С тех пор я заставляла сына отдыхать, жалуясь на сильную усталость.

С нами ехал двоюродный брат Эдуарда, юный Уорик. Глядя на него, я мечтала, чтобы мой сын был таким же здоровым. Однако в Уорике я находила не все, что хотела бы видеть в сыне. Мой Эдуард был определенно умнее.

Думаю, сыну Изабеллы хотелось бы поехать с нами в Миддлхем, мы с ним крепко подружились, ему нравились мои рассказы о детстве, проведенном вместе с его матерью.

«Как печально, — думала я, — что ребенок совершенно не помнит матери и хранит очень смутные воспоминания об отце».

И рассказывала ему, какой красивой была Изабелла, какой веселой, как она волновалась, когда предстояло появиться на свет ему и его сестре Маргарите. Где тогда находилась Маргарита, я не знала. Думала, что воспитывается в каком-нибудь дворянском семействе, жалела, что брат с сестрой разлучены и не могут расти вместе, как мы с Изабеллой.

Мне стало грустно, когда пришлось оставить Уорика в Шерифф Хаттоне. Там жил Джон, граф Линкольн, сын герцогини Елизаветы Суффолкской, сестры Ричарда, и Уорика оставили на его попечение. Нас там приняли хорошо, и я с облегчением поняла, что в этом доме мальчик будет счастлив. «Мы сможем навещать друг друга», — сказала я ему, и он как будто обрадовался.

Затем сын и я поехали в уже недалекий Миддлхем.... Несмотря на разлуку с Ричардом, я испытала радость от возвращения в любимый дом. Как только мы приехали, я отвела сына в спальню и сказала, чтобы он немедленно лег.

Сын радостно повиновался.

Я легла вместе с ним, и мы лежали обнявшись. Эдуард понял, что церемоний между нами быть не должно. Надо забыть, что я королева, а он принц Уэльский. Просто-напросто я его мать, а он мой маленький мальчик.

Последующие недели я целиком посвящала ему. Проводила с ним дни. Наблюдала, как он ест, и, если думала, что Он слегка устал, велела нести еду в спальню. Там мы ели вместе.

Я с удовольствием вспоминаю, что в те дни мой сын был счастливее, чем когда бы то ни было.

И меня очень радовало, что здоровье его улучшается.

Если б Ричард находился с нами, думаю, мы были бы полностью довольны жизнью. Я была лучшим лечебным средством для Эдуарда. Моя любовная забота помогала ему больше, чем любой врач.

Иногда мы вместе совершали верховые прогулки, но я не позволяла Эдуарду долго находиться в седле, хотя временами ему этого хотелось.

Так жили мы все долгие золотые дни сентября, и в конце каждого дня я благодарила Бога за улучшение здоровья сына. Даже, уверила себя, что он вырастет крепким.

Очевидно, было безрассудством считать, что хорошая жизнь может длиться долго. Беда пришла с неожиданной стороны.

Смута, видимо, долго вызревала, прежде чем я услышала о ней. Какого-то разлада следовало ожидать. Ричард взошел на трон не совсем обычным образом. Сыновья Эдуарда все еще находились в Тауэре, а дети неизменно трогают людские сердца. Ричарда окружали недруги. Он прекрасно сознавал, что лишен обаяния своего брата. Люди прощали Эдуарду его грехи за обходительность и красоту. Ричард оказался не таким. Серьезный, трудолюбивый, стремящийся исполнить свой долг, вести страну к благу, он не был красавцем и улыбался редко.

Люди не могли его любить, как Эдуарда, — только северяне хранили ему верность, потому что считали своим.

Можно было не сомневаться, что маркиз Дорсет поднимет смуту, если сумеет. Как-никак, сын Елизаветы Вудвилл. Он устраивал заговор вместе с Гастингсом и Джейн Шор. Гастингс лишился головы, Джейн Шор Владений, но коварный маркиз остался в живых и готовил новый удар.

Естественно, он ухватился за первую же такую возможность. Но меня потрясло и возмутило, что его сообщником стал герцог Бэкингем.

Мне была понятна тревога Ричарда, и, узнав о случившемся — по прошествии некоторого времени, я упрекнула себя за то, что находилась не с ним.

Однако в глубине души я сознавала, что поступила правильно, возвратясь в Миддлхем выхаживать Эдуарда.

Произошедшее казалось невероятным, когда я вспоминала, как горячо Бэкингем поддерживал притязания Ричарда на трон. Сделал то объявление, привел своих людей в ратушу подать за него голос. Я помнила, что на коронации он всех превосходил великолепием — перед глазами у меня вставали значок горящего колеса на попоне его лошади, его громадная свита, напоминающая людям о выездах моего отца — только теперь вместо зазубренного жезла на флагах был стаффордский холм.

Это было необъяснимо. Что могло заставить его так внезапно перейти на сторону противника?

Я могла подумать только о каком-то личном притязании. У него имелось хрупкое право на трон. Матерью его была Маргарита Бофорт, дочь Эдмунда, второго герцога Соммерсетского. Генрих Четвертый хотел отстранить потомков Джона Гентского и Екатерины Суинфорд от престолонаследия, но существовало мнение, что это неправомочно, так как дети их были узаконены.

Однако если б эта линия и имела право на престол, то претендовать на него имел бы право не Бэкингем, а Генрих Тюдор, граф Ричмонд. Матерью его была другая Маргарита Бофорт, дочь первого герцога Соммерсетского. Она вышла замуж за Эдмунда Тюдора, и Генрих был единственным ее сыном. Теперь она была замужем за лордом Стенли, так как Эдмунд Тюдор умер рано, и Генриха воспитывал Джаспер Тюдор, сын вдовы Генриха Пятого, Екатерины, и Оуэна Тюдора.

Леди Стенли, могущественная, грозная женщина, вынашивала весьма честолюбивые планы для своего сына, бежавшего в Бретань и наверняка очень пристально следившего за событиями в Англии.

Возможно, Бэкингем склонился к предательству после случайной встречи с леди Стенли по пути из Вустера в Бридгнорт. Он был очень порывистым, безрассудным; в этом отношении я

могла сравнить с ним только Кларенса. И тот, и другой были легкомысленными, готовыми действовать, почти не думая о возможных последствиях. Я не сомневалась, что с Бэкингемом дело обстояло именно так.

Он был слегка недоволен тем, что еще не получил владений в Бохане, которые обещал ему Ричард, и потому охотно выслушал леди Стенли.

К тому же Бэкингем находился в очень хороших отношениях с Мортоном, так называемым узником в его замке. Епископ, умный, проницательный человек, должен был знать, как воздействовать на Бэкингема. Сторонник Ланкастеров, он был бы рад видеть, как вновь расцветет красная роза. Ричард совершенно не понял характеров этих людей. Свести их вместе было громадной ошибкой. Оба они были интриганами, но в то время, как Мортон являлся твердым ланкастерцем, Бэкингем колебался в зависимости от настроения в данную минуту. А в то время он решил отвернуться от Ричарда.

Герцог с епископом составили план.

Они решили, что следует объединить дома Йорков и Ланкастеров. Для этого требовался брак Генриха Тюдора с Елизаветой Йоркской, старшей дочерью короля Эдуарда. Дорсет поддержал этот замысел, осуществление его снова возвысило бы Вудвиллов и устранило человека, стоящего у них на пути, — Ричарда Третьего.

Заговорщики призвали Тюдора в Англию с теми войсками, какие он мог выставить; мятеж был намечен на восемнадцатое октября; и, когда Бэкингем поднял свое знамя в Брекноке, Ричард непременно должен был узнать о готовящемся против него выступлении.

Ричард оказался на высоте. Он быстро двинул вперед свои войска. Ему сопутствовала удача. На Уэльской границе прошли сильные ливни, Северн и Уай разлились, переправиться через них стало невозможно. И Бэкингем оказался отрезанным от своих союзников, которые должны были приплыть на кораблях, предоставленных герцогом Бретонским.

К счастью, вся эта операция провалилась. Шторм рассеял флот из пятнадцати кораблей, Тюдор с Дорсетом не смогли высадиться и поневоле вернулись в Бретань.

Низложить Ричарда Бэкингему не удалось.

Ричард пришел в ярость. Его девиз гласит: «Верность — мой оплот», и он ни разу не изменял ему. Предательство мой муж ненавидит больше всего.

Бэкингема он обличил как «самого вероломного из людей» и назначил за его голову награду в тысячу фунтов. На пощаду Бэкингему рассчитывать не приходилось. Другой изменник — Гастингс — лишился головы в тот же день, когда был

разоблачен.

Мне было любопытно, что испытывал Бэкингем — франтоватый дворянин, считающий себя отпрыском королевского рода, спасаясь бегством от смерти.

Он направился на северо-запад, в Шропшир, к одному из своих старых вассалов, некоему Ральфу Бэннистеру. Тот принял его и поселил в лесном домике, неподалеку от своего жилища в Лэконе.

Бедный, глупый Бэкингем! Оказалось, не только он был способен совершить предательство ради выгоды. Бэннистер не устоял перед соблазном получить тысячу фунтов, и однажды утром мятежный герцог проснулся в окружении стражников.

Его повезли в Солсбери, чтобы судить, как изменника. Бэкингем не терял надежды. Он просил свидания с королем. Заявлял, что может объяснить очень многое.

Ричард держался непреклонно. Бэкингем его предал. От их былой дружбы не осталось и следа. За измену полагается смертная казнь, и гордый Бэкингем, обладавший большим богатством и еще большим могуществом, лелеявший дерзновенные мечты, был с позором обезглавлен на Рыночной площади.

Мысли мои в то время занимал главным образом муж. Я считала, что не должна расставаться с сыном. Состояние его слегка улучшилось, однако не настолько, чтобы можно было отправляться в далекий путь. И я не хотела, чтобы он подчинялся строгим правилам придворной жизни. Мне казалось, в Миддлхеме, на вольном, свежем воздухе, в непринужденной обстановке, его здоровье окрепнет.

От Ричарда пришло письмо с настоятельной просьбой приехать к нему.

Я постаралась объяснить Эдуарду. Сказала, что скоро вернусь, и если он будет исполнять все предписанное, не переутомляться и сытно есть, то вскоре окрепнет настолько, что сможет приехать ко мне и к отцу. Но в любом случае мы расстаемся ненадолго.

Муж очень обрадовался мне, и я поняла, что, приехав, поступила правильно. Предательство Бэкингема еще сильно тяготило его.

— Я ни с кем не могу разговаривать, как с тобой, Анна, — сказал он. — Не знаю, кому еще могу доверять.— Вот бы не подумала такого о Бэкингеме, — ответила я.

— Надо было б относиться к нему с меньшим доверием. Он всегда был неустойчив. Иногда меня удивляет...

Ричард сделал паузу, и я вопросительно посмотрела на него. Но он продолжал:

— Бэкингем больше всех старался, чтобы я занял трон. Верил Стиллингтону полностью... потом вдруг ни с того ни с сего переметнулся к моему врагу! К Генриху Тюдору!

— Я почти ничего не знаю об этом Тюдоре.

— Это выскочка, считающий, что имеет право на престол.

— Как он может так считать?

— Ты же знаешь Бофортов. Они очень сильны и честолюбивы. Это внебрачная ветвь семейства, и никем другим признавать их не следовало бы. Предки их родились до того, как Джон Гонтский женился на Екатерине Суинфорд. Но, поскольку они были узаконены... вообразили себя значительными. Бэкингем разделял этот взгляд, потому что мать его из Бофортов. А Генрих Тюдор считает, что получил право на престол от Екатерины, французской принцессы, вышедшей замуж за Генриха Пятого, когда он завоевал значительную часть Франции.

— Он сейчас в Бретани?

— Да, герцог Френсис предоставляет ему убежище и помощь. У меня есть враги, Анна.

— Есть и те, кто любит тебя.

— Да, Эдуард и ты. Анна, как мальчик?

— Ему немного лучше, — ответила я.

— А что он подумал, когда я позвал тебя сюда?

— Все понял. Я пообещала, что когда он слегка окрепнет, то приедет к нам.

— Хоть бы это стало возможно. Людям надо увидеть его. Они хотят знать своего будущего короля.

— До восшествия на престол ему еще столько лет.

— Это все в Божьих руках. Но люди хотели б видеть его.

— Боюсь, приехать сейчас ему не позволит здоровье.

— Значит, надо молиться, чтобы поскорее позволило. Как там Уорик в Шерифф Хаттоне?

— По-моему, хорошо. Прекрасно ездит верхом и бегает. Вот ученье дается ему трудно.

— Жаль.

— Мальчик он приятный, добрый. Только соображает медленно. Читать до сих пор не научился. До нашего Эдуарда ему далеко.

— Да, голова у нашего сына светлая. Если б он мог соединить в себе здоровье Уорика и собственный ум, какой бы это был мальчик!

— У нас самый замечательный мальчик на свете, и своей заботой я укреплю его здоровье. Через несколько лет мы посмеемся над своими страхами.

— Дай Бог, чтобы ты оказалась права, — с жаром сказал Ричард.

Я заставила себя поверить в это и обратилась мыслями к делам мужа. Вероломство Бэкингема ранило его гораздо сильнее, чем я думала поначалу.

— Знаешь, Анна, — сказал мне как-то Ричард, — он даже распустил обо мне недобрые слухи.