— Вовсе нет. Это другое. Он не хочет ребёнка. А мне надобно его сохранить.

Ручки Софи сделав взмах опять упали на грудь.

— Не вероятно. Что на него нашло?

Таня, не собираясь объясняться, отговорилась.

— Это долго объяснять и то совсем не моя тайна… Софи помоги!

— Ты можешь рассчитывать на меня. Сейчас принесу всё необходимое. Княжна, а ты уверена, что тою дорогою пошла, которою надобно было идти? Знаешь, ведь как бывает, потом светло вокруг нас, но поздно!

— Нет, нет. Я всё правильно решила, — заторопилась Таня.

Софи пожала её пальчики.

— Ты главное не волнуйся, всё образуется.

— Я знаю. Главное дотянуть до родов. У тебя ж я помню, была здесь бабка повитуха.

— Есть, есть. Отдыхай. Велю приготовить тебе ванную. Полежишь в травках, успокоишься.

Владимир подчинился жене, обещав не писать Сержу о Танином приезде, и дни закрутились водяным колесом мельницы, с каждым боем часов приближая золотую осень. Вот она уже дохнула ранней прохладой, опутав шёлковой паутиной красные кусты рябин. А за ней пожаловали и дожди. Иногда холодный, косой заряжал на неделю. Тогда топили печи, жгли камин и читали в слух книги. Шёпот женщин и их игру с пытающейся бегать вперевалочку девочкой, прервал пришедший с охоты Владимир. Дочка, обрадовавшись его приходу, оставив их, в момент переметнулась к отцу. Тут же принявшегося пылко осыпать её поцелуями. Он безумно любил этого потешного курчавого ребёнка, и она платила ему тем же. У Тани задрожали под тяжестью слёз ресницы. «Почему Серж такой упрямый. Ведь может случиться так, что её ребёнка никогда не подбросят над собой мужские руки…»

— Золотко моё! Счастье моё! Как я тебя люблю! — тискал он, целуя и целуя дочь до тех пока ребёнок, получив порцию любви, не вырвался на свободу.

— Скучаете, дождь перестал. — Подошёл он к ним присев в кресло.

— И что нас ждёт, дорогой?

— Из-за плавающих ещё туч пробиваются солнечные лучи. Значит, подсохнет жемчугом сверкающая трава, и пойдём гулять.

— Когда вижу росу, всегда мрачнею. Мне кажется, как будто то слёзы земли. — Проговорила печально Таня, торопливо подойдя к окну, стараясь встать спиной и не показать счастливой паре своей тоски. «Ох, как Серж нужен сейчас мне. А он не понимает упрямец этого, и всё взял из-за такого своего упрямства и испортил. Видно так устроен мир, что вечный покой и счастье приводят к уменьшению и уничтожению самого счастья. Поэтому нужны непонимания и неудовлетворённость, которые должны подталкивать человека к борьбе за это самое счастье. Я справлюсь с трудностями, переживу разлуку, подарю ему малыша. Мы простим дуг друга и опять будем вместе».

Владимир с Софьей переглянулись, заметив её состояние, но трогать и надоедать с расспросами не стали.

Глава 43

А в Москве метался Сергей. Он заметил болтающийся из окна спальни жгут из простыней, ещё со двора. С бьющимся сердцем и отчаянной надеждой застать её там влетел в комнату и не обнаружив принялся всё, что попало под руки крушить. Откуда-то из самой глубины вырастала страшная злость. Он привёз лекарство, чтоб лёгким путём избавиться от проблемы, а она опять сбежала. «А что, если она исполнит свою угрозу и исчезнет из его жизни навсегда, да теперь ещё и с ребёнком-оборотнем?! Ребёнком, которого она скоро будет ненавидеть и стесняться». Он испытывал каждый раз тошноту от такой мысли. Сердце его сжималось от жалости и боли, к тому не винному существу — страдальцу. О многом он передумал лежа один в холодной постели. Опомнившись и остыв, он принялся её искать. Про Митрича он уже не спрашивал, знал, что уехал с ней. Первое куда он направил стопы поиска, была усадьба. Но там её не оказалось. Встревоженная приездом барона нянька, разводила руками. Охотничий домик тоже был пуст. Потом объехал все дороги, выспрашивая на всех постоялых дворах о путешествующей одиноко молодой женщине. Но нового ему никто, ничего не добавил. К отцу возвратиться она не могла, иначе Алексей предупредил бы его об этом. «Как сквозь землю провалилась». — Сетовал он. Минутами ему хотелось, во что бы то ни стало, найти её и отшлёпать. А в иные, чтоб делала, как ей заблагорассудиться, лишь бы вернулась. Но случай узнать о ней долго не предоставлялся. По ночам, когда наглая луна лезла в окно, он, крутясь в холодной постели, особенно остро ощущал своё одиночество. Теперь он был не уверен, что брак его останется. Он сам собственными руками сделал себя несчастным и отдалил жену. Ах, как он не хотел об этом думать.

Отшумела золотом и дождями осень. Покрыла мёрзлую землю белой периной зима. Снежинки кружили маленькими зонтиками, укутывая крыши домов, ветки деревьев, а от Тани по-прежнему не было вестей. Всё это время он мало был похож на счастливого человека. А время бежало, вот и зима уже отступила пропуская весну. Сергей никак не мог представить её с большим животом, мягко переваливающуюся на вроде уточки. «Да где же ты, в какую щель забилась?» — гадал он, поглядывая в окно несущейся по городу кареты. — «Весна ведь уже метлой метёт, сгоняя снег, март на дворе. Ей впору со дня на день рожать». Он отчаялся. День ото дня гасла в душе барона надежда разыскать жену. И тут на глаза ему попался управляющий имения Софьи. Серж, приостановив возницу, решил подойти и поинтересоваться делами семьи брата. Тот выложил всё как есть и про Таню тоже. Серж, потерял дар речи. Он никак не мог предположить о таком её ходе, к тому же и Владимир в письмах ни-ни… и сейчас не в силах поверить в свою удачу, вёл себя растерянно и не совсем понятно для управляющего. День выдался хмурым ещё с утра. На улице, сопротивляясь весне и звонкой капели, по-зимнему уныло завывал ветер, гоняя по дорогам и крышам снежные завирухи. Деревья качались, устраивая на прохожих обильный снегопад. Люди, сетуя на непогоду, спешили спрятаться по своим каретам и домам. Они с недоумением пожимали плечами на молодого человека, модно и красиво одетого, но с непокрытой головой, бестолково стоящего посреди дороги. Похоже, он вообще не замечал ничего вокруг. Прошло не мало времени, прежде чем он вышел из забытья и понёсся к карете. Барон даже не вспомнил о том, что не попрощался с управляющим Софи, заскочив домой за вещами, бегом выехал в дорогу. Дороги размыты подкравшейся весной и моросящим дождём. Казалось, что не только карета, а и свинцовые тучи, нависшие над дорогой и цепляющиеся за деревья, забрызганы грязью. А он, не замечая ничего, подгонял и подгонял возницу. В имении его появление было для всех неожиданным. Он сразу признался, чтоб среди семьи не было недомолвок и подозрений, что узнал о живущей здесь жене случайно от управляющего. О таком варианте никто не подумал. Присутствие Владимира с Софи несколько разряжало обстановку, но не успокаивало княжну. Таня отворачивалась от его пытливого взгляда, пытаясь скрыть своё покрытое пятнами личико и интересный животик, и старалась не замечать напряжение на лице мужа, которое он не мог скрыть. Она понимала, что выглядит не лучшим образом и потом, противным давлением в груди, нагоняя слезу, душила обида и сковывала всю её от ног до головы тревога: «Скоро рожать. Какая нелёгкая его принесла и что теперь будет». Серж, когда ехал, лелеял одно желание. Без всяких разговоров, завернув в тулуп забрать жену и, причём сразу же, немедленно. Но потом, посмотрев на этого испуганно прячущегося колобка, раздумал. «Надо попробовать увезти тихо, уговорами». Умные глаза его искрились насмешкою. Попеняв Владимиру за молчание, отправился за ней в спальню. Она не пыталась лечь, стояла у окна, рассматривая ночь, на пьяные от пробивающейся с боями весны звёзды. Какая-то не радостная выдалась эта затяжная весна. Метели, снегопад. Зима переусердствовала, пора бы уж и угомониться. Тане показалось даже особенно мокрая и раскисшая, точь — в — точь, как её настроение. «Скорее бы уж прошли эти кислые месяцы и наступило лето», — с тоской думала она. На его шаги даже не обернулась, просто замерла, зная, что это он. Сердце забулькало, где-то в горле и она, чтоб не упасть схватилась за подоконник.

Они стояли молча. Она, смотря в окно и боясь обернуться, он ей в спину, не решаясь подойти. Наконец он осмелился и, проглотив комок, перекрывающий горло, произнёс:

— На этот раз ты кинула всё, но забрала с собой куклу.

Она не пошевелилась. Не слышно сделав этот последний шаг, обняв её за плечи. На лице его блуждало странное выражение удовлетворения. Губы кривила насмешка.

— Я кинула ей в Митрича под окном.

— Ты же взрослая женщина уже. Зачем эти детские прятки. — Насмешливо спросил он, стараясь казаться спокойным и невозмутимым.

Она обернулась и подняла глаза на его красивое, но сердитое с застывшей улыбкой лицо.

— Серж, это единственный был шанс его спасти.

— Зачем? — резче чем того хотел, осведомился он.

Она порывисто схватила его руку и поднесла к своему животу.

— Мне надо очень многое вам барон сказать. Дайте руку, чувствуете, как он укладывается на сон. Я волнуюсь, не спит и он. Вы мучаете нас обоих, дорогой, — её тон был официальным.

Не владея собой, он отдёрнул руку, как от жала.

— Ничего не желаю знать. Мы едем домой, завтра же. — Забыв обо всём, заявил он.

— Я не поеду с тобой. — Произнесла она всхлипывая. — И я тебя более возле себя не держу.

— Поедешь, куда ты денешься, я ваш муж, сударыня. Надеюсь, вы не забыли ещё об этом.

Она выскользнула из его объятий и, отойдя на безопасное расстояние, произнесла, отделяя каждое слово:

— Барон, я с вами не поеду. И сейчас же убегу. — Её голос звучал хоть и приглушённо, но уверенно.

— Прекрати детские выходки. Ты подвергаешь себя опасности. У тебя вот-вот должны начаться роды, а ты опять пытаешься пуститься в бега. Теперь ты вынуждаешь меня всю ночь держать твои руки.

— Барон, вы жестоки и этим губите нас.

Саданув кулаком в перину и выпустив злость, он помолчал и сменил тактику.

— Ты стала такая трогательно милая и смешная. Танюшка, прекрати ребячество, едем домой. Нужно, чтоб роды принимал доктор, это может быть опасным для твоего здоровья. — Говорил, а в мозгу стучало: «Добраться бы мне любым способом с ней домой. А там я сделаю, что хочу».

— Ах, Серж, всё ж это от того, что ты упрямый. Отчего ж ты его не любишь. Посмотри, как счастлив граф, когда носит на руках или целует дочь. — Прошептала она устало отдаваясь в его руки.

— Это беспредметный разговор, мы говорим о разных вещах и оба хорошо знаем ответ. Он не должен был зародиться в тебе не то, что появиться на свет.

— Но он уже есть, бьётся ножками и толкается, словно хочет прорваться наружу, так о чём же мы ведём спор.

Сергей хотел сказать ей, что он не позволит ему жить, он так решил и так сделает и все её мучения напрасны, но вовремя прикусил язык. Тогда её отсюда пряником не выманишь, а значит, здесь он ничего сделать не сможет. Нужно непременно её вернуть в дом.

— Давай ляжем в кровать, и ты мне всё это продемонстрируешь. Я устал, от твоих поисков от этой бешеной скачки сюда, да и тебе надо отдохнуть.

Его покладистый тон успокаивал, и Таня сдалась. У Сергея зашлось сердце, когда прижатый к нему её живот начал жить и пихаться. «Господи, смилуйся, за что мне такое наказание». Как не сердилась, а его руки жгли, а близость любимого мужчины сводила с ума. Он и сам хотел её безумно, просто не знал, как об этом заговорить, можно ли это… И когда её ручки отправились в опасное исследование Серж не выдержал. Всю ночь он крепко обнимал её, не давая отодвинуться или встать. Утром барон, поднявшись чуть свет, вышел в парк. Морозный воздух вызвал поток теснящих друг друга воспоминаний. Не желая того вспомнил свою сущность, мечущуюся между ребёнком и щенком, и от этого несчастного. Неестественно белое небо слепило. Тишина стояла мёртвая. Ни единого крика, звука. Он высмотрел цепочку елей виднеющуюся вдалеке. Пошёл наугад. Остановившись под деревьями, оглянулся на дом. Вспомнил свой первый приезд сюда. Венчание. Счастливые глаза жены и весёлые катания с горы. Ему захотелось зарычать, оскалив зубы, как загнанному зверю. С трудом справившись с таким не безопасном порывом он, постояв ещё минуту, вернулся в дом. За месяц проявляя изобретательность и красноречие, всё же уговорил её тронуться в путь. К тому времени пробившееся сквозь заслоны зимы весеннее солнце растопило снег и погнало по земле ручьи. В карете по пути домой барон не мог прижать её потеснее к себе. По дороге Серж с Митричем не говорил, но на постоялом дворе определив жену в номер, принялся так же, как и Владимиру укорять, как тот посмел ослушаться и не предупредить его.

— Сударь, вы бы успокоились, — не выдержал тот, — пошто мучаете себя, её. Родить со дня на день бабе, а у вас одни дурности в голове. Какая вам разница, кто там будет, любит она его и, слава Богу. А там, как получится. Кто нынче будущее ведает, одни канальи гадалки.