Они поужинали и даже потанцевали. После полуночи так же пешком вернулись в отель. Прощаясь, Александр протянул Анне свою визитку.


– Может быть, когда-нибудь судьба и сведет нас снова, но, может, и нет. Я хочу, чтобы вы знали, что я всегда буду рад услышать ваш голос, Анна. А, если вам, не дай Бог, понадобится помощь, тогда звоните обязательно, не задумываясь.


– Спасибо. – Ответила Анна Сергеевна. – И за телефон спасибо и за отличный вечер. Признаюсь, мне уже давно не было так хорошо.


– Вы просто очень устали от всего, это я вам как врач говорю, можете мне верить. Вам просто надо было сменить обстановку.


– И сходить на свидание. – Она улыбнулась.


– И это…да…нужно. – Он кивнул и тоже улыбнулся. – Вы красивая умная женщина, Аня, и я желаю вам удачи. Любите себя, любите своих детей. Любите мужчину. Но самое главное будьте сами любимы. Это даст вам силы. И никогда не думайте, что вы виноваты… В том, что произошло, нет вашей вины. А так вам тяжело будет принять… новое счастье. Оставьте свое прошлое в прошлом. – Он замолчал, подбирая  русские слова. – Закройте все… за дверью и потеряйте от нее ключ. У вас все еще будет, все еще впереди.


– Звучит обнадеживающе. – Анна взглянула на мужчину.


– Только так.


– Вы хороший доктор – я с первого же сеанса почувствовала улучшение, – пошутила она.


     Александр улыбнулся.


– Благодарю. Мне тоже было очень хорошо с вами. Очень жаль, что я не подошел к вам раньше. Всегда буду ругать себя за это.


– А может так и нужно? Если бы мы встретились раньше, то могли бы уже надоесть друг другу, – усмехнулась Анна Сергеевна.


– Может быть. Или было бы время наделать… глупости. – Серые глаза внимательно смотрели на нее. Акцент снова проявился сильнее… Пора прощаться, а то время наделать глупостей еще есть.


– До свидания, Александр. – Анна грустно улыбнулась. Она знала – ему уезжать рано утром. – Ночь уже на исходе, вам надо отдохнуть перед дорогой.


     Мужчина взял ее руки в свои и вдруг прильнул к ним губами. Анна едва сдержалась, чтобы не качнуться к нему, хотя желание в один момент просто захлестнуло ее. Но Александр уже поднял голову.


– Будьте счастливы, Аня. Я желаю вам этого очень-очень.


     Анна прикрыла глаза и чуть кивнула головой, соглашаясь с его словами.


– И вы, Александр, будьте счастливы.


     Взглянув на прощание друг другу в глаза, они разошлись.




     А через день после отъезда Александра разразился шторм. Он был не очень сильный, да и синоптики накануне его предсказывали. По словам метеорологов это были всего лишь слабые отголоски какого-то там тайфуна, пронесшегося (к огромному счастью!) далеко-далеко отсюда, и лишь краешком захватившего их побережье. А так, в принципе, непогода, как непогода – затянутое тяжелыми темными тучами небо полдня извергало на землю потоки дождя, дул сильный ветер. Столбик термометра резко упал на десяток градусов. Для всех отдыхающих, может, это и было кошмаром, но для закаленных и не такими проделками природы россиян сей факт не оказался чем-то очень уж неприятным. Нерадостным – да, но не совсем уж трагическим. Можно было вдоволь поваляться в номерах, попробовать кучу блюд, на дегустацию которых до сих пор не было времени – все старались как можно быстрее убежать из отеля на улицу навстречу солнцу и развлечениям. Да и вообще – почему бы не дать организму небольшой отдых?  К тому же по прогнозам метеослужбы непогода должна была продлиться всего сутки, то есть  утро следующего дня обещало быть уже солнечным.


     А вообще настроение природы полностью было подстать настроению Анны Гореловой. Ей так же было грустно, так же что-то клокотало внутри, но пока не находило выхода. Их группа собралась в одном из номеров и дружно резалась в карты. Анна играть не любила и, зная это, ее оставили в покое, и она осталась   в своем номере, предаваясь легкому унынию, и попутно пытаясь разобраться в себе.


     После обеда закончился дождь, и, несмотря на то, что ветер продолжал дуть с такой же силой, на улице заметно потеплело. Люди накинули легкие куртки и кофты и начали выходить на улицу. Анна предупредила родных и, прихватив тонкую ветровку, тоже пошла прогуляться.


     Неспеша бродила она по дорожкам вокруг отеля, и вдруг ей очень захотелось к морю. Оно было совсем рядом, и Анна решительно повернула к нему.


     На берегу было почти безлюдно – так, всего несколько человек, кто по одиночке, кто парами, бродили по ставшему вмиг неприглядным песку. Анна, сунув руки в карманы куртки, подставила лицо сырому, но теплому ветру, и  с удовольствием вдохнула запах моря. Сейчас, после шторма, к обычному морскому запаху примешивалось что-то еще, непонятное для Анны. Солоноватый привкус ощущался прямо на губах. Волны с шумом накатывались на берег, набивали зеленоватую пену и, словно враз теряя силу, ослабевшие, отступали обратно. Анна Сергеевна неспеша шла по безлюдному берегу. Она специально пошла в другую сторону, сейчас ей не хотелось никого видеть, никого, даже посторонних людей. Она просто шла и думала о своем… Александр уехал, но почему-то тоски по нему она не испытывала. Она не успела привыкнуть к нему, не успела прочувствовать теплоту каких либо чувств к этому человеку. Но и в то же время Александр разбудил в ней желание. Вот так, не сделав ничего, не коснувшись ее тела, он заставил ее почувствовать тоску по мужчине. Заставил Анну задуматься о том, что она должна и может быть счастлива, может быть любима. Нужно только суметь встряхнуться, нужно освободиться от непонятного и совершенно необоснованного чувства вины (Бог мой, перед кем и за что?!), и начать жить дальше. Может быть, даже начать с чистого листа…


     …И при всем при этом все чаще и чаще Анна вспоминала Харламова. Отчего? Почему? Что для нее этот человек? И что я сама для него?


     Анна Сергеевна прошла уже довольно большое расстояние, когда песчаный пляж вдруг сменился на покрытый галькой берег. Она приостановилась, развернулась лицом к морю. Ветер, еще довольно сильный, с удовольствием обвивал ее ноги длинной шифоновой юбкой, трепал распущенные волосы, иногда закидывая пряди ей на лицо. Анна не стала застегивать куртку – даже здесь, у самой воды было довольно тепло. Ей вдруг захотелось раскинуть руки и полностью отдаться уже заметно ослабевшей стихии. И, совершенно не заботясь о том, что ее кто-то может видеть, она распахнула свои объятия морскому ветру. Чуть запрокинув голову и прикрыв глаза, Анна простояла довольно долго, с удивлением ощущая, как с каждым порывом ветра из нее словно уходит какая-то тяжесть. Вдыхая непонятно чем пахнувший (хотя почему же  непонятно чем – конечно же, морем!) воздух, отдаваясь власти до сих пор неугомонившейся стихии, Анна чуть не плакала от нахлынувшего вдруг ощущения счастья. Только сейчас она буквально каждой клеточкой своего тела прочувствовала сладостное ощущение СВОБОДЫ. И наплевать, что на небе нет солнца, что на плечи накинута куртка, а сильный сырой ветер норовит сорвать ее и утащить куда-то! Наплевать, что море сейчас совсем не красивого цвета, а тяжелое и темное, как и нависшее над ним небо.  Шум набегающих волн звучит, словно неслыханная песня, и все кругом настолько свежо и прекрасно, как не может быть прекрасно в обычный солнечный жаркий день, когда на пляже будет полно народу. Тогда все будет по-другому, не так… Все снова превратится в красивую глянцевую фотографию, похожую на рекламный буклет. А сейчас все здесь настоящее, такое, каким и должно быть на самом деле. И, если не оборачиваться назад, то не увидишь и край гостиничных корпусов, притаившихся за небольшим сквером. И тогда можно немножко обмануть себя, решив, что ты здесь сейчас совсем одна наедине с природой… И с самой собой – такой счастливой, свободной и …ПЕРЕРОДИВШЕЙСЯ. Да, я буду теперь другой – твердо решила Анна, глубоко вдыхая показавшийся вдруг таким вкусным воздух, подставляя лицо шалуну-ветру, и вглядываясь в серую морскую даль, словно именно оттуда вскоре должны будут показаться алые паруса…



                                                                                    * * *



     Когда Анна Сергеевна вошла в ординаторскую, Харламов, сидя за столом, что-то писал. В кабинете больше никого не было. Горелова поздоровалась. Он, бросив на нее быстрый взгляд и коротко кивнув, ответил, и снова продолжил свою писанину.


     Анна почувствовала какое-то напряжение между ними. Конечно, в большие друзья друг другу они не записывались, но и такой прохладный прием ее не порадовал. Может быть, место пригрел, уступать не хочется? Она же его совсем не знает… Хотя думать так и не хотелось, и даже было как-то неприятно такое представить, но…Да и вообще много всего могло произойти за то время, что ее не было на работе.


     … А позади были полтора совершенно сумасшедших месяца, за которые Анна Сергеевна Горелова пережила сразу столько событий, испытала столько эмоций, сколько не испытывала за такое короткое время уже давно. А может, и вообще не испытывала. Две недели, проведенные в Турции, встреча с Александром. Спустя несколько дней по возвращении домой, они с Любашей снова собрали чемоданы и уехали к Артему. Устроив дочь в общежитие, и, уладив прочие мелочи, Анна погостила у сына еще пару дней и, наконец, вернулась домой. Сначала ей казалось, что после всей этой суеты и переездов, очутившись в родных стенах, она какое-то время будет просто тупо лежать, есть, спать – одним словом – отдыхать. Но дома было пусто и жутко одиноко. Дети звонили часто, она сама звонила им, только все это было не то. Хоть и не сидели они постоянно с Любашей в обнимку, но Анна всегда знала, что она рядом, что хоть поздно вечером, но услышит ее голос, увидит дочь. А теперь та была далеко. От тоски по ней у матери ныло в груди. Она по несколько раз просыпалась за ночь, вертелась в постели, думая обо всем сразу, а больше всего о Любе. Днем тоже было тоскливо, тем более, что заняться Анне дома было совсем нечем. Она никогда не вязала и не шила, книги, за какую бы она не взялась, казались сейчас почему-то  неинтересными и даже скучными. Телевизор внушал ужас сообщаемыми новостями и пустыми однотипными фильмами. Промучившись так оставшиеся от отпуска три дня, Анна с удовольствие вышла на работу. А тут такой напряженный прием… Мог бы хоть сделать вид, что ему приятно видеть свою начальницу!


   Словно сговорившись, в ординаторскую вошли друг за другом коллеги.


– О! Анна Сергеевна! С выходом! Как отпуск? Как отдохнули? Ну, рассказывайте! На работу, наверное, неохота? Мне, например, точно никогда не хочется после отпуска выходить! Как Турция? – Реплики коллег слились в длинную речь, и Горелова сначала даже запуталась – кто и что говорит. Но ей были рады – это чувствовалось в интонациях, и было видно по широким улыбкам.


     Пришлось на несколько минут отложить начало рабочего процесса – народ жаждал получить ответы на заданные вопросы. Поболтав с коллегами, Анна Сергеевна поинтересовалась:


– Ну, а у нас тут как дела? Иван Николаевич вас не обижал? – она взглянула на Харламова, но он просто молча посмотрел на нее и снова уткнулся в бумаги.


– Нормально. Пациенты чувствуют себя каждый по-своему, мы тоже. Иван Николаевич держался молодцом, хотя порой было несладко. А так всё как всегда, – ответил за всех Крымов. – Я лично со следующей среды в отпуск. Еще раз отдежурю и адью! – он взмахнул рукой.


     Потом Анна Сергеевна отправилась в свой кабинет. Здесь все было так же как перед ее отъездом, разве что на столе появились еще какие-то бумаги. Складывалось ощущение, что заменявший ее Харламов почти здесь не бывал. Или не хотел привыкать, или…. Додумать она не успела – коллеги пришли на пятиминутку.


      Незаметно пролетели два дня. С выходом на работу Анна Сергеевна почувствовала себя значительно лучше. Она вновь оказалась в привычной среде, и это отвлекало ее от мыслей о дочери. На все грустные размышления у нее просто не стало оставаться времени. Иногда ей вспоминался Александр. Она не успела понять его, не успела привыкнуть к нему. Но в памяти навсегда остался его голос с акцентом, его улыбка, и его необычный жест при прощании, когда он поцеловал ее руки. Именно этот жест больше всего сказал о его отношении к ней. Он желал ее, но сдержался. И не дал ей самой возможности проявить свои желания. Они оба не были готовы к более близким отношениям, да вряд ли вообще стоило о них думать. Не всегда физическая близость служит укреплению отношений. Может быть гораздо лучше, что они расстались просто как добрые знакомые. У Александра была жена, и он явно любил ее. Ломать, как говорится, не строить. А сломать даже очень дорогое можно довольно быстро – уж в чем, в чем, а в этом Анна убедилась на собственном опыте. Но, несмотря ни на что, ей было теперь как-то по особенному приятно и тепло оттого, что был на этой земле мужчина,  которому она понравилась и как человек и как женщина… Она не собиралась поддерживать с Александром дальнейших отношений, но воспоминания о нем всякий раз вызывали у нее мягкую улыбку.