— Кажется, вам сегодня лучше.

Она еще больше выпрямилась, отчего он сразу же понял, что не следовало об этом говорить. — Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Понимаете. — Он взглянул на нее.

— Я прекрасно себя чувствую.

Порочная часть его души не могла ограничиться этим ответом.

— Два дня назад вы не чувствовали себя прекрасно. А вчера я только мельком видел вас.

Она сжала губы. Он нахмурился:

— И это всегда так? Я хочу сказать, я знаю, это происходит каждый месяц, но всегда ли это так болезненно? Сколько времени это длится? — Неожиданная мысль поразила его. — Послушайте, а вы не думаете, это из-за того, что мы…

— О Господи, — пробормотала она. Затем быстро заговорила, но таким тихим голосом, что ему пришлось нагнуться, чтобы расслышать ее: — Я совершенно здорова. Да, это происходит каждый месяц, но длится всего несколько дней и… боль бывает в первый день и может держаться пару дней.

— В самом деле? — Да.

— И сколько дней, точно?

Она, с трудом сдерживая раздражение, посмотрела на него:

— И зачем это вам так хочется знать?

— А затем, милейшая супруга, — сказал он, — если я буду знать, когда это кончится, я буду знать, когда я смогу снова посетить вас.

Это заставило ее немного помолчать, а потом она тихо сказала:

— Обычно пять.

Он задумался. Сегодня был третий день. Значит, он сможет лечь с ней через три дня. Он уже с нетерпением ждал этого. Первый раз никогда не бывает приятным для леди, по крайней мере, он так слышал. Ему хотелось показать ей, как это может быть приятно: Неожиданно в своем воображении он увидел, как спала с нее эта маска равнодушия, и она извивается в экстазе, глаза у нее широко раскрыты, мягкие губы так податливы…

Но ждать предстояло еще несколько дней.

— Спасибо, что рассказали мне. Но все же, какое невезение! И это происходит с каждой леди?

Она повернулась к нему:

— Что?

Он пожал плечами:

— Вы понимаете, о чем я спрашиваю. Каждая леди испытывает такую боль или…

— Не верю своим ушам, — проворчала она, обращаясь, то ли к себе, то ли к лошадям, поскольку поблизости никого больше не было, — хотя и знаю, что вы не вчера родились. Почему вы задаете эти вопросы?

— Теперь вы моя жена. Я уверен, каждый мужчина хочет узнать это о своей жене.

— Очень в этом сомневаюсь, — тихо проговорила она.

— Но я-то хочу знать. — Он чувствовал, как его губы растягиваются в улыбку — этот необычный разговор доставлял ему удовольствие.

— Почему?

— Потому что вы моя жена, — сказал он и неожиданно понял, что говорит это от чистого сердца. — Моя жена, которую я должен оберегать, моя жена, которую я должен содержать и защищать. Если что-то причиняет вам боль, я хочу… нет, мне необходимо это знать.

— Но вы ничем не можете помочь. Он пожал плечами:

— Все равно мне надо это знать. Никогда не скрывайте от меня эту или какую-то еще боль.

— Не думаю, что когда-нибудь я научусь понимать мужчин, — чуть слышно проговорила она.

— Странный мы народ, это правда, — весело отозвался Джаспер. — И вы так добры, что терпите нас.

Она удивленно посмотрела на него, затем наклонилась и неосознанно тронула его за плечо.

— Заверните за угол. Дом моей тетушки дальше по этому переулку.

— Как пожелаете, возлюбленная жена моя. — Он повернул лошадей, все еще чувствуя прикосновение ее руки. Она сразу опустила ее, а ему хотелось, чтобы ее рука оставалась на его плече.

— Вот здесь, — сказала она, и он остановил лошадей перед скромным небольшим домиком.

Джаспер связал вожжи и выпрыгнул из фаэтона. Но как он ни спешил, пока он огибал карету, Мелисанда уже встала, собираясь спуститься с высокого сиденья.

Он схватил ее за талию и посмотрел ей в глаза.

— Позвольте мне.

Это прозвучало не как вопрос, но она все же кивнула. Она была высокой женщиной, но с тонкой костью. Его пальцы почти сомкнулись вокруг ее талии. Он легко поднял ее и почувствовал, как жаркая волна прокатилась по его телу. Когда он приподнял ее над своей головой, она оказалась беспомощной в его руках, вся в его власти.

Мелисанда смотрела на него сверху вниз и, хотя он чувствовал, как она дрожит в его руках, недовольно подняла бровь.

— Не могли бы вы опустить меня на землю?

— Конечно, — улыбнулся он.

Джаспер медленно опустил ее, наслаждаясь ощущением своей власти. Он понимал: она не позволит ему испытывать подобное ощущение каждый день. Как только ее ноги коснулись земли, она отступила назад и расправила юбки.

Затем бросила на него суровый взгляд:

— Моя тетушка плохо слышит, и ей не очень нравятся джентльмены.

— О, это ничего. — Он подал ей руку. — Это даже интересно.

— Гм… — Она коснулась кончиками пальцев его рукава, и он снова почувствовал волнение. Возможно, он выпил за завтраком слишком много чая.

Они поднялись по ступеням, и он постучал в дверь потускневшим медным молотком. Последовало довольно долгое ожидание.

Джаспер посмотрел на свою новобрачную:

— Вы сказали, что она глухая, но разве и ее слуги тоже глухие?

Она поджала губы, но это подействовало на него неожиданным образом: ему захотелось поцеловать ее.

— Они не глухие, но они довольно старые и… Дверь со скрипом отворилась, и на них уставился слезящийся глаз.

— А?

— Лорд и леди Вейл с визитом к мисс… — Джаспер повернулся к Мелисанде и шепотом спросил: — Еще раз, как ее зовут?

— Мисс Рокуэлл. — Она покачала головой и обратилась к старику дворецкому: — Мы пришли повидать мою тетю.

— А, мисс Флеминг. — Старик страдал одышкой. — Входите, входите.

— Это леди Вейл, — громогласно объявил Джаспер.

— Э? — Дворецкий приложил ладонь к уху.

— Леди Вейл! — изо всех сил прокричал Джаспер. — Моя жена!

— Да, сэр, так точно, сэр. — Дворецкий повернулся и заковылял в холл.

— Не думаю, что он понял меня, — сказал Джаспер.

— О Господи! — Мелисанда потянула его за рукав, и они вошли в дом.

Ее тетушка, должно быть, не любила пользоваться свечами или обладала способностью видеть в темноте, ибо в коридоре царил почти полный мрак.

— Куда он пошел? — прищурился Джаспер.

— Сюда. — Мелисанда прошла вперед — она явно хорошо знала, куда идти.

И он убедился в этом, когда, повернув несколько раз и взобравшись по лестнице на второй этаж, они оказались перед дверью в комнату, в которой было светло.

— Кто это? — раздался из-за двери ворчливый голос.

— Мисс Флеминг и… джентльмен, мэм, — ответил старый дворецкий.

— Леди Вейл! — прокричал Джаспер, когда они вошли в комнату.

— Что? — Миниатюрная старая леди сидела, выпрямившись на кушетке, утопая в белых кружевах, лентах и бантах. Она держала у уха длинный медный рожок, который повернула в их сторону. — Что?

Джаспер наклонился и сказал прямо в слуховой рожок:

— Теперь она леди Вейл.

— Кто? — Мисс Рокуэлл опустила рожок с явным раздражением. — Мелисанда, дорогая, я так рада видеть тебя, но кто этот джентльмен? Он говорит, что он леди. Такого не может быть.

Джаспер почувствовал, как дрогнуло худощавое тело Мелисанды и снова замерло. Ему безумно захотелось поцеловать ее, но он, хотя и с трудом, подавил это желание.

— Это мой муж, лорд Вейл, — объяснила Мелисанда.

— В самом деле? — Казалось, старой леди не особенно понравилась эта новость. — Ну и зачем ты привезла его сюда?

— Мне захотелось познакомиться с вами, — вступил в разговор Джаспер — ему надоело слушать, как о нем говорят так, будто его здесь не было.

— Что?

— Я слышал, что у вас пекут самые вкусные кексы! — прокричал он.

— Наглец! — У старой леди даже затряслись ленты на чепце. — Кто это вам сказал?

— О, все говорят, — ответил Джаспер. Он сел на диван и заставил жену сесть рядом с ним. — А разве это неправда?

Старая леди поджала губы так, как это делала Мелисанда.

— Ну, кухарка печет неплохие кексы, — сказала она и кивнула дворецкому, который был немного удивлен, что его высылают из комнаты.

— Отлично! — Джаспер положил ногу на ногу. — Надеюсь, вы знаете, какие шалости устраивала моя жена, когда была ребенком.

— Лорд Вейл! — воскликнула Мелисанда.

Он взглянул на нее. Ее щеки порозовели, а глаза широко раскрылись от обиды. Но выглядела она такой хорошенькой.

Он повернул к ней голову.

— Джаспер… — Мелисанда поджала губы.

Он перевел взгляд на ее губы и встретился с ее взглядом. Она раскрыла губы, такие нежные и чувственные, и он возблагодарил Бога, что полы его камзола скрывают его желание.

— Джаспер, — шепотом повторила Мелисанда.

И в эту минуту он понял, что пропал. Пропал, и ослеп, и пропадает уже в третий раз без всякой надежды на спасение, но до чего же это приятно! Он отдал бы все на свете, чтобы разгадать эту женщину. Ему хотелось раскрыть все ее секреты и обнажить ее душу. И когда он узнает все тайны, спрятанные в глубине ее сердца, он будет беречь ее и охранять всю свою жизнь.

Она принадлежит ему, и он будет защищать, и оберегать ее.

Было уже далеко за полночь, когда Мелисанда услышала, как Вейл вернулся домой. Она дремала в своей комнате, но смутно доносившиеся из холла голоса разбудили ее. Ну вот, наконец-то он и приехал. Она села, волнуясь от предвкушения, а Маус выставил из-под одеяла свой черный носик и зевнул, показав розовый язычок.

Она приложила палец к его носу. «Сидеть».

Мелисанда встала и взяла халат, разложенный на стуле возле кровати. Сшитый из тяжелого атласа и украшенный богатой алой вышивкой, он был скроен почти как мужской, восточный халат, без обычных для женских халатов кружев и лент. Мелисанда набросила его поверх своей тонкой батистовой сорочки и вздрогнула — такой он был тяжелый. При каждом ее движении ярко-фиолетовая ткань переливалась от фиолетового цвета до алого и наоборот. Подойдя к туалетному столику, она надушила шею, ощущая не без удовольствия, как холодные капли духов скатываются между грудей. Горьковатый аромат апельсина носился в воздухе.

Закончив приготовления, она подошла к двери, ведущей в апартаменты мужа, и открыла ее. Впервые Мелисанда решилась войти в его владения. Она с любопытством огляделась. Первое, что ей бросилось в глаза, была огромная кровать черного дерева, застеленная простынями такого темного красного цвета, что они казались почти черными. Затем она увидела мистера Пинча. Камердинер, который расправлял восточный халат Вейла, разложенный на кровати, выпрямился и стоял, огромный и неподвижный, посередине комнаты.

Мелисанда практически никогда не говорила с камердинером. Она посмотрела ему в глаза и сказала:

— Это все.

Слуга не шевельнулся.

— Я буду, нужен милорду, чтобы раздеть его.

— Нет, — тихо сказала она, — не будете.

В глазах камердинера мелькнули искорки, которые можно было бы назвать насмешливыми. Затем он поклонился и вышел из комнаты.

Мелисанда почувствовала, как ослабел узел, стянувший мышцы на ее спине. Первое препятствие преодолено. Вейл застал ее врасплох этим утром, но вечером она собиралась поменяться с ним местами. Она оглядела комнату и только сейчас заметила яркое пламя в камине и множество зажженных свечей. В комнате было светло почти как днем. Она немного удивилась такому расточительству, обошла комнату и погасила несколько свечей, и теперь комната наполнилась мягким неярким светом. В воздухе чувствовались запахи свечного воска и дыма, но сквозь них пробивался еще один, более возбуждающий запах. Мелисанда закрыла глаза и вдохнула. Вейл. Было ли это ее воображением или нет, но в комнате пахло ее мужем, сандаловым деревом и лимоном, бренди и табаком.

Ей почти удалось успокоиться, когда отворилась дверь, и вошел Вейл, на ходу снимавший камзол.

— За горячей водой послали? — спросил он, бросив камзол на кресло.

— Да.

Он резко повернулся, услышав ее голос. Его лицо было лишено какого-либо выражения, а глаза прищурены. Если бы она не была очень, очень храброй женщиной, она бы попятилась от него. Он был таким большим и стоял неподвижно, мрачно глядя на нее.

Но тут он улыбнулся:

— Возлюбленная жена моя, простите меня, но я не ожидал увидеть вас здесь.

Она молча кивнула, не доверяя своему голосу. Странная нервная дрожь охватила ее, но она понимала: нужно держать себя в руках, не то ее чувства выплеснутся наружу.

Он подошел к гардеробной и приоткрыл дверь.

— А Пинч здесь?

— Нет.

Он кивнул и закрыл дверь. В другую открытую дверь вошел Спрат с большим кувшином, из которого шел пар. Вслед за ним появилась горничная с серебряным подносом, на котором лежали хлеб, сыр и фрукты. Слуги освободились от своей ноши, и Спрат вопросительно взглянул на Мелисанду: