Юлия Климова - Оболтус для бизнес-леди

Петр Петрович ответа не знал. Его средняя дочь, его Оля, в данный момент находилась в объятиях Никиты Замятина. «Когда успели? – пронесся в голове вихрь изумления. – Когда успели???» Затем мысли сделались бессвязными. Петру Петровичу стало жарко, затем холодно и снова жарко. Ему захотелось броситься к слившейся в единое целое парочке и прояснить ситуацию. Но ноги стали ватными, а дурацкая неловкость заерзала в груди, настойчиво рекомендуя воздержаться от резких движений. Оля в объятиях мужчины… в людном месте… этого не может быть! С ее-то характером! С ее-то взглядами на жизнь!

– Твой сын… – еле слышно повторил Петр Петрович.

– И твоя дочь… – более бодро отозвался Лев Аркадьевич. Теперь на его лице читалась явная радость: «Это не Мария Сереброва! Это не она!» – Ты думаешь мы… э-э-э… все правильно поняли?

– А есть какие-нибудь варианты?

– Вряд ли.

– Он встречается одновременно с двумя женщинами, и одна из них – моя дочь!

Петр Петрович побагровел и сильно подтолкнул друга к яркому рекламному стенду. Лев Аркадьевич ухнул, как сова, и, несмотря на комплекцию, быстро и точно справился с заданной траекторией. Теперь ни Никита, ни Ольга видеть их не могли.

– Они нас заметили?

– Нет, мы же сбоку стояли, а они там, – размахивая руками, нервно ответил Лев Аркадьевич. С недавней радостью ему пришлось попрощаться, потому что ей на смену пришло непомерное чувство вины: персона Маши Серебровой вновь замаячила на горизонте… В это трудно поверить, но, похоже, его сын за столь короткое время умудрился образовать классический любовный треугольник, в котором Оля могла оказаться исключительно по собственной наивности. «Никита, надеюсь, этому есть вполне нормальное объяснение…» Но какое? Самостоятельно отыскать ответ Лев Аркадьевич не мог.

Петр Петрович мрачно кивнул. Увиденное его не просто шокировало – тряхануло не хуже девятибалльного землетрясения! Оля. Оля… Никита! Никита! И узнал-то случайно, и ситуация-то бесконтрольная… Здравствуй, здравствуй, неделя «Виномании»!

Схватившись за сердце, хотя оно не беспокоило, Петр Петрович сдвинул брови. Нет, невозможно ждать, предполагать, фантазировать, невозможно находиться в неведении! Немедленно, сейчас же он должен докопаться до правды. Что происходит?!

Егор!

Где Егор?

Он нужен сию же секунду!

Еле сдерживая бурю гнева, которая в первую очередь полетела бы в сторону притихшего друга Левы, а затем и в сторону Никиты, Петр Петрович полез в карман за мобильным телефоном.

– Если вы собираетесь мне позвонить, – раздался за спиной самодовольный голос, – не утруждайте себя.

Петр Петрович вздрогнул, развернулся и увидел едко улыбавшегося Егора Кречетова, стоявшего в трех метрах от него. Он знал! Знал! Этот наглец давным-давно все знал! И здесь он, конечно, не случайно! Следил, молчал, предвкушая финал, и – пожалуйста – нарисовался!

– Кречетов, когда-нибудь я тебя убью, – сквозь зубы процедил Петр Петрович, чувствуя себя абсолютным дураком.

– Полагаю, это случится не раньше, чем все ваши дочери выйдут замуж. Работы у меня поубавится, я стану ненужным и тогда… – Егор прервался и, продолжая улыбаться, заботливо спросил: – Сигарету дать?

Петр Петрович сжал кулаки.

Лев Аркадьевич на всякий случай вцепился в друга.

Егор же дернул плечом и миролюбиво произнес:

– Ладно, поехали к вам. Готов продать бесценную информацию за очень большие деньги.

– И не мечтай! – припечатал Петр Петрович, решительно направляясь к выходу.

* * *

Он ничего не собирался делать. Он и сам не знал, как это получилось. Легко соврал и лишь через секунду, когда губы коснулись ее виска, в который раз назвал себя идиотом и… и не разжал рук. Если раньше игра под названием «Сказочный принц напрокат» не трогала душу, то теперь неприятный осадок и даже злость на самого себя давили и дергали все, что только можно. У него еще есть шанс избежать ее вопросительного взгляда, сделать вид, будто ничего не произошло. Не оборачивайся, Оля, не оборачивайся…

Маша. Он так и не зашел к ней ни на кофе, ни на чай. Хотел, но не зашел. Целовал, вдыхал пока не полюбившийся аромат духов, дотрагивался до ее шелковистой кожи, считал ее родинки (раз, два, три), ловил в ее движениях страсть и… останавливал себя. Она его женщина. Его. И он не намерен ее терять. Сколько лет вспоминал ее голос, смех, взгляд, улыбку? Очень много лет. И эта история была важной, стояла отдельно и никак не пересекалась с другими отношениями. А другие отношения были – в Лондоне. Были и прошли.

Не оборачивайся, Оля, не оборачивайся…

Никита чуть отстранился и улыбнулся. Кажется, он слишком вошел в роль – второй неадекватный порыв за вечер. Да, сказочным принцем быть хорошо, но необходимо следить за тем, чтобы корона не вросла в голову и не вытеснила мозги. Не оборачивайся, Оля, не оборачивайся…

…все ее существо, каждая клеточка тела кричали: «Обернись!» Оля настолько привыкла к ухаживаниям Никиты, что уже не дергалась и не вздрагивала от его прикосновений – лишь временами она ворчала и отстранялась. Он ее приручил, точно пугливую лесную птицу. К своему изумлению, она даже не обратила внимания на то, что они продолжают разговор в обнимку. Или было приятно, или хотелось делать вид, будто это нормально. А потом сильные руки окаменели, дыхание на миг оборвалось. Между ними не осталось и миллиметра расстояния, и он поцеловал ее в висок. И за это, похоже, нужно сказать спасибо бывшему мужу. Не пора ли прекратить игру?

«Обернись!» – стучало сердце.

Оля коротко вздохнула и обернулась.

Константина Белкина поблизости не наблюдалось. Его и не было. Он же не метеор, в конце концов.

Его и не было.

Тогда зачем же…

– Где он? – тихо спросила Оля, поворачиваясь к Никите.

– Ушел. Туда, – он кивнул влево. – Или туда, – он кивнул вправо.

– Его не было.

– Не было.

– Тогда зачем же…

Ей хотелось понять, ей так сильно хотелось понять, что в груди что-то задрожало. Оля настойчиво глянула на Никиту, резко убрала его руки с талии и сжала губы. Тогда зачем же? «Отвечай! Немедленно отвечай!» Он опять посмеялся над ней? Пошутил? Но сердце, затаившись, боялось и ждало совсем другого ответа.

Глаза в глаза – и слова рассыпались в пыль.

«Не все, Ольга Петровна, поддается объяснению, не все». Никита уже знал, чем закончится этот разговор. Она хотела правды? Ну что ж…

Подавшись вперед, он вновь притянул ее к себе. Ничто в эту секунду не противилось его желанию, ничто не мешало. Вот только угол портфеля, который Оля держала в правой руке, слабо ударил его в ногу. «Ревнует», – хмыкнул про себя Никита.

Ее глаза потемнели, губы разжались и перестали напоминать тонкую линию, щеки побледнели. Она покачала головой, но это не было отрицанием – это был испуг, не более.

«Ольга Петровна, не надо бояться… поцелуй, всего лишь поцелуй».

Всего лишь.

Больше не медля, Никита поцеловал ее – руки поползли вверх и остановились – это он еще мог контролировать.

Оля зажмурилась и сразу ответила. И не было уже никаких метаний, никакого испуга. Быстрее, быстрее, пока никто не опомнился, пока никто не помешал…

– Так чего?.. Теперь можно без билетов заходить?! – донесся откуда-то издалека громкий мужской голос.

– Ага, – хохотнул женский, – день открытых дверей! Дегустация в самом разгаре!

Молниеносно вернувшись на землю, Оля отстранилась и растерянно посмотрела на Никиту.

– Нас ждет Волков, банкир, – сказала она первое, что пришло в голову, и слегка тряхнула портфелем.

– Не будем злоупотреблять его терпением, – натянуто ответил Никита, беря Ольгу под руку.

Со старой схемой «плохой полицейский – хороший полицейский» и Петр Петрович, и Лев Аркадьевич справлялись отлично. Но если обычно это напоминало спектакль, то сейчас все были искренни.

Петр Петрович стоял около стола, заложив руки за спину, слегка раскачиваясь – брови сдвинуты, из глаз летят молнии, лоб исчерчен морщинами. Он явно сдерживал поток негодующих вопросов и пытался успокоиться.

Лев Аркадьевич расположился на кожаном кресле у окна и смотрел то на друга, то на Егора. Щеки подрагивали, пальцы барабанили по подлокотникам, ноги находились в постоянном движении: пятки вместе, носки врозь и наоборот. Его нервы тоже были напряжены до предела, но в душе он радовался и одновременно чувствовал себя виноватым. «Прошло, прошло время Маши Серебровой…»

Егор, лениво развалившись на стуле, терпеливо ждал, когда же у «отцов» улягутся мысли и начнется перекрестный допрос. В кабинете Шурыгина он всегда чувствовал себя прекрасно, а сейчас еще был уверен, что рядом, в ванной комнате, спряталась Катя – взобралась на тумбу и, морща нос и покусывая пухлые губы, старательно подслушивает. Это умиляет. Отличный вечер. Приятный.

– Что происходит? – Петр Петрович решил не размениваться на мелочи и узнать обо всем сразу.

– Весна, – тяжело вздохнул Егор, справедливо ожидая, что за такой исчерпывающий ответ на него обрушатся гром и молния.

Но тут в разговор вмешался дружелюбно настроенный Лев Аркадьевич:

– Егор, пожалуйста, объясните нам ситуацию. Вы говорили, что мой сын встречается с Машей, а сегодня… Как это понимать? Никита обнимал Олю, и эти объятия не были… ум-м-м… – Волнение все же помешало Льву Аркадьевичу произнести длинную речь, напичканную вопросами, он сцепил пальцы на животе и замер. – Как это понимать?

– Мы тебя внимательно слушаем, – холодно подбодрил Петр Петрович.

Качнувшись на стуле, Егор улыбнулся: осчастливить «отцов» не так уж и трудно, тем более что оба будут рады даже минимальной информации. Но он-то знает многое, очень многое…

– Вы меня наняли следить за Марией Серебровой, чем я и занимался последнее время. У нее все в порядке: она взяла короткий отпуск, ходит по магазинам, посещает салоны, проводит время с Никитой, болтает с подружками…

– Значит, она встречается с моим сыном?

– Да.

– А Оля? – спросил Петр Петрович.

– Оля тоже встречается с Никитой, – ответил Егор.

Лев Аркадьевич вжал голову в плечи – надежда на простое, но одновременно волшебное объяснение рухнула.

Петр Петрович помрачнел еще больше и резко развернулся к другу.

– Твой сын пудрит мозги моей дочери?!

– Возможно, он передумал… э-э-э… возможно, у них другие отношения…

– Она ему верит! Оля никогда бы! А тут! Он пользуется ее наивностью!

– Какая наивность? – Лев Аркадьевич сделал слабую попытку вступиться за сына. – Она уже была замужем.

– Да, была! И развелась! Потому что Белкин – еще та склизкая сволочь! Крутился вокруг меня угрем! Мерзавец! И я не позволю, чтобы Оле опять причинили боль! Не позволю!

– Какая боль, – буркнул под нос Лев Аркадьевич, – смотрелись они хорошо… Мне кажется, нам лучше не вмешиваться…

– Не вмешиваться? Лева, ты в своем уме?! Твой сын – бабник! И он пудрит, да, именно пудрит мозги Оле! И я об этом ничего не знал, – Петр Петрович резко развернулся к Егору. – Почему ты мне ничего не рассказывал?

– Вы просили приглядывать только за Серебровой.

– Тогда какого черта…

– Свободное время я могу тратить так, как считаю нужным.

Петр Петрович заскрипел зубами. С Кречетовым он разберется позже! А пока нужно вытянуть из этого самодовольного умника всю правду!

– Как давно они вместе?

– Оля встречала Никиту в аэропорту, – не без удовольствия ответил Егор. – Я предложил ей сделать это вместо меня, и она согласилась.

– Что?

– Она написала его имя и фамилию на листе бумаги и…

– Зачем? – теперь уже изумился Лев Аркадьевич.

– Она не хотела, чтобы он ее узнал, – пробормотал Петр Петрович и поднял глаза к потолку. Воображение тут же нарисовало правильную картину: его средняя дочь стоит посреди зала, держа на уровне груди лист бумаги. И она это утаила… Какие напрашиваются выводы? Правильно.

– Но почему? – продолжал недоумевать Лев Аркадьевич. – Зачем?

– Весна, – опять улыбнулся Егор.

Петр Петрович заходил по кабинету. Нужно унять свои чувства, взвесить «да» и «нет», прощупать, спрогнозировать и понять. Понять! Кречетов расскажет только то, что посчитает нужным, у него какая-то своя философия. Честно говоря, это раздражает, злит, но Егор почти всегда оказывается прав. Или не почти? Всегда прав. Не хочется этого признавать, но что поделаешь.

Никита.

Парень, какого черта ты мутишь? Кого любишь? И любишь ли?

Оля.

«С ума можно сойти… вопрос остается прежним: что происходит?»

– Какие отношения у Никиты с Серебровой? – спросил Петр Петрович, останавливаясь. – Только не надо говорить про романтику!

– Секса нет, – усмехнулся Егор и ядовито добавил: – Если вы это имели в виду.

Лев Аркадьевич, хотя и густо покраснел, расправил плечи и приободрился.