Вечер продолжался. Народ поддал жару и скоро стало совсем весело. Наконец объявили танцы, и Анна вышла из-за стола. Поправив в дамской комнате макияж, Горелова не пошла в зал, а остановилась в фойе. К ней подошел Рябов.


– Вечер хорош, а грустно все-таки, правда?


– Да уж. – Согласилась Анна.


– Как вам, кстати, с новым коллегой работается? Поладили?


– Нормально.


– Вот ведь как получается порой – мы одного из своих лучших работников столице отдаем, а она нам взамен свои кадры направляет.


      Горелова удивленно подняла брови. От вездесущей Ниночки она знала, что Харламов приехал из какого-то небольшого городка, но не как не из Москвы.


– Смотрю – вы удивлены? Да-да, Иван Николаевич действительно работал в столице, причем довольно долго. Потом жизненные обстоятельства изменились. Так он и попал к нам.


– А говорили, что он откуда-то из небольшого городка.


– Да, было дело. Он уехал в этот город, а там главврачом мой давний приятель работает. Он посмотрел – посмотрел на Ивана Николаевича в работе и за голову схватился. Специалист такого уровня да в их небольшой больнице – это же мезальянс, честное слово! Он мне так прямо и сказал, когда предложил Харламова к нам. В их больнице ведь путного оборудования нет, а тут такой спец! Завянет ведь человек, загубит мастерство! Бери, одним словом, не пожалеешь! Вот я и взял, тем более что наш горячо любимый Николай Матвеевич засобирался в дорогу. Как думаете – не прогадал я?


– Коллеги о нем хорошо отзываются, а я пока ничего сказать не могу. – Анна пожала плечами. За эти две недели они и виделись-то с Харламовым всего несколько раз, а совместных дежурств, как и операций, вообще еще не было. – Вместе мы пока еще только в ординаторской пересекались. – Но услужливая память тут же подкинула, словно обрывочные кадры кино – промозглый ноябрь, ярко-красная иномарка, мужские руки, ловко управляющиеся  со шприцем…


– Ну что ж, как говорится, время покажет… Будем надеяться, что не прогадаем, а то терять сразу двух спецов… Сама понимаешь, как-то не очень приятная перспектива.


      Они переглянулись.


– Не поняла…


       Рябов усмехнулся.


– Да ладно вам, партизаны… А то я не знаю, что Яковлев, как только сам более менее устроится, так и вас к себе перетащит. Вы же не можете друг без друга.


      Анна пожала плечами, раздумывая, что ответить, но тут в зале заиграла медленная музыка.


– А что, Анна Сергеевна, пойдемте, потанцуем? – Предложил вдруг Рябов.


      Несколько пар уже танцевали. Главный аккуратно взял ладонь Анны в свою, и довольно уверенно повел ее в танце. Рядом Крымов обнимал Ниночку и рассказывал ей что-то. Встретившись с Анной глазами, он хитро ей подмигнул. Анна улыбнулась в ответ. Из-за стола поднялись блондинка Регина и Харламов. Она вся прямо светилась от счастья, и с первыми же движениями прижалась к партнеру весьма откровенно. Харламов повернул голову, Анна не успела отвести взгляда. И неожиданно для самой себя смутилась. Почувствовав, как румянец предательски заливает щеки, она резко отвернулась. Горелова не видела, как удивленно изогнулись харламовские брови.


      «Что это со мной? – Принялась она ругать себя. – Что это ты вдруг раскраснелась, как девчонка? Что тебе за дело до них? Ну, танцуют люди, и ты танцуй.» Тут Рябов отвлек ее каким-то нейтральный разговором, и Анна постепенно успокоилась. Но потом почему-то старалась не смотреть в сторону Харламова.


      Вечер шел своим чередом. Тосты сменялись танцами, танцы развлечениями. Анна засобиралась домой в одиннадцатом часу. Выбрав момент, пока народ пошел в очередной раз танцевать, она подошла к Яковлеву.


– Ну, что, дорогой, я пришла попрощаться.


      Николай Матвеевич, конечно же, клещом вцепился в нее, пытаясь уговорить остаться. Но Анна была неумолима. Он пошел ее провожать.


– Погоди, я тебе такси поймаю!


      Апрель вступал в свои права. На улице было довольно тепло, пахло весной и еще чем-то сладковатым. Центр города уже давно попрощался со снегом, вокруг было сухо и чисто. За закрытой дверью ресторана играла музыка, веселились люди, а здесь, на крыльце, было тихо и спокойно. Анна с удовольствием вдохнула свежий воздух и, слегка подняв голову, почувствовала на лице мягкое прикосновение теплого ветерка.


– Хорошо, правда? – тихо спросил Яковлев.


– Очень. – Одними губами прошептала Анна.


     Подъехало такси.


     Николай Матвеевич вдруг развернулся к Гореловой, крепко обнял ее.


– Эх, Анька, знала бы ты, как мне тебя будет не хватать! И как я тебя люблю!


– Я тоже, Николай Матвеевич!


– Я серьезно тебе говорю! – Он слегка отстранился, не выпуская ее из объятий, заглянул Анне в глаза.


– И я серьезно.


– Ладно, я тебе, как всегда, верю. Ох, и жалко мне тебя тут оставлять. А в том, что я тебя к себе потом все равно перетащу – можешь даже не сомневаться. И мужика тебе хорошего найдем. Если сама здесь не найдешь, то я столичного жениха подберу.


– Ты, главное, сам как следует там устраивайся, я уж как-нибудь здесь поживу. Ладно, давай прощаться, а то машина уже ждет.


– Мы об этом еще поговорим. Позже.


      И Яковлев снова сжал ее в объятьях, потом крепко поцеловал прямо в губы.


– Ну, давай уже, иди. Долгие проводы – лишние слезы.


      Он посадил Анну в машину, заплатил водителю.


– Доставьте это сокровище в лучшем виде!


      Таксист улыбнулся и кивнул.


– Сделаем.



                                                                                         * * *



     Утро следующего дня началось с того, что она чуть не проспала. Вернувшись с банкета, Анна долго не могла уснуть. Крутилась в постели, передумала обо всем на свете, начиная с самого вечера и заканчивая, как всегда, крахом ее благополучной жизни. Задремала под утро, да так, что даже звонок будильника не услышала.


     Спасла мать от опоздания Любаша, которой в этот день нужно было ко второму уроку. Дочь проснулась от звонка своего телефона. Пошла умываться и, не услышав привычных звуков материных хлопот, заглянула к ней в спальню.


– Мам, ты еще спишь?


     Анна подхватилась, как ошпаренная. Успев только умыться и, наспех расчесавшись, собрать волосы в хвост, она торопливо оделась. Взрослая дочь с улыбкой наблюдала за суетящейся матерью.


– Мам, ты, как в армии, честное слово. – Она глянула на часы. – У тебя даже есть пять минут, чтобы съесть бутерброд.


– Зайка, какой бутерброд!


– Нормальный, мам. Тем более что я его уже соорудила.


– Ты хоть сама-то поешь! Я на работе чем-нибудь перекушу.


– Мам, ты вполне успеешь. А накрасишься уж точно на работе. Я косметичку тебе в сумку положила. И свежий халат тоже там.


– Спасибо, умничка ты моя! И что бы я без тебя делала?


      Анна и на самом деле успела проглотить бутерброд и  чашку чая, и, схватив протянутую Любой  сумку, поспешила из дома.


     Горелова торопливо шагала по коридору больницы, ругая себя за то, что проспала. Первый день в новом качестве следовало бы начать не с суетливой беготни и ненакрашенного лица, а с нормального появления перед коллегами. Хотя коллеги сегодня тоже далеко не все будут выглядеть нормально. Если она сама ушла с банкета в одиннадцать, то многие вообще неизвестно во сколько оказались дома.


      Так и вышло. В ординаторской уже вовсю пахло крепким кофе, а лица некоторых товарищей выглядели слегка помятыми. Некоторые вообще еще отсутствовали.


     На ненакрашенную Анну глянули с пониманием, поздоровались приветливо, но не дружно. Она смутилась, почувствовав себя такой же, как и все, страдалицей. Усевшись за свой стол, Горелова полезла в сумку за халатом. И с удивлением заметила, что коллеги дружно уставились на нее.


– Что? – Анна выглянула из-за сумки.


– Анна Сергеевна, мы, конечно, непротив, но у вас теперь вроде бы как свой кабинет …


     Горелова замерла. Несколько пар глаз с удивление смотрели на нее.


– И что?


     Весельчак Крымов с тяжелым вздохом поднялся и, налив в чашку горячий кофе, водрузил ее перед нею.


– На, попей и иди к себе. Приводи себя в порядок и начинай работать. Мы понимаем, что ты хочешь быть ближе к народу, но ты теперь наш начальник, так что изволь соответствовать. Пятиминутку проведем через полчаса, пусть все подтянутся.


     Анна глянула на коллег. Те согласно закивали. Сунув пакет с халатом обратно в сумку, она встала со стула и, прихватив чашку с кофе, пошла на выход. В дверях она столкнулась с  входящим Харламовым. Тот посторонился, пропуская ее. Стараясь не расплескать кофе, Анна замедлила ход.


– Здрасте, – темные глаза с любопытством разглядывали ее лицо.


– Здравствуйте. – Анна готова была сквозь землю провалиться от этого взгляда. – Пятиминутка через полчаса. – Брякнула она зачем-то, и шагнула в спасительный коридор.


     Войдя в свой новый кабинет, Горелова закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, словно боясь, что кто-нибудь сейчас же шагнет за ней следом.


     В кабинете все было привычно. Сколько уже лет она сиживала здесь, вот за этим столом, обсуждая проблемы, решая разные дела или просто ведя задушевные беседы с Яковлевым. Последние годы Анна еще и исполняла обязанности завотделения, когда он уходил в отпуск. Но даже в это время она никогда не занимала его кресла, садилась за общий стол. А теперь ей придется сидеть на другом месте, смотреть на всех с другой стороны, решать все проблемы уже самой…


     Анна шагнула вперед, поставила чашку на край стола, положила рядом сумку. Блин, его нет еще только первое утро, а она уже так скучает по нему! Ну, Яковлев, ну удружил!


     Через полчаса все собрались у нее. Народ явно пришел в себя, дамы подкрасили губы, от мужчин попахивало сигаретами и кофе. Сама Анна тоже привела себя в порядок и даже собралась с мыслями, и потому, оглядев всех, заговорила спокойно и четко:


– Доброе утро, уважаемые коллеги. Сегодня мы начинаем день вот с такого обновления. – Она положила ладони на стол, имея в виду себя на новом месте. – Но я очень надеюсь, что никаких других перемен в нашей работе больше не будет. Трудиться будем также слаженно, по крайней мере, я очень этого хочу.


     Она снова взглянула на коллег. Все смотрели на нового начальника открыто и без тени насмешки. Это Анну успокоило и порадовало. Будем надеяться, что перемен к худшему действительно не будет.


– Ну что, тогда начнем, благословясь! – Она взялась за бумаги.


     Ближе к полудню в кабинет заглянула Ниночка.


– Анна Сергеевна, я в буфет. Вам чего-нибудь надо?


      Горелова оторвалась от очередного бланка, глянула на часы.


– Ого, уже сколько времени! Да, Нина, принеси мне пару пирожков с яблоками.


– Чайник поставить?


– Нет, я сама.


     Заглянув в шкаф, где у друга всегда было что и из чего выпить, Анна Сергеевна обнаружила на полке непочатую бутылку хорошего коньяка, а под ней записку от Яковлева. «Анька, привет! Будет грустно – причастись,  да и за нашу дружбу можешь смело выпить. Я тебя люблю». В горле неожиданно запершило. Блин, Яковлев, как же долго я буду привыкать быть без тебя! Анна улыбнулась и нежно погладила холодный бок бутылки.


– Анна Сергеевна! – Ниночка уже вернулась с пакетом пирожков. – Представляете, наши-то вчера только в два часа из ресторана разошлись!


– По некоторым заметно. Хорошо еще ночь прошла спокойно. – Усмехнулась Горелова, берясь за чайник.


– О, да, это точно! Я и сама переживала!


     Что ни говори, а болтушка Ниночка была операционной сестрой от Бога. Она работала в отделении третий год, но все уже давно убедились в ее ловкости и понятливости. Когда она работала с бригадой, ее язык словно терял способность шевелиться – она становилась молчаливой и сама вся обращалась в слух и внимание. Любого врача она понимала буквально с одного взгляда, появлялась там, где это требовалось, делала все быстро и аккуратно.


– А вы совсем рано ушли… – продолжала вещать Ниночка. – Я даже не заметила, подошла потом к столу, а вас уже и нет.


– Да, вы с Крымовым как раз танцевали.


– Ага. – Ниночкины глаза хищно блеснули. – А знаете, с кем наш новенький ушел?


     Анна молча глянула на медсестру.


– С Регинкой, представляете? – Нина округлила глаза, изображая возмущение. – Она весь вечер от него ни на шаг. Так и вилась вокруг. Он всего пару раз и танцевал с другими, а так все она к нему липла.