к вам насилие, как вы это называете. Я просто хочу вас поцеловать. Нет ничего предосудительного в поцелуях.

— Милорд, вы обещали!

Поддерживая ее одной рукой за затылок, он осторожно прильнул к ее устам. Ее губы раскрылись с новыми словами протеста, как только он их коснулся. Поэтому поцелуй сразу оказался более интимным, чем ожидал Джулиан, и внезапно его охватил огонь желания. Рот Софи был мягким, влажным и пряным.

Софи вздрогнула и тихо застонала, когда он сжал ее еще крепче. Она попыталась высвободиться, но он не отпускал, и она затихла в его объятиях.

Джулиан почувствовал ее осторожную податливость, и его поцелуй стал более страстным. Боже, как она была хороша! Он и не ожидал, что она окажется такой теплой и такой сладкой. В ней было достаточно женской силы, чтобы он мгновенно осознал в себе превосходящую силу мужчины, и эта мысль оказала на него удивительно возбуждающее действие. Он почти сразу почувствовал, как проснулась его плоть…

— А теперь назовите меня по имени, — тихо приказал он, не отрывая своих губ.

— Джулиан, — отозвалась она дрожащим голосом, но вполне отчетливо.

Он провел ладонью по ее руке и уткнулся головой в ее шею:

— Еще раз.

— Джулиан, прекратите, пожалуйста. Это слишком далеко заходит. Вы же дали мне слово.

— А разве я применяю насилие? — насмешливо спросил он и нежно поцеловал за ухом. Рука скользнула вниз по ее руке, к колену. Джулиану вдруг захотелось большего, чем просто раздвинуть ее колени, ему хотелось исследовать всю Софи. Если его там ожидает такой жар и сладость, как и во рту, он вполне бы удовлетворился выбором жены. — Софи, именно это вы называете насилием?

— Я не знаю.

Джулиан тихо рассмеялся — так жалобно и неуверенно прозвучал ее голос.

— Позвольте мне уверить вас, что мои действия не имеют ничего общего с насилием.

— Но как иначе расценить ваши действия?

— Я занимаюсь с вами любовью, мадам. Подходящее занятие для мужа и жены.

— Вы не занимаетесь со мной любовью, — вполне серьезно ответила Софи.

Джулиан поднял голову и встретился с ней взглядом:

— Разве нет?

— Конечно, нет. Как же можно заниматься любовью, когда вы не любите меня?

— Тогда скажем так: я вас обольщаю. А муж имеет полное право обольстить свою жену. Я дал слово не применять насилие, но никогда не обещал отказаться от попыток обольстить вас.

«И не будет нужды нарушать данное слово чести по тому глупому соглашению, — удовлетворенно подумал он. — Она только что выказала свою готовность отвечать мне».

Софи отстранилась, в ее бирюзовых глазах зажегся гнев.

— Насколько я знаю, обольщение — одна из форм насилия по отношению к женщине. Это просто мужской способ скрыть истинные намерения.

Джулиана поразила воинственность ее голоса.

— Видимо, у вас был опыт? — холодно спросил он.

— Результат обольщения для женщины тот же, что и после применения силы. Вы думаете иначе?

Она неловко сползла с его колен, шерстяные юбки дорожного платья небрежно закрутились вокруг ног, сломанное перо продолжало падать со шляпки, пока не свесилось над ее настороженным глазом. Она потянулась, чтобы выдернуть его и воткнуть снова.