— Будет рвать и метать. В этом можно не сомневаться.

— Станет говорить, что король покровительствует брату королевы, а своего отвергает.

— Он много чего наговорит, потом утопит разум в мальвазии и выдумает какой-нибудь честолюбивый план.

Как мне хотелось покинуть двор с его интригами. Сердце мое было в Миддлхеме. Ричарда, думаю, тоже. Я была у Ричарда, когда к нему ворвался Кларенс. Ричард отпустил всех, и я осталась одна с ним и его братом.

— Я больше не буду терпеть, — выпалил Кларенс. — Против меня устроен заговор.

— Георг, никакого заговора нет, — начал было Ричард. — А если ты имеешь в виду бургундское сватовство...

— Брат не разрешает мне выступить соискателем руки. Однако это ничтожество... этот выскочка Риверс...

— Георг, Эдуард с самого начала знал, что Риверс будет отвергнут.

— Он меня оскорбил. Выходит, я недостаточно хорош. Я, королевский брат, герцог Кларенс из дома Йорков... а какой-то дурачок... только потому, что он брат этой... ведьмы! Боже, пошли мне терпения. Сколько еще сносить подобные обиды? Я... имеющий право на корону Англии...

— Георг, думай, что говоришь, — перебил Ричард.

— А ты, братишка, лизоблюд. Твердишь, что Эдуард король. Пляшешь под его дудку. Ты его любимый брат потому, что у тебя нет мужества. Мы должны восстать против него... вдвоем.

— Это измена, — сказал Ричард. Кларенс засмеялся.

— Преданный братишка. Разве не всегда было так? Эдуард прав. Эдуард само совершенство. Надо повиноваться Эдуарду, даже когда он женится черт знает на ком. Да ведь Эдуард всю жизнь гоняется за юбками... и слеп ко всему прочему. Его обвела вокруг пальца ведьма, ставящая свою родню выше нас. Это конец.

— Смотри, Георг, как бы это не стало концом его к тебе снисходительности.

— Терпеть я больше не буду.

— Ты ничего не терпел. Мария сама выберет себе мужа. Если пожелает тебя, - предложение будет сделано, а Риверс в роли жениха вызовет у нее презрительный смех, не сомневайся.

— Наш брат, наверно, спятил, разрешив предлагать ей Риверса.

— Разрешил только потому, что это предложение не будет воспринято всерьез.

— Наша сестра хочет меня в женихи Марии. Она так сказала.

— Георг, если Мария хочет тебя в женихи, то Бургундия наверняка будет твоей.

— Эдуард постарается помешать этому.

— Поживем — увидим.

— Нам бы следовало восстать против этого тирана. О, я знаю тебя, маленький Глостер. Ты никогда не восстанешь против Эдуарда... как бы он ни обращался с тобой.

— Я видел от него только любовь и доброту.

— Потому что всегда был лизоблюдом.

— Может, тебе лучше быть немного преданнее королю?

Георг в раздражении вышел из комнаты. Когда дверь закрылась за ним, Ричард сказал:

— Видишь, какой несдержанный? Надеюсь, он за это не поплатится.

— А если и поплатится, то винить ему будет некого, кроме себя.

— Его разгорячило вино. Со временем он успокоится.

— Надеюсь, это произойдет скоро. Похоже, ему очень хочется обзавестись новой женой, хотя Изабелла умерла совсем недавно. Я думала, он любил ее. Она-то его любила.

— Георга любили многие. Я часто тебе рассказывал, что Маргарита и Эдуард души в нем не чаяли. Георг любит только себя. Лелеет сумасбродные мечты. Видит их конечную цель, но отказывается принять то, что необходимо для ее достижения. В этом его несчастье. Он уже рвался к трону при поддержке твоего отца. И не хочет понять, что Эдуард проявил изумительную доброту, приняв его снова... обойдясь с ним как с братом. Этот урок усвоил бы кто угодно. Но Георг ничему не учится. Я боюсь за него и за нас.

— Ричард, — сказала я, — у тебя столько забот. Хорошо бы нам вернуться домой и спокойно жить.

Ричард вздохнул, и я поняла, что он разделяет мои желания.

Кларенс определенно пришел в бешенство. Гнев его был направлен главным образом против Вудвиллов, и он решил свести с ними счеты.

Сперва появился слух, глубоко меня потрясший.

Услышав, как две женщины, приехавшие со мной из Миддлхема, ведут разговор про Изабеллу, я пожелала узнать, что говорят они о моей сестре. Обе сперва испугались, но я настаивала.

— Миледи, ходит слух, что ее отравили, — сказала одна.

— Отравили? Мою сестру? Неправда.

— Так говорят, миледи.

— Я хочу узнать об этом побольше.

— Герцог, миледи, вне себя от горя.

«Вне себя от горя! — подумала я. — Не похоже, раз мечтает о браке с Марией Бургундской».

— Говорят, он решил найти виновников. Больше женщины ничего не могли сказать.

Я спросила об этом у Ричарда.

— Подобные слухи часто возникают, — сказал он. — Не стоит обращать на них внимания. Возможно, кто-то сказал, что Изабелле было рано умирать, вот и началось. Когда кто-то умирает, люди всегда готовы подозревать отравление.

— Изабелла никогда не отличалась крепким здоровьем.

Ричард встревоженно поглядел на меня. Я догадалась, о чем он думает. «Почему Уорик, сильный мужчина, и его здоровая жена произвели на свет только двух хрупких дочек?» Видимо, такая мысль приходила ему часто. После смерти Изабеллы его беспокойство о моем здоровье усилилось.

Я подошла и коснулась его плеча со словами:

— Я буду жить долго. Должна... ради тебя и Эдуарда. А Изабелла... последний ребенок, маленький Ричард, доконал ее. Она была нездорова. Рожала до этого три раза... между двумя последними перерыв оказался небольшим. Слухи об отравлении — ерунда.

После смерти Изабеллы Анкаретта Твинихо вернулась в Сомерсет, в родную деревню, решив жить там, среди родных. Не сомневаюсь, что благодаря рассказам о дворе и знати она стала видной особой в кругу односельчан.

Анкаретта служила и моей сестре, и королеве, чем привлекла к себе внимание Кларенса.

Должно быть, он сам распустил слух, будто Изабеллу отравили, а поскольку его ненависть к семейству Вудвиллов усиливалась соперничеством из-за руки Марии Бургундской, решил каким-то способом открыть всем глаза на их подлость.

Поехав с отрядом стражников в Сомерсет, он разыскал там Анкаретту Твинихо. Стражники схватили ее и отвезли в графство Уорик для суда за убийство моей сестры и ее младенца.

Кларенс намекал, что она была служанкой королевы и королева поручила ей отравить мою сестру вместе с ребенком.

Он сам назначил судью и присяжных, те по его приказу признали Анкаретту виновной и приговорили к смертной казни через повешение.

Приговор был исполнен незамедлительно.

Это известие привело меня в ужас. Я хорошо знала Анкаретту. Она была совершенно не способна на такое деяние. Питала привязанность к Изабелле и любила всех детей.

Кларенс помешался. С какой стати ей было отравлять Изабеллу? По его намекам, она исполняла приказ своей госпожи, королевы.

От возмущения Ричард вышел из себя.

— Что за дурак мой брат! — воскликнул он. — Действует, совершенно не думая. Хочет нанести удар Вудвиллам, а губит совершенно неповинную женщину. Они же теперь начнут действовать против него еще активнее, чем раньше. Кларенс выказал себя не только их врагом, но и безрассудным идиотом, неспособным здраво мыслить. Он себя погубит.

Я подумала, что, пожалуй, это было бы наилучшим исходом... для него и для нас.

— Понимаешь, что он наделал? — продолжал Ричард. — Не только убил эту неповинную женщину, но и повел себя как можно только королю. Подданным непозволительно чинить по своему усмотрению суд и расправу. Он должен прекратить эти безрассудства, иначе окажется в такой опасности, от которой его не сможет спасти даже король.

Я была потрясена сверх меры. У меня из головы не шла несчастная Анкаретта, разговорчивая, приветливая женщина, безжизненно висящая в петле.

СМЕРТЬ В БАШНЕ ЛУЧНИКА

С громадным облегчением мы вернулись в спокойный Миддлхем. Как я радовалась, что Ричард — лорд Севера и может жить там, на вольном, свежем воздухе. Встретили нас горячо. Детям не терпелось с нами поздороваться. Я первым делом озабоченно поглядела на Эдуарда. Щеки его раскраснелись от волнения, и выглядел он здоровым. Мне хотелось поскорей узнать, как он чувствовал себя, пока нас не было. Джон и Екатерина находились явно в добром здравии и настроении. Когда Ричард поглядел на них, я увидела в его глазах гордость, а когда обратил взгляд к нашему сыну — легкое беспокойство.

Смерть Изабеллы и Анкаретты меня очень расстроила. Изабелла всегда была болезненной, но ее дочь Маргарита казалась вполне здоровым ребенком. Я слышала, что Эдуард, граф Уорик — этот титул перешел к Кларенсу, — вполне здоров, но апатичен: медленно ходит, медленно говорит. Мой Эдуард был очень живым, только несколько хрупким в сравнении с единокровными братом и сестрой.

«Хватит беспокоиться о его здоровье, — твердила я себе. — Хватит думать об Анкаретте. Хватит испытывать ужас перед зятем». Но после того, как я стала жертвой одного из сумасбродных планов Кларенса, это было трудно. В погоне за властью он был безжалостен.

Я задалась вопросом, долго ли король будет позволять ему отравлять жизнь окружающим; и вновь порадовалась, что мы далеко от двора с его интригами.

То были беспокойные месяцы. К нам приехал один из близких ко двору людей, и, когда мы узнали, что там происходит, я вздохнула с еще большим облегчением.

Судя по всему, враждебность между королем и Кларенсом стала откровенной, и Кларенс старался как можно реже появляться при дворе. В тех случаях, когда сидел за королевским столом, он демонстративно осматривал каждое поданное блюдо и отказывался от всех напитков, намекая таким образом, что опасается яда. Открыто говорил о том, как отравили его жену, и о мерзавке, которую королева подослала для свершения этого подлого убийства. «Отравительница, — заявлял он, — получила по заслугам, однако главными виновниками являются те, кто нанял ее».

Подобные речи были весьма опасны. — Говорят, — сказал наш гость, — что король все больше и больше теряет терпение. А королева и ее родные твердо намерены избавиться от герцога. Его наверняка скоро в чем-нибудь обвинят. Вудвиллам очень не нравятся намеки об их причастности к смерти его жены.

С гостем Ричард был несловоохотлив, но впоследствии сказал мне, что Эдуарду, видимо, стала ясна необходимость приструнить Кларенса. Кто знает, что за сумасбродный план у него на уме?

Даже у себя на Севере мы узнали о суде над Джоном Стейси. Вскоре о нем заговорила вся страна: Стейси, оксфордского астронома, обвинили в чародействе. Под пытками он показал, что занимался черной магией и привлек к своим занятиям некоего Томаса Бердетта, одного из кларенсовских приближенных.

После этого история получила широкую огласку, так как Бердетт на допросе с пристрастием признался, что они пытались прочесть по звездам судьбу короля.

Это не могло оставить равнодушным даже Эдуарда. Он назначил судей для разбора дела, те вынесли вердикт, что обвиняемые хотели предсказать смерть короля и, более того, приблизить ее с помощью чародейства. Это являлось изменой. Обвиняемых осудили и повесили в Тайберне.

Это должно было послужить предупреждением Кларенсу, так как одним из них оказался его приближенный.

Кларенс никогда не усваивал уроков. Он возмущался несправедливостью по отношению к невиновным. Бранил Вудвиллов. Они-де помыкают королем. Король не властен над своей женой, а ее ненасытные родственники прибрали к рукам — и губят — страну.

Мы ежедневно ждали вестей о каких-то мерах против Кларенса. Терпение Эдуарда истощалось.

В июне от короля приехал гонец. Кларенса посадили в Тауэр, и Ричард должен был незамедлительно ехать ко двору.

Младший сын короля, Ричард, герцог Йоркский, вступал в брак с Анной Моубрей, наследницей Норфолка. Ричарду предстояло играть свою роль на свадьбе.

— В брак! — воскликнула я, услышав об этом. — Он же совсем ребенок.

— Ему четыре года, невесте шесть. Но это одна из богатейших наследниц в Англии. Очередное ухищрение королевы.

Я с ужасом думала о подобном браке. Жених был едва ли не ровесником моему Эдуарду.

Однако такое событие требовало присутствия герцога и герцогини Глостер.

Поездка была долгой, утомительной. Я знала, что у Ричарда на душе тяжело. Да, от Кларенса ничего хорошего ждать не приходилось. Однако заключение брата в Тауэр Ричарду перенести было трудно. Королю наверняка тоже.

Когда мы приехали в Лондон, Ричард тут же отправился к Эдуарду. Пробыл с ним долго и вернулся очень грустным.

— Видимо, Эдуард простит Кларенса, — сказал он. — Потому что просто не в силах думать о любимом братишке как о враге. Мне он сказал: «Ричард, Георг хочет завладеть моей короной. Полагаю, ничто больше не удовлетворит его. Он очень необуздан... очень глуп. Неужели надеется, что долго бы просидел на престоле? Никогда ведь ни на шаг не заглядывает вперед. Быть королем — это ведь не только носить корону да улыбаться людям, слушая их приветственные клики». Я ответил: «Тебе ничего больше не оставалось, как отправить Георга в Тауэр. Он там одумается. Только так и можно привести его к мысли о том, в какое опасное положение он себя ставит». Эдуард, видимо, согласен со мной, но все же колеблется.