Таня приготовила ужин, накормила дочь. Наговориться и насмотреться не могла, но Светланка ускакала к подружкам:

— Мамочка, ну извини! Я только к Оле и к Маше на минуточку!

Это означало, что дочь вернется за полночь. А что поделаешь? Около своей юбки не удержишь, выросла.

Одинокий Танин вечер скрасили телефонные разговоры с Василием, который остался ночевать в клинике. Сначала Таня ему позвонила, потом он ей, потом договорились — каждые полчаса выходим на связь. Как подростки, честное слово! Но ведь никто не видит, никто не посмеется!

На последний звонок Татьяны Василий долго не отвечал. Сняв трубку признался: уснул за столом, лицом в бумаги, как пьяница в салат.

— Про пьяницу забудь! И ложись отдыхать немедленно! Ты же… мы же… прошлую ночь…

— Да, — согласился Вася, — потрудились. Но как славно! Обещай мне много таких ночей!

— Хорошо! — как девчонка рассмеялась Таня. — Но сейчас спать и точка!

— Слушаю и повинуюсь.

Он лег в одежде на диван, на котором несколько часов назад валялся Шереметьев. Наш доктор-сноб и вообразить не мог, что его кожаному дивану придется проминаться под спящими мужиками.

Вася уснул, едва коснувшись щекой прохладной обивки.

А следующим утром его разбудило онемение неудобно скрюченного тела. Первым делом Вася посмотрел на монитор. Чертыхнулся, пошел в палату. Все так и есть. Позвонил Шереметьеву. Все, хватит строить из себя нобелевских лауреатов!

— Сколько лет твоему сыну? — спросил Василий.

— Одиннадцатый год.

— Привези его белье и одежду.

— Что… так радикально?

— Да. И диспуты окончены, я везу Кутузова в Москву.

— Согласен.

Шереметьева не решительность Васи убедила, а элементарное чувство самосохранения. Вчера губернатор, даже не предложив присесть, орал на него, брызгал слюной как бешеный. Грозился пустить по миру, в прах развеять его фирму за распространение слухов о его, губернатора, семье. Семен оправдывался, мямлил и потел, чугунная голова гудела, но уже не от похмельной боли, а от страха. Хозяину действительно ничего не стоило сделать из Степана котлету. Хотя формально налоговая инспекция, или прокуратура, или пожарные, или санинспекция не подчинялись губернатору, но стоило тому выдать один звонок, на Шереметьева бы набросились и порвали в клочья. И тогда что бы ему оставалось? Идти в больницу рядовым терапевтом? К Мамке наниматься? Кажется, он видел ее в приемной губернатора. Воронье! Слетелись поклевать!

Думал, что игра беспроигрышная. Заигрался, без козырей остался, и блефовать не получится. Что его может спасти? Московские дела. Если столичные мэтры от медицины подтвердят, что он занимался (и кучу личных денег угрохал!) научно ценным экспериментом, никто не посмеет тявкнуть. И хозяин области сменит гнев на милость. А в отношении его зятька, предположительно спидоносного, надо собрать информацию, на всякий случай.

Глава 19

Булькала гречневая каша

У Татьяны в двух больших кастрюлях на плите булькали гречневая каша со свиной тушенкой и макароны с говяжьей — питание для Миши, когда раздался звонок в дверь.

На пороге стояли Василий и мальчик дет десяти — двенадцати. Увидав мальчика, Таня ахнула.

— Да! — подтвердил Василий. — Это Миша. Пусть у тебя недолго побудет, хорошо? Мне нужно закончить оформление истории болезни. Потом Мишу заберу, и мы сегодня полетим в Москву.

— Я с вами, — быстро решила Таня.

— Где моя мама? — испуганно спросил мальчик.

— Мама скоро придет, — погладил его по голове Василий. — Не волнуйся, тебя здесь не обидят, тут живут твои родственники.

— Я их не знаю!

— Мы дальние родственники, — пришла на выручку Таня. — Проходи, Мишенька. Кушать хочешь?

— Очень.

Василий ушел, а Таня бросилась будить дочь:

— Светланка, подъем! Живо! Мне нужно съездить на работу, а ты вставай и корми ребенка!

Дочь попыталась отбрыкнуться, вчера она поздно пришла, имеет право выспаться, и какой еще ребенок?

— Наш родственник! — гаркнула Таня. — Я кому сказала? Быстро встала и отправилась на кухню! Я уже все сварила. Покорми хорошенько мальчика!

Удивленная Светланка сползла с постели. Мама редко повышала голос, а тут нервно орала на нее, быстро одевалась, в спешке порвала чулки, стянула их, обозвав сволочами, натянула новые.

— Мама, ты джемпер задом наперед надела.

— Холера! — ругалась мама, путаясь в рукавах. — Как сговорились против меня!

— Что случилось? Почему ты психуешь?

— Потом объясню. Обязательно покорми ребенка!


Через три минуты Таня уже выскочила из квартиры, ей нужно было успеть отдать распоряжения на фирме, чтобы ее отъезд не обернулся большими потерями. На ходу ответила на Лизин звонок: тороплюсь, извини, Миша со мной, можно сказать, но с ним плохо, очень плохо.

Потягиваясь, Светланка вышла из спальни. На диване сидел насупленный мальчишка.

— Привет, родственничек!

— Привет!

— Первый раз тебя вижу, откуда ты взялся?

— И я тебя не знаю.

Мише с самого утра, когда очнулся в странной больнице, ужасно хотелось плакать. Он держался, не хныкал, но уже из последних сил.

— Как тебя зовут и фамилия?

— Миша Червяк.

— Как моего папу, значит, ты с его стороны. Похож. А я Света.

Девушка говорила и совершала непонятные действия. Вернее — с удивительными предметами обращалась. Взяла черную коробочку с кнопками, нажала, и включился телевизор. Вот это телик! Огромный экран, цветное изображение! Потом девушка подошла к другому телевизору, напоминающему книжку, с маленьким экраном, включила, и по экрану побежали нерусские слова.

— Что это? — завороженно, забыв о своих страхах, спросил Миша.

— Комп, ноутбук. Хочу проверить свою почту.

— А что такое копм?

— Компьютер. Можно подумать, ты никогда компьютера не видел!

— Не видел. А как он по-другому называется?

— Комп, он и в Африке комп. Хотя раньше, кажется, говорили ЭВМ.

— Не свисти! Я читал про ЭВМ. Они большие, как эта комната. И… тетя, которая ушла, сказала, чтобы ты меня накормила.

— Пойдем на кухню, дитя джунглей.

Светлана обнаружила две большие кастрюли на плите. Мама зачем-то наготовила десять литров примитивного варева. Светланка скривила нос:

— Бурда какая-то. Хочешь горячий бутерброд сделаю в микроволновке?

— А что такое микроволновка?

— Мальчик, ты из какой деревни?

— Сама ты из деревни! Дай поесть! Что там в кастрюле? — От исходящего запаха у Миши потекли слюни и заныло в животе.

— Да пожалуйста! Не жалко. — Светлана поставила перед ним тарелку с кашей.

Она не успела сделать себе бутерброд, как Миша очистил тарелку и попросил добавки. Чай не поспел, а мальчик с третьей порцией расправился. И все время тыкал пальцами по сторонам (на электрочайник, миксер, радиотелефон, музыкальный центр) и задавал один и тот же глупый вопрос: это что?

Светлане мальчишка понравился, странная нежность и теплота к нему возникла, хотя всегда недолюбливала пацанов в этом противном возрасте — от десяти до шестнадцати. И какой, бедняжка, голодный! Жалко, что с головой у него проблемы, форменный дебил.

— Слушай! — пришла ей идея, объясняющая Мишину недоразвитость. — Ты, наверное, из тюрьмы? В колонии родился и воспитывался?

— Сама ты из тюрьмы!

Мишино душевное состояние после пяти порций каши заметно улучшилось. К Свете он не испытывал никакого почтения, даже почему-то казалось, что он главнее ее и право имеет приказывать. Наверное, потому что девушка жила среди сказочных технических новинок, но на положении хуже прислуги. Как она была одета! Так нищие не ходят! Сверху кофточка, из которой Светка давно выросла, смотреть стыдно — пупок не закрывает. А внизу брюки с дырками! Дырка на дырке, даже заплаток не поставили! Во бедность!

— Миша! Не груби!

— А ты не воображай, если даже одеться не можешь нормально.

— Я одеться? Да эти джинсы сто баксов стоят.

— Что такое баксы?

— Доллары, горе луковое! Зелененькие!

— Доллары в Америке, а у нас рубли. Скажешь неправильно?

Ответить Света не успела, позвонили в дверь. Не мама пришла, тетя Лиза прибыла.

Лиза разволновалась после разговора с Таней, не утерпела и приехала. Вдруг ее помощь пригодится. Со Светланкой они расцеловались, и девочка, выуживая тапочки для тети Лизы, поведала, что мама умчалась на работу и подсунула пацана, родственника. Он полный тормоз.

— Какой тормоз? — не поняла Лиза.

— Так говорят: тормознутый, отсталый значит. Да вы сами посмотрите! Спросите его что-нибудь. Например, чем сотовый телефон от обычного отличается.

Лиза и сама бы не смогла объяснить принцип работы сотовой связи, что уж требовать от ребенка. Поэтому к словам Светланки отнеслась без внимания.

Но после часа беседы с перманентно жующим мальчиком Мишей вынуждена была признать: ребенок с большими задержками развития. Возможно, это объясняется хроническим голоданием бедного крошки.


Татьяна управилась быстрее, чем ожидала. Она вызвала на совещание сотрудников и распределила ответственность: ты отвечаешь за этот участок, а ты — за тот, мне звонить только в случае крайней необходимости, считайте период моего отсутствия испытательным сроком, по результатам которого будет пересмотрена зарплата в сторону увеличения или понижения. Вопросы? Нет вопросов, работайте, вперед! И никакой самодеятельности в корпоративной этике и принципах управления персоналом! Последнее замечание Татьяны Евгеньевны никто из сотрудников не понял, и они долго обсуждали, что бы эта загадочная фраза значила.

Дома Татьяна застала Лизу. Подруга и дочь сидели на кухне и таращили глаза на Мишу, который поедал макароны с мясом.

— Мама, ты знаешь, сколько он слопал? — спросила дочь. — Он должен лопнуть! Кастрюлю каши, подчистую!

— Мальчику может стать плохо, — подхватила Лиза. — Давно должно стать плохо, но он все просит и просит! — И перешла на чей-то голос, мужской, шипяще-свистящий: — Родителей этого ребенка надо судить! Его не кормили много дней!

— Ничего страшного! — ответила Таня, которой недосуг было отгадывать, кого пародирует Лиза. — Как ты, маленький? Освоился? — Она погладила Мишу по голове.

Мальчик отозвался на ласку, покрутил головой под Таниной ладошкой и пожаловался на Свету и Лизу:

— Чего они со мной как с кретином?

— Они больше не будут, — заверила Таня и метнула грозный взгляд на дочь и подругу.

— Где моя мама?

— Задерживается, просила передать, чтобы ты не беспокоился.

— У его мамы тоже… — начала дочь.

— Заткнись! — оборвала ее Таня. — Мишенька, пойдем в комнату? У телевизора покушаешь. Хочешь телевизор посмотреть?

— Ага!

Таня объяснила, как пользоваться дистанционным пультом. Мишу восхитила эта игрушка, потрясло и захватило то, что происходило на экране. Стрельба, погони, гонки на заграничных автомобилях… И реклама! Натуральная реклама всяких удивительных вещей. Например, жвачки. Зачем ее прославлять? Если появится в магазине, с руками оторвут. Он сам только один раз пробовал, дали пожевать третьему по счету. Не понравилась, но пацан — владелец жвачки, выдававший ее за плату (рогатками, ножичками), говорил, что сначала жвачка лучше всяких конфет. И еще у того пацана была настоящая шариковая ручка! В этой богатой квартире, заметил Миша, шариковые ручки валяются где попало. Если одну тихонько в карман положить, ведь не заметят? И поменять потом у Вовки на водяной пистолет, или у Сашки на несколько дней попросить настольную игру «Хоккей» — предмет всеобщей зависти.

Он тихонько встал, подскочил к столу, взял ручку и засунул ее в карман. Рядом лежала симпатичная коробочка с кнопками, вроде того пульта, который телевизором управляет. Секунду поколебавшись Миша и коробочку отправил в карман, быстро вернулся на диван. Добрая тетя Таня не забывала приносить ему покушать.

— Откуда этот дебил? — спросила на кухне Татьяну дочь.

— Не смей так говорить!

— Танюша, — подхватила Лиза, — но мальчик действительно умственно отсталый.

— Он близкий родственник? — допытывалась Светланка. — Не знала, что у нас в роду заскоки прослеживаются.

— Кроме тебя, ни у кого заскоков не наблюдается. И мальчик этот тебе родственник ближе не придумаешь. Это твой отец.

Дочь и подруга имели право знать правду, рассудила Таня. Но она не ожидала реакции, которая последовала.

— Что-о-о? — испуганно завопила Светланка.

А Лиза принялась причитать голосом Фаины Раневской:

— Что же делается! Муля, не нервируй меня! Сама не нервируйся! Мы тебя обязательно вылечим!

— Где папа? — потребовала Светланка. — Где мой папа?

— Смотрит телевизор в комнате. И я не сошла с ума. Сейчас отнесу ему добавку и все вам расскажу. Лиза, а ты пока Светланке втолкуй, что ее отец три месяца назад нас бросил.