— Это ваш муж?

— Нет. — Кофе все-таки выплеснулся чуть-чуть на стол, и я, поставив чашечку, ткнула в пятно пальцем и стала растирать лужицу по столу.

— Жених?

— Псих.

Молодой человек бросил взгляд в сторону моего преследователя и сказал:

— Похоже.

Я улыбнулась ему в ответ. Наконец-то мне попался единомышленник.

— Мне нужно идти, — объявила я под пристальным взглядом молодого человека, когда пауза затянулась.

— Куда?

— Замуж выходить.

— Боже, все женщины идут в одну сторону! — Он приложил руку ко лбу и тут вспомнил, что у него там ссадина. — У вас зеркальце есть?

— Нет, — сказала я.

— Как же так? Вы разве не пудрите носик? Не смотрите на свое отражение время от времени?

— Зачем?

— Ну, — протянул он, — так делают все женщины. Это у них такой инстинкт.

— Им, наверно, есть что высматривать в этом зеркальце, — сказала я.

— Серафима, вы напрашиваетесь на комплимент?

Собственно говоря, он вот уже минут десять сидел за столиком и рассматривал меня, словно пробуя незнакомый продукт и все не решаясь вынести заключение по поводу того, относится он к группе деликатесов или так, дрянь какая-то. Что-то в нем было успокаивающее, и мне не хотелось уходить, чтобы снова окунуться в свою беспросветную жизнь. Но я испугалась, что, распробовав незнакомый продукт, молодой человек брезгливо поморщится и уйдет первым, поэтому встала:

— Мне пора.

Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но только покачал головой и кивнул.

— Ну что ж…

Подошла официантка, я расплатилась за две чашечки кофе, а он заказал еще одну и остался сидеть за столиком.

Теперь мне предстояло пройти мимо зеркальных очков и выбраться на Невский. Я напряженной походкой пошла к выходу, слыша, как мой преследователь подзывает официантку, и уже предчувствуя его шаги за спиной. В это время в зал входила семейная пара с девочкой лет семи, которая скакала на одной ножке и громко болтала. Я прошла мимо, но вслед мне все еще несся ее голос: «Теперь понятно, почему это кафе называют „лягушатником“, смотрите, оно все замаскировано под болото, а вон дядя в зеленой рубашке…»

Внутри сработал механизм самосохранения, я развернулась на каблуках и пошла обратно, столкнувшись при входе в зал с лязгающим человеком. Он притормозил, но все-таки вышел, решив, очевидно, подождать меня на улице. Почему я решила вернуться? Да, собственно, я даже и не принимала никакого решения. Это сработала детская интуиция, надежда на лучшее, вера в сказку и в хороший конец. Последнее место, связанное с лягушками, мне не хотелось покидать просто так, мне приспичило посидеть здесь еще немножко, пока меня не гонят. Может быть, тот парень в зеленой рубашке с трижды увеличенными глазами и есть моя последняя надежда на спасение. А если нет — и он посчитает меня навязчивой дурой, то мне все равно хуже от этого не станет. Только бы вырваться из того будущего, куда меня так активно заталкивала судьба и которое уже наложило на меня свою когтистую лапу.

— О! — сказал мой новый знакомый. — Вернулась девушка с романтическим именем.

Я приготовила несколько версий относительно причины своего возвращения, но тут все они вылетели из моей головы.

— Кофе, — бросил он официантке на расстоянии.

— Ни в коем случае, у меня нет больше денег, — запротестовала я.

— Вы меня угощали, теперь я угощаю вас, — сказал он, имитируя грузинский акцент. — Почему вы вернулись?

Мне, честное слово, хотелось рассказать ему обо всем. Как я потеряла квартиру и работу, как постепенно превращаюсь в неврастеничку, потому что за мной по пятам ходит странный тип, как собираюсь замуж, словно в петлю, и, подобно душевнобольной, все еще верю в предсказание о спасительной лягушке. Я даже открыла было рот, но, представив выражение его лица после первых же аккордов моего какофонического повествования, передумала и махнула рукой. Это был жест обреченного, отчаявшегося человека, и мой собеседник перестал улыбаться:

— У вас неприятности?

Я часто закивала и вцепилась в кофейную чашечку, которую принесла официантка, чтобы не разреветься.

— Это ничего, — сказал он мягко, — обычная полоса невезения.

Я снова открыла рот, собираясь объяснить, что полоса невезения — это вся моя жизнь, а сейчас у меня полоса убийственного, ужасного, доходящего до абсурда невезения. И, похоже, она никогда не кончится. Но слезы стояли уже где-то в горле, мешая вымолвить хоть слово, поэтому я как глухонемая только помахала в воздухе рукой, и снова ничего не сказала.

— Кстати, меня зовут Федор, — сказал молодой человек и, пошарив в кармане, выдал мне визитку. — Дар Божий.

— Угу, — буркнула я.

— Вот мы уже и знакомы, — заметил он. — Давайте теперь разговаривать!

— О чем? — тупо спросила я.

— О чем-нибудь радостном, а то вы сейчас совсем прокиснете.

— Не знаю я ничего такого, — честно призналась я.

— Ну хорошо, тогда расскажите мне, кто был этот тип в зеркальных очках?

— Ох, если бы я знала.

— А я думал, вы знакомы.

— Нет, он ходит за мной по пятам, вот и все.

— Что значит — все? А зачем ходит?

— Он со мной не разговаривает, ходит — и все.

— Здорово. Может быть, он в вас тайно влюблен?

— Знаете, я его боюсь. И мне кажется, что он вовсе не влюблен в меня, а совсем наоборот. Я никак не могу от него отвязаться.

— Могу помочь, — предложил Федор, — я на машине — оторвемся.

— Это не поможет. Во-первых, ехать мне особенно некуда. А во-вторых, куда бы я ни поехала, он меня везде находит.

— И вы его совсем не знаете? — недоверчиво спросил Федор.

— Абсолютно. Я его встречаю повсюду только последние несколько дней.

— А что произошло несколько дней назад?

— Несколько дней назад в моей жизни начался обвал. Я в одночасье потеряла квартиру, работу, подругу и наконец временное пристанище.

— Это уже что-то по моей части, — произнес он.

— Вы врач? — насторожилась я.

— Адвокат, — засмеялся он, тыча в визитку, которую я все еще держала в руках.

— В любом случае — у меня нет денег на адвоката, — вздохнула я, стараясь не показаться побирушкой, просящей о бесплатном одолжении. — У меня больше ничего нет. Поэтому я вынуждена выйти замуж…

— А это уже что-то из другой оперы, — скептически пожал он плечами. — Может быть, вы специально все это подстроили, чтобы ваш знакомый был вынужден сделать вам предложение?

— Он мне его уже делал сто тысяч раз, — резко сказала я. — Но я не хочу. А теперь мне деться некуда!

— Чего только женщины не придумают, чтобы тащить мужиков под венец! Вот моя секретарша тоже решила почему-то, что лучшего мужа, чем я, ей не найти. Ходила все, вздыхала, глаза закатывала, юбку каждый день укорачивала, а две недели назад кинулась на меня.

— Как кинулась? — не поняла я.

— А вот так. Как мужчина на женщину в диких лесах Амазонки.

Я передернула плечами, представив себе на минуточку эту сцену.

— А вы?

— Отбился, — гордо сказал он. — И уволил ее. Сегодня последний день отрабатывала. Вон, звонила только что, спрашивала, не передумал ли я. Поэтому, знаете, Серафима, я терпеть не могу женщин, которые хотят замуж.

— А я и не хочу, мне деться некуда.

— Да что же вы такая беспомощная? Найдите работу, снимите комнату, разберитесь со своими проблемами.

— На работу не берут в один день, и комнату в долг вряд ли сдадут.

— Так, — сказал он, взглянув на часы, — время мое на исходе. Работу могу предложить. Компьютер знаете?

— Знаю, — соврала я.

— С документацией работать умеете?

— Умею, — терять мне было нечего.

— Печатаете быстро?

— Не очень.

— Но хоть грамотно?

— Разумеется.

— Беру секретаршей. Но аванса не дам. Пошли.

Федор расплатился и направился к выходу, а я засеменила за ним на некотором расстоянии.

10

На улице перед кафе стоял мужчина в зеркальных солнцезащитных очках и читал бесплатную газету. Федор демонстративно взял меня под руку и, пройдя немного по проспекту, потащил куда-то под арку в подворотню. Там он подтолкнул меня к подъезду, а сам притаился за углом.

Буквально в тот же момент послышались металлические шаги, и через несколько секунд показался мой преследователь. Федор огрел его «дипломатом» по голове, и пока тот, глухо охая, оседал на землю, вывернул руку.

— Ты чего, мужик, за мной ходишь? — спросил Федор. — Кто такой? Как фамилия?

— Мокричкин я. — Мой преследователь был не на шутку перепуган.

— Советую говорить правду, — строго приказал Федор, — таких фамилий не бывает.

— Документы в правом кармане, — сказал тот, став в один момент самым законопослушным гражданином.

Федор посмотрел в мою сторону и, увидев, как я тяну шею, наполовину вывалившись из подъезда, сделал мне знак, чтобы я исчезла. Я прикрыла дверь и так больше ничего и не услышала из их разговора. Сердце мое не билось, а прыгало в груди как на батуте. Теперь я хорошо разглядела человека, преследовавшего меня последние несколько дней. Он был похож на чахлое комнатное растение с прозрачными листьями, которое поливают раз в неделю. Маленькое крысиное личико с сивушным оттенком, туповатый взгляд. Он не похож на маньяка или психа. Скорее на карманника, для которого полупустой кошелек — самая большая добыча, на мелкого склочника, который при разводе поделит с женой даже алюминиевые гнутые ложки. Но тем более было непонятно, почему он все это время ходил за мной?

— Все, — крикнул мне в подъезд Федор, — выходи.

Я вышла и огляделась: во дворе никого, кроме нас, не было.

— Идем. — И мы вышли на Невский.

Федор огляделся и, подойдя к синей машине, поманил меня пальцем.

Когда мы переехали Дворцовый мост, Федор, который все время о чем-то напряженно думал, сказал мне:

— Что же ты за девушка такая, Серафима? Кому же ты дорогу перешла?

— Никому…

Но Федор только пожал плечами, мол, не хочешь, не рассказывай, и я, сложив руки в кулаки, твердо повторила:

— Никому!

— Ну хорошо, денег у тебя нет. Квартиры, по твоим словам, тоже нет. Работы нет. А что у тебя есть? Что им может быть нужно?

— Кому им? — похолодела я. — Этот тип, он что, не один? Их что, много? — В голосе моем послышались нотки закипающей паники.

— Этот тип тут ни при чем. Мелкий пьянчужка, на заводе работает. Его наняли, чтобы следить за тобой.

— Кто?

— Какая-то женщина. Он собутыльников поджидал на лавочке, а она подошла и говорит: «Заработать хочешь?» Он и захотел. На работе больничный взял и стал за тобой ходить. Каждый день она звонила ему, и он рассказывал, где ты бывала. А утром находил в почтовом ящике сорок рублей. Вот так.

— А кто эта женщина?

— Тебе виднее.

— Не знаю.

— Придется тебе поразмыслить над этим на досуге.

Мы тем временем подъехали к небольшому красивому домику. Федор вышел из машины. Я еле поспевала за ним. Подъезд оказался нежилым: десятки офисов без названий. На каждой двери красовался только номер. Поднявшись на третий этаж, мы остановились у железной двери под номером пятнадцать. Федор достал большой замысловатый ключ и, набрав код, открыл дверь приблизительно так же, как открывают сейф.

— Вперед! — скомандовал он, и мы вошли.

Два стола, шкафы с папками, гардины цвета опилок и красный телефон, который голосил как надорвавший голос петух. Федор подлетел к столу и снял трубку.

— Да, на месте. Подъезжайте, — сказал он и положил трубку. — Быстренько осваиваемся и начинаем работать. Документы с собой?

Я протянула ему паспорт. Он его сначала пощупал, посмотрел печати через увеличительное стекло, потом очень внимательно изучил каждую страницу и бросил его на один из столов.

— Трудовая с собой?

— Нет, я ее еще не забрала.

— Тогда пока — договор на испытательный срок, устроит?

— Мне все равно.

— Человеку не может быть все равно, когда речь идет о нем самом. Хорошо, этот стол твой. Включай компьютер.

— А как? — Я выдала свою полную неграмотность и страшно испугалась.

— Ну как всегда, — не понял он, — там под столом кнопка.

Я нажала какую-то кнопку, и тут компьютер тихонько загудел и на экране замелькали какие-то значки, цифры, таблицы. В конце концов там установился зеленоватый фон, а на нем значки.

— Войди в «ворд», — записывая что-то в блокнот и не глядя на меня, потребовал Федор.

— Куда?

Тогда он моментально прозрел относительно того, какого бездаря заполучил в качестве секретаря, и уставился на меня. Я поняла, что иду ко дну, что сейчас он скажет все, что обо мне думает, и выгонит меня на улицу. Вот сейчас ему надоест меня разглядывать, и на этом наше короткое знакомство, оказавшись неудачным, закончится. Федор действительно перестал рассматривать меня. Он приложил руку ко лбу и принялся рассматривать потолок.