Anne Dar - Обреченные пылать

…Накануне нашего шестнадцатилетия Миша всю ночь проревела в подушку, а вечером первого февраля, после праздничного торта, испеченного для нас бабушкой Амелией, она заперлась в туалете наверху. Её не было около получаса, а когда она вернулась в нашу общую спальню, я уже лежала на своей постели и, закинув ноги на стену, читала какой-то глянцевый журнал. Она обратилась ко мне глухим, обесцвеченным голосом, что заставило меня настороженно посмотреть на сестру из-под журнала. Бледная словно мел, Миша просила у меня мои карманные деньги, которые мне ежемесячно выдавал отец – ей карманных денег уже больше полугода никто не давал, из-за боязни того, что она потратит их на выпивку.

Оценив состояние сестры, я задала лишь один вопрос – деньги ей нужны на алкоголь или на сигареты? Миша сказала, что не потратит их ни на первое, ни на второе, и я, видя, в каком состоянии она находится, впервые за последние два года решила её не расспрашивать, а просто молча помочь ей разобраться с тем, во что она вляпалась. Я тогда думала, что она задолжала денег кому-то из плохих парней, в компании которых она прогуливала школу, но всё оказалось намного хуже.

Даже не попытавшись узнать в чём дело, я просто дала ей просимые ею у меня деньги. Я до сих пор считаю этот момент одним из самых необдуманных и ужасных поступков в своей жизни. Если бы Миша тогда смогла воплотить в жизнь свои планы, из-за неё я бы всю оставшуюся жизнь корила себя в пособничестве убийства.

…Утром второго февраля за окном падал густой снег. В тот день я проснулась в девять часов и обнаружила, что Миши уже и след простыл из спальни. Впрочем, как и всегда в выходные дни – её словно магнитом вытягивало за пределы нашего дома в места, где скапливались подростки с заплывшими от пива глазами и опустошёнными от дыма головами. Отец однажды пытался удержать её от очередной подобной вылазки, заперев её в ванной, но тогда Миша сбежала через окно, однако отец словно и этого не заметил…

Выйдя на коридор, я направилась в ванную. Прекрасно помню как в то утро снизу, из кухни, доносился манящий запах панкейков. Отец наверняка уже включил радиатор в своей мастерской, из чего следовало, что в доме вновь остались только я, бабушка и Рикки – бигль, которого мама подарила отцу за год до аварии.

В ванную я входила ещё глубоко сонной, из-за чего в то утро и уронила на пол колпачок из-под зубной пасты. Стараясь мысленно не ругаться нецензурной бранью, чтобы не подражать сестре, я нагнулась за треклятым колпачком, который до сих пор считаю своей большой удачей. Как только я коснулась его кончиками пальцев, мой взгляд упал в мусорное ведро, из которого торчала странная белая коробочка с эмблемой розовой орхидеи, которую я прежде никогда у нас дома не видела. Когда я вытаскивала эту коробку из мусорного ведра, из неё к моим ногам выпала странная пластмассовая полоска. Не успев прочитать текст на вкладыше, я поняла, что это тест на беременность. Он был повёрнут ко мне слепой стороной, отчего результат я не могла увидеть до тех пор, пока не перевернула бы его к себе лицевой стороной.

Осознав, что я окончательно проснулась, я взяла в руки тест и замерла. Мне не нужно было читать инструкцию, чтобы понять, что две полоски – это не самое лучшее, что может случится с девчонкой в шестнадцать лет.

Спустя минуту я буквально слетела вниз по лестнице, а спустя ещё пять минут мы с отцом мчались в сторону больницы – единственного места, где Миша могла потратить мои карманные деньги на оплату услуги аборта. Естественно отца бы предупредили о намерениях его несовершеннолетней дочери, и всё же…

Мы с отцом застали Мишу стоящей на остановке напротив больницы. Я стояла перед ней в своём огромном пуховике, наброшенном поверх пижамы. Из-за бега моё дыхание срывалось на хрип, перед моими округлившимися от страха глазами мерцали чёрные точки, а стук взбесившегося сердца наковальней отбивал у меня в ушах. Я смотрела на Мишу во все глаза, дышала через рот и старательно пыталась восстановить дыхание, отчего до сих пор так и не могу вспомнить, что именно тогда сказал моей сестре отец из того, что в итоге заставило её родить Жасмин.

После этой пробежки я месяц провалялась в постели с бронхитом, а Миша вернула мне мои карманные деньги и на летних каникулах, в начале августа, родила вполне здоровую девочку. И всё же этот период беременности Миши нельзя назвать для меня спокойным. Мне снова приходилось сталкиваться с социумом, который, глядя на мою беременную в шестнадцать лет сестру-близняшку, делал выводы о моих наклонностях и даже способностях, и плюсом ко всему популярность Энтони в тот момент резко возросла…

…Мне тогда было откровенно хреново.

Но речь не обо мне.

Миша так и не смогла назвать даже кандидата на отцовство, что передёрнуло не только меня, но и совершенно сбило с толку отца с бабушкой. Миша же, не смотря на полный отказ от алкоголя, не прекратила своего общения с плохой компанией, на седьмом месяце едва не угодив под судебный процесс, связанный с ограблением ночного киоска.

Иногда казалось, будто Миша мгновениями старалась вернуться к себе прежней, но даже я уже тогда осознавала, что это будет сложно… А позже это стало и вовсе невозможным.

Беременность Миши оказалась затишьем перед настоящей бурей.

Миша прокормила Жасмин грудью не более трёх месяцев, после чего резко отказалась от кормления малышки, что было связано с её возвращением к употреблению спиртного. Спустя полгода после родов, не выдержав отцовского контроля и вечных криков регулярно испражняющегося и вечно голодного младенца, Миша, которой ещё и восемнадцати не исполнилось, ушла из дома. Так она стала кочевать по Лондону из квартиры одного мужчины в квартиру к другому и, в итоге, где-то между этими квартирами подхватила серьёзную наркотическую зависимость. В тот момент она нигде не училась и не работала, целиком существуя за счёт тех мужчин, которым она позволяла собой пользоваться…

Ничего не менялось вплоть до нашего девятнадцатого дня рождения.

Миша вновь появилась на пороге родительского дома, когда Жасмин уже было полтора года от роду. Сестра была измученная, тощая, с залегшими тенями под глазами и от неё ужасно плохо пахло. Передо мной стояло отражение той меня, которая всё-таки сломалась после аварии и, к своим девятнадцати годам, износилась до изнеможения. В тот день нашего рождения мы с отцом узнали не только о том, что Миша перешла с порошка на иглу, но и что она снова ждёт ребенка.

Отец ребёнка вновь был неизвестен.

Нам крупно повезло, что в тот момент Миша добровольно согласилась на лечение в одной из Лондонских наркологических лечебницах, благодаря чему она тогда и соскочила с иглы. В тот период мы концы с концами едва сводили, разрываясь между оплатой лечения Миши и оплатой поддержания жизни в Хьюи, отчего у меня до сих пор мороз по коже пробегает, когда я вспоминаю о том голодном для нашей семьи годе.

Как и во время первой беременности Миши, мы боялись того, что ребёнок, с учётом нездоровой жизнедеятельности его матери, может родиться больным, вот только в отличие от первого раза, наши опасения насчёт здоровья младенца, к всеобщему ужасу, оправдались. Мия родилась семимесячной крохой весом в два кило, и у неё сразу же выявили проблему с правым лёгким. И всё же первое время в операции не виделось надобности, пока время не показало, что нам этого не избежать.

Из-за медикаментов, которые Миша принимала для лечения наркотической зависимости во время беременности, грудное вскармливание новорождённой было невозможно. Первые пару месяцев после рождения Мия провела под колпаком в инкубаторе, но со временем она начала постепенно набирать силы. Мы смогли забрать её домой только на третий месяц после её рождения, в то время как Миша пролежала в лечебнице вплоть до начала декабря, из-за чего она вновь увидела своих дочерей лишь когда первой было два года и четыре месяца, а второй уже шёл пятый месяц.

Следующие полгода после возвращения Миши из лечебницы прошли более-менее тихо, пока отец не стал замечать, что из нашего дома начали пропадать вещи. Сначала лампы, молоток и шуруповёрт, затем тостер и, наконец, его дешёвые наручные часы. Миша не вернулась к наркотикам, но именно так выяснилось, что она вновь начала прикладываться к бутылке и, пытаясь заглушить желание вновь попробовать дозу, она стала нюхать клей. С этим мы так ничего и не смогли поделать, так как Миша на корню отказалась с нами сотрудничать и, в итоге, отцу пришлось выгнать её жить в гараж, обустроив его спальным местом в виде старого дивана, сломанным журнальным столом и небольшим платяным шкафом, в котором уместились все её уцелевшие за эти годы пожитки.

Так, в свои двадцать три года, моя сестра-близняшка стала едва ли не законченной алкоголичкой-токсикоманкой, а я – не справившейся со своими ролями сестрой и дочерью.

И всё же я старалась быть хотя бы хорошей тётей для своих племянниц, хотя это и давалось мне с большим трудом. Мне повезло, что в этом плане мне сильно помогала Амелия. В первые годы жизни Жас я была тем самым человеком, который нянчился с ней дни и ночи напролёт – я кормила её смесями, меняла подгузники, бегала у её кроватки по ночам, параллельно готовясь к вступительным экзаменам в университет. Однако в экстренных случаях меня страховала Амелия. Именно ей с отцом в итоге выпали основные хлопоты, связанные с рождением Мии, так как я к тому времени уже училась и жила в Лондоне.

И всё равно в студенческие годы я старалась по-максимуму проводить своё свободное время дома, чтобы облегчить нагрузку отца и бабушки, которой недавно перевалило за девятый десяток. Так продолжалось до тех пор, пока я официально не устроилась на работу, чтобы помогать им ещё и материально…

Жасмин, от которой Миша сначала хотела избавиться посредством аборта, а позже при помощи передачи её на усыновление в органы опеки – отец и Амелия всё же настояли на том, чтобы Миша оставила их внучку им – впоследствии проявила себя как одарённый ребёнок. В свои пять лет Жасмин могла свободно умножать и делить в уме трехзначные числа, и она наверняка знала, что северное сияние – это не просто раскрашенное небо, а свечение верхних слоёв атмосфер планет, обладающих магнитосферой, вследствие их взаимодействия с заряженными частицами солнечного ветра. Да и то, что такое атмосфера, магнитосфера и заряженные частицы, она тоже прекрасно понимала. У Жасмин была едва ли не идеальная память, особенно на цифры, отчего смотря на неё, я часто задумывалась над тем, кто именно мог быть её отцом. Миша же, с которой на данный период наших жизней мы свели общение к минимуму, по поводу этого вопроса всегда таинственно отмалчивалась, из-за чего я была склонна предполагать, что она всё-таки знает имя отца её первого ребенка. Я даже не исключала вероятности того, что им является какой-нибудь прокаченный учёный. Хотя, откуда в нашем городе взяться подобному персонажу?

Мия же, в отличие от Жасмин, росла очень тихим и спокойным ребёнком, что легко объяснялось тем дискомфортом в её легких, который с взрослением девочки всё чаще давал о себе знать. Она также, как и её сестра, была остра на ум, но на этом её сходство с Жас заканчивалось. У подвижной Жасмин были серо-зелёные глаза и тёмно-русые волосы длинной до лопаток, у тихони же Мии были голубые глаза и короткие волосы цвета молока. От матери им достались только курносые носы и милые щёчки с ямочками во время улыбки, но даже невооруженным взглядом можно было понять, что у девочек разные отцы.

Когда месяц назад я узнала о том, что у меня есть всего лишь год на то, чтобы собрать сто пятьдесят семь тысяч долларов на спасение жизни Мии, меня словно поразило током. Говорят, что человек умирает столько раз, сколько раз он теряет близких ему людей. В этой жизни я умирала трижды. Под третьим разом я имею ввиду не лежащего уже десять лет в коме Хьюи – для него я буду висеть на волоске от смерти столько, сколько от меня это потребуется. Я имею ввиду Энтони. В третий раз мне было не больно – даже отлегло при осознании того, что он для меня больше не существует. Сейчас же, глядя на Мишу, свою близняшку, я вновь предчувствую свой скорый конец, и надеюсь лишь на то, что успею выжить в случае с Мией.

Сидя на диване, Нат смеялась так громко, как не смеялась с того момента, когда пару месяцев назад её брат по видеозвонку сообщил ей о том, что хочет сняться в рекламе женского шампуня.

– Может быть эти двое садисты и наняли тебя лишь для того, чтобы периодически наносить тебе тяжкие телесные повреждения? – держась за живот, не могла сдержать свой смех рыжая.

На самом деле Ирма не убила меня – она всего лишь прицелилась в Дариана и изо всех своих подростковых сил бросила в брата баскетбольный мяч, который пролетел под его рукой как раз в момент, когда я вошла в комнату. Мяч попал мне в голову, но я этого не успела понять – слишком стремительно моё тело полетело назад. Мне ещё повезло упасть на относительно мягкий ковёр, и всё же ещё далеко не факт, что на моём затылке теперь не нарисуется шишка.