— Можно было подумать — это его коронация.

— Ему очень бы этого хотелось!

— Разодет он был ярче всех присутствующих.

— Бэкингем есть Бэкингем.

— Как сверкали его золотые украшения на голубом бархате!

— Что ж, он красивый мужчина и любит это подчеркнуть.

— Определенно.

— Он хороший друг.

— Поэтому, — сказала я; — чрезмерную пышность в одежде простить ему можно.

— Тысячу раз, — подтвердил Ричард. Потом мы поехали в Вестминстер-Холл, где были накрыты столы. Ричард и я заняли свои места за тем, что стоял на возвышении, обслуживать нас должны были самые знатные дворяне.

Мне было приятно, что Ричард ел из золотой и серебряной посуды, подаренной ему людьми, которых я знала, но не видела много лет. Одним был Френсис Ловелл, другим Роберт Перси. Мальчиками они учились искусству войны и изящным манерам в Миддлхеме вместе с Ричардом.

Все пришли в восторг, когда сэр Роберт Даймок въехал на коне, изображая Королевского Заступника. В белых доспехах он выглядел замечательно, конь его был украшен красным и белым.

Когда он бросил вызов, по лицу Ричарда пробежала тень, и я догадалась, что он вспомнил об Эдуарде и подумал, не смотрит ли брат с небес и видит его на том месте, которое считал принадлежащим своему сыну.

Но это было оправдано. Брак Эдуарда с матерью мальчика был недействительным, и Ричард являлся законным королем.

Мне, как никогда, еще захотелось в спокойный Миддлхем.

На вызов Королевского Заступника никто не ответил, и весь зал огласился выкриком: «Король Ричард!» Слушая приветственные клики, я успокоилась снова.

И увидела на лице Ричарда удовольствие. Его признали королем Англии.

Новый король должен показаться подданным во всех концах королевства, и как только Лондон успокоился после коронации, мы отправились в путешествие по стране.

Самым приятным был приезд в Йоркшир, оплот дома Йорков, где, как Ричард знал, можно было ожидать самых сердечных приветствий.

Я радовалась, потому что туда должен был приехать мой сын и вместе с нами присутствовать на приеме. Ричард сказал, что людям захочется увидеть принца Уэльского вместе с королем и королевой.

Я не могла дождаться встречи с ним.

Мы приехали в Понтефрэкт, где Эдуарду предстояло встретиться с нами.

Он еще не появился, но гонцы дожидались нас и сообщили, что принц Уэльский уже поблизости. С какой радостью я увидела его! Но радость омрачал страх, потому что Эдуард приехал не верхом, как я ожидала, а в коляске. Врач сказал, что поездка в седле подорвет его силы.

Моему измученному воображению он представился более хрупким и бледным, чем при нашем расставании.

После формальных приветствий я уединилась с ним в приготовленной для него комнате. У мальчика была легкая одышка.

.— Замечательно, миледи, — сказал он. — Мой отец король, мать королева, а я принц Уэльский.

— Эдуард, полагаю, тебе следует отдохнуть. День был утомительным.

— Я чувствую себя хорошо, миледи матушка, — сказал он, силясь подавить одышку.

Обняв его, я сказала:

— Эдуард, дорогой сынок, скажи, как ты себя чувствуешь? Болит что-нибудь? Мне ты можешь сказать.

Он замялся, потом ответил:

— Нет, миледи. Я здоров. Правда, здоров. Просто слегка устал.

— Дорогой мой Эдуард, — сказала я, — тут нечего стыдиться. Хорошее здоровье дается от Бога. Это Его воля, и нам не нужно искать оправданий своей слабости.

С этими словами я прижала его к себе, и он обнял меня.

— Я хочу быть большим и сильным, — сказал он. — Этого хочется отцу.

— В твоем возрасте отец уставал... так же, как и ты. А теперь, видишь, он большой и сильный... король.

Мальчик кивнул и нежно, трогательно улыбнулся, что меня умилило и опечалило.

— Завтра, — сказала я, — мы поедем в Йорк. Это любимый город твоего отца.

— Потому что мы из дома Йорков?

— Да, конечно. Эдуард, как там Миддлхем?

— Как всегда, миледи.

— Думаешь ты там обо мне?

— Постоянно. Заслышав конский топот, всякий раз думаю, что едете вы... или гонец с вестью о вашем возвращении.

— Мне хочется, чтобы я могла бывать побольше с тобой... или ты мог быть с нами.

Мальчик улыбнулся с легкой грустью, и я догадалась, что он думает о трудностях путешествия и требованиях, которые будут предъявляться принцу Уэльскому при дворе.

«Эдуард слишком серьезен для своего возраста», — подумала я, и мне очень захотелось, чтобы он стал беззаботным, как его сверстники.

— В Йорке мы встретим старых друзей. К нам присоединится твой двоюродный братишка.

— Это какой, миледи?

— Эдуард. Сколько сейчас Эдуардов! Их всех назвали так в честь короля. Его очень любили. Может, мне следовало сказать — твой двоюродный брат Уорик.

— Он мне дважды двоюродный, — сказал мальчик.

Я кивнула.

— Да — сын моей сестры и отцовского брата. Мы должны тепло принять его, потому что он теперь сирота.

— Он поедет в Миддлхем?

— Это пока не решено, однако твой отец проявит о нем заботу. Эдуард, может, полежишь часок? Я подниму тебя заблаговременно.

Сын признательно взглянул на меня, и я вышла. На душе у меня было тяжело. Больше всего мне хотелось уехать с ним в Миддлхем. Мальчик нуждался в материнском присмотре.

Приехал Эдуард, нынешний граф Уорик. Мне очень хотелось увидеть сына моей сестры. Ему было восемь лет — на два года меньше, чем моему Эдуарду. Он всколыхнул во мне воспоминания об Изабелле; матери мальчик не помнил, так что поговорить с ним о ней я не могла. Когда. его отец лишился жизни, ему было всего три годика. Бедный сиротка!

Я думала, он станет сотоварищем Эдуарду, однако Ричард сомневался, разумно ли везти его в Миддлхем. У него из головы не шло, что это сын Кларенса.

— Дети не отвечают за грехи отцов, — сказала я.

Ричард решил повременить, посмотреть, что представляет собой юный Уорик, прежде чем сближать его с нашим сыном. Тем временем мальчик мог обитать в Шерифф Хаттоне. Там жил племянник Ричарда, граф Линкольн; Ричарду казалось, что для Уорика то будет хороший дом, во всяком случае, на время.

В Йорке нас встретили горячо. Такого бурного восторга лондонцы нам не выражали.

Конечно же, Ричард принес Северу мир, здесь были признаны его достоинства. Он неразрывно связан с Севером, и северяне показывали, что сознают это.

Горожане давно ждали его приезда и в течение нескольких недель готовились к нему, не скупясь. Улицы были увешаны флагами, на всех перекрестках шли представления, мэр, члены муниципалитета, именитые граждане собрались в красочных костюмах для выражения преданности.

Ричард был тронут. Приветствия не являлись платой за выходной день и бесплатное вино, а шли от сердца. Мэр от имени горожан преподнес Ричарду золотую чашу, наполненную золотыми монетами, а мне золотую тарелку с тем же содержимым.

Я редко видела мужа таким довольным.

— Эти люди не притворяются, — сказал он. — Преданность йоркцев не вызывает сомнений: Их чувства искренни. Мы поживем здесь, и, думаю, присвоение титула Эдуарду вполне может состояться в этом городе.

Я облегченно вздохнула. Это означало, что мальчику какое-то время не придется совершать далеких поездок. И поддержала его намерение.

— Надо послать людей в Лондон за необходимыми одеяниями и всем прочим.

— Будет сделано, — ответил Ричард. Горожане обрадовались этой перспективе.

Она сулила еще несколько дней веселья и зрелищ. Мэр устроил пир, на пиру нас развлекали актеры.

Присвоение титула представляло собой пышную церемонию, но мне ее омрачало беспокойство. Я знала, до чего эти церемонии утомительны, и не сводила глаз с Эдуарда. Держался он очень мужественно. К сожалению, я не сумела внушить ему, что винить себя за свою слабость не следует. Что отец любит его так же крепко, как я, но не умеет выразить свою любовь. Нелегко объяснить это десятилетнему мальчику.

Я почувствовала облегчение, когда церемония завершилась. Эдуард не выказывал признаков сильной усталости. Мы вышли из кафедрального собора с коронами на головах, с нами шел сын, уже принц Уэльский. Толпа разразилась оглушительными криками.

Мне хотелось бы задержаться в Йорке, но из Лондона шли депеши. В столице чувствовалось определенное недовольство. Люди задавались вопросом, что делает Ричард на Севере. Он уже не лорд Севера, он король Англии. Ходили слухи, будто из любви к Йоркширу он устроил там повторную коронацию.

— С людьми надо быть осмотрительным, — сказал мой муж. — Придется ехать на Юг. Сын поедет с нами.

— Ричард, — спросила я, — ты заметил, как утомляют его эти церемонии?

Он печально кивнул.

— Прекрасно вижу, Анна. Пройдет ли у него когда-нибудь эта слабость?

— В детстве ты был не очень силен, — напомнила я. — А теперь не уступишь в силе никому из мужчин.

— Может, это какая-то внутренняя немощь?

Ричард поглядел на меня, и я впервые уловила тень... не то чтобы осуждения... может, упрека? Слабость свою Эдуард получил от меня. Имел он это в виду? Возможно, я была слишком мнительна. Воображала себе то, чего нет. Но мне казалось, что я читаю мысли, проносящиеся в его мозгу. Как мог великий Уорик произвести на свет такое хилое существо? Изабелла умерла. Никто не верил, будто ее отравили. Она скончалась от собственной слабости, но, хотя двое ее детей тоже умерли, все же смогла родить двух здоровых. А я оказалась неспособной даже на это. Мой единственный ребенок, принц Уэльский, слаб здоровьем. И в течение стольких лет я не могу забеременеть. Я не нужна ему... как королева... как жена.

Разумеется, это было несправедливо. Ричард всегда был нежным и понимающим... верным супругом. Однако семя было посеяно, и это ужасное сомнение не покидало меня. Вина лежит на мне. Я смогла родить лишь одного хилого ребенка и поэтому не гожусь в жены королю. Ричард страстно желает детей... сыновей. Елизавета Вудвилл, несмотря на все причиненное ею зло, исполнила долг королевы: подарила Эдуарду здоровое потомство.

Я чувствовала себя очень несчастной.

Ричард, уловив это, обнял меня.

— Анна, мы будем заботиться о нем. Укрепим его здоровье. Конечно, в детстве я был слабым. С трудом носил доспехи. И скрывал свою слабость, как теперь Эдуард. От нас ему скрывать ее не нужно. Мы понимаем. И должны облегчать ему жизнь. Да... став постарше, он избавится от слабости, как в свое время я.

Я отогнала дурные предчувствия. И решила молиться, как никогда, о том, чтобы Бог дал мне детей.

— Ричард, — сказала я. — Эдуарду нельзя ехать в Лондон.

— Мы должны быть вместе. Люди ждут этого.

— Но после такой усталости ему нужен долгий отдых. Нужны забота. Покой. Нежность.

— Значит, он должен вернуться в Миддлхем?

— Да, и я должна ехать с ним.

— Нет... тебе надо быть со мной. Тебя недавно короновали.

— Ричард, я бы с радостью осталась при тебе.

— Кажется, тебя тоже утомляют церемонии?

— Нет... нет. Я просто слегка устала. Как, наверно, и все. Но думаю, что никто не сможет заботиться о нем так, как мать.

Ричард понуро уставился в одну точку.

«Я не могу пойти на это, — мелькнула у меня мысль. А потом другая: — Но должна. Сын нуждается во мне больше, чем Ричард».

— Значит, полагаешь, что должна ехать с Эдуардом? — неторопливо спросил меня муж.

— Да.

— Не можешь оставить его на чужое попечение?

— Я знаю, что мне положено находиться с тобой. Люди ждут этого. Пойдут слухи.

— Слухи? Я сумею с ними покончить.

— Мне тяжело. Я хочу быть с тобой. Хочу быть для тебя всем, чем ты хочешь. Я люблю тебя, Ричард. Еще с тех времен в Миддлхеме. Но это наш сын.

— Понимаю, — сказал муж. — Он нуждается в тебе больше, чем я. И если поедешь со мной, то будешь терзаться мыслями о нем.

— А если буду с ним, стану думать о тебе... стремиться к тебе.

— Из этого положения нет полностью удовлетворительного выхода. В жизни часто так, Анна.

— Пойми, Ричард, мое сердце будет с тобой.

— А если поедешь в Лондон, оно будет с Эдуардом. Я понимаю твои чувства и думаю, ты права. Эдуард нуждается в тебе больше.

Я подошла к мужу и обняла его. Он поцеловал мои волосы.

— Вскоре, — сказал он, — видимо, послезавтра, я выеду в Лондон, а ты вернешься в Миддлхем вместе с нашим сыном.

Мы с Эдуардом покинули Йорк. Я настояла, чтобы он ехал в коляске, и поехала вместе с ним, сказав, что хочу спокойной езды, так как устала от всех церемоний. Он воспринял это с довольным видом, и я подумала, что всем людям приятно, когда другие страдают от тех же слабостей, что и они.