При падении у меня в глазах внезапно потемнело, но как только моё тело коснулось пола, я резко распахнула глаза. Около пяти секунд я была дезориентирована кричащими словами Ирмы: “Я не специально её убила!”, – после чего постепенно начала приходить в себя, ощущая неприятно нарастающую боль в носу.

– Ты как? – пощёлкав пальцами перед моими глазами, обеспокоенно поинтересовался Риордан, всё же не сдержав намёка на улыбку.

– Вы идиоты, – сквозь зубы выдавила я, неожиданно почувствовав онемение в области носа.

– Жить будешь, – усмехнулся сидящий на корточках Дариан, заставив меня разочароваться ещё больше. Я не из склонных к суициду людей, но неужели нельзя было чуть-чуть побольше приложить сил к мячу и по более прямой траектории запустить мяч в мою голову?..

Нет-нет-нет… Это всего лишь бред разочаровавшегося в жизни реалиста. Мне ещё Мию нужно вытащить из всего этого дерьма, так что умирать мне пока что нельзя.

– Давай я перенесу тебя на диван, – попытался подсунуть под меня свою твёрдую руку Риордан.

– Попробуй только дотронуться до меня, – буквально прорычала свою угрозу я. Голова всё ещё болела, отчего я не торопилась подниматься. Тем более Ирма скрылась с места преступления со скоростью молнии (спустя несколько минут она притащила мне лёд), что позволяло мне надеяться на то, что она ретировалась за ножом… Нет-нет-нет… Мне ещё жить, жить и жить…

– Мяч прилетел в твою голову сверху, – встав на одно колено напротив моего виска, констатировал Риордан. – Но, по-видимому, немного задело нос…

– Пф-ф-ф… – тяжело выдохнув, я операсть на правое предплечье, таким образом слегка приподняв своё тело. Дотронувшись кончиками резко охладевших пальцев до носа, я поняла, что у меня, хотя и не сильно, действительно идёт кровь носом. Я нахмурилась, отведя взгляд от оставшейся на пальцах крови прежде, чем могла бы успеть сомлеть от её вида.

– Жаль, – поджал губы Дариан, заставив меня посмотреть на него снизу вверх. – Такой красивый нос.

– “Такой красивый нос”? – надрывалась в смехе Нат. – Да он над тобой издевается!

Меня стошнило всего один раз – на дороге по пути домой. Я отказалась от варианта, в котором Кристофер подвёз бы меня до дома и забрал бы завтра на работу, так как в таком случае моя машина ночевала бы при особняке Риорданов, и плюс ко всему я не желала показывать ни Крису, ни Риорданам дорогу к тому милому сарайчику, в котором помещалась вся моя напряжённая жизнь. В итоге мне пришлось добираться до дома не превышая шестидесяти километров в час, чтобы непрерывно контролировать своё “прибитое” состояние. Повезло ещё, что мой нос не был сломан и кровь остановилась так же быстро, как и началась, иначе бы и вправду было бы жаль его, но не как декоративное украшение моей недурной внешности, а как аппарат для естественного дыхательного процесса.


И всё же, не смотря на все ухищрения Риорданов, я дожила до пятницы. К сожалению или к радости, но я была из живучих. Из очень живучих…

– Как твой нос? – с порога встретил меня вопросом Дариан, подталкивая меня не на самые приятные воспоминания.

– Каким был, таким и остался, – незаинтересовано отозвалась я.

– Ты действительно всегда будешь приходить в брюках и блузке?

– У меня комплект из одинаковых – меняю ежедневно, если ты о запахе.

– Брось, от тебя всегда пахнет яблоками…

– И когда это ты успел меня обнюхать?

– При первой нашей встрече, когда обрабатывал твою руку, и вчера, пока ты лежала на ковре. От тебя так и несёт яблоками. Что это за духи такие?

– То есть в моменты, когда моя целостность из-за тебя находилась под сомнением… – на выдохе констатировала я, обращаясь к первой части монолога собеседника. – По поводу яблок – это дешёвый кондиционер, название которого тебе точно не понадобится в жизни, если только ты не намерен преподнести девушке в подарок флакончик чистящего средства. Лучше яблоко подари, – уже собираясь спускаться вниз на подвальный этаж, добавила я.

– Ты за Кристофером? Он отпросился на сегодня. Вроде как у его сына ушиб, с которым им необходимо явиться сегодня к травматологу, – спокойно произнёс Дариан, после чего подбросил в воздухе ключи от машины и ловко словил их. – Сегодня за Ирмой поедем вдвоём.

– Классно, – прищурившись, едва ли не прошипела от предвкушения грядущего дня я.

И почему эта пятница не могла стать просто пятницей, безо всяких неожиданных сюрпризов?


Сюрпризы, не смотря на моё скептическое отношение к ним, продолжали сыпаться мне на голову, словно хлопья альпийского снега.

Во-первых, Риодан слишком сильно хотел послушать мой рассказ о себе, на что я неоднозначно реагировала односложными предложениями вроде: “День рождения первого февраля”, “Не отдыхала за границей” или “Недолюбливаю фастфуд и порошковый кофе”. Сам же Дариан также не горел желанием трепаться о своей личной жизни, из-за чего наш диалог выглядел скорее как обмен любезностями, нежели непринужденное общение двух оказавшихся в одной машине малознакомых людей: “Ненавижу воздухоочистители” – “В Париже сегодня двадцать градусов тепла”, “Англичане – странный народ” – “Предпочитаю шоколадное мороженое”… Мы словно бросались друг в друга пригоршнями ничего не значащих для нас обоих фактов, хотя Дариан лучше меня справлялся с тем, чтобы удерживать на своём лице маску заинтересованности – я даже могла бы в неё поверить, если бы не была столь сильно побита жизнью. А вот мне едва ли удавалось скрывать присущую мне холодность, с потрохами выдаваемую моим отсутствующим взглядом. Впрочем, я и не старалась.

Как только мы забрали Ирму из школы и отъехали от парковки буквально на пятьсот метров, я поняла, что в салоне слишком тихо. Мне сразу же вспомнились слова Криса о том, что Ирма редко может закрыть рот в компании своего брата, поэтому я украдкой посмотрела через зеркало заднего вида на заднее сиденье и вдруг увидела, как Ирма вытирает с глаз слёзы. Отведя взгляд прежде, чем девчонка могла бы заметить, что её застукали, я незаметно взмахнула левой ладонью, тем самым успешно обратив внимание Дариана на себя. Молча и без особых эмоций, я начала сигнализировать указательным пальцем в сторону задних сидений. Благо Риордана нельзя было причислить к тугодумам – посмотрев в зеркало заднего вида, он сразу понял, что у девчонки сегодня не лучший день. Ничего не сказав, он незаметно изменил маршрут, и уже спустя десять минут мы выехали из Лондона, вместо того, чтобы углубиться в него с целью доставить Ирму на очередной дополнительный урок французского.

Молчание в салоне словно заряжало воздух и особенно этот заряд стал чувствоваться после того, как мы покинули пределы города. И всё же, не смотря на весь вес напряжения, никто из нас на протяжении всей дороги не проронил ни слова. Каждый по своей причине. Я – потому что разучилась любопытству, Дариан, наверное потому, что не хотел связываться с девчоночьими соплями, Ирма же, скорее всего, боялась невзначай напомнить брату о том, что её необходимо везти в сторону дома миссис Ришар.

Мы так и доехали до особняка Риорданов в коконе плотного молчания, которое мне даже начинало нравиться – никаких расспросов и никакой лишней информации извне. Почти идеально.


– Что произошло? – не думала, что этот вопрос Ирме задам именно я, но у меня не было другого выбора – Дариан молча ретировался в свой кабинет, явно ожидая, пока Ирма отойдёт от слёз, а мне ещё нужно было проверить её домашние задания.

– Я не поехала сегодня на французский, – хитро, через забитый нос, ухмыльнулась раскрасневшаяся девчонка. – Нужно так почаще…

– Пускать слёзы? – скептически посмотрела на собеседницу я.

– Просто не мой день, – мгновенно насупилась она, бросив свой портфель под стол. – Мало того, что начали ходить слухи о том, что Люк целовался с Элси в туалете, так ещё и все догадались, что ты никакая не модель…

– Я ведь говорила тебе о том, что сколько верёвочке не виться…

– Ладно-ладно… Не наставляй меня, словно престарелая нянька. Я и сама понимаю, что сморозила глупость. Какая из тебя модель?.. Блин, дело даже не в этом. Я ведь знала, что моя роль в спектакле отойдёт Хизер, так почему же меня это так добило?

– Хм… – задумчиво сдвинула брови я. – А какая же роль досталась тебе?

– Служанки, – резко скривилась Ирма. – У меня даже слов не будет.

– Так вот в чём дело, – скрестила руки на груди я.

– Ты бы видела, как эта крашеная кукла смотрела на меня, когда брала в руки мой текст! Она, с её прихвостнями-подружками, почти неприкрыто смеялись с моего проигрыша… – Ирма всхлипнула.

– Ты проигрываешь лишь тогда, когда сдаешься.

– Тебе легко говорить, – вновь поморщилась от подступивших к глазам слёз девчонка, словно злилась на мои слова.

Если бы она только знала, как ошибается, она бы взяла свои слова обратно.

– Я никогда не сдаюсь, – скрестив руки и буквально впившись пальцами выше локтя, холодно отозвалась я.

– Хочешь сказать, что ты никогда не проигрываешь? – скептически ухмыльнулась собеседница, в явной попытке высмеять меня, но вдруг встретилась со мной взглядом и с вниманием замерла.

– Я хочу сказать лишь то, что говорю, – отчеканила я, буквально приковав девчонку взглядом к её стулу. – Я – никогда – не сдаюсь. И ты тоже не сдашься. Ты ведь этого хотела? Чтобы я тебя научила?

Глава 22.


Суббота. День встреч.

Я еду по шоссе со скоростью восемьдесят километров в час, хотя могу гнать и быстрее. Я не люблю превышать скорость, чего Нат, обладательница навороченного байка, первое время во мне категорически отказывалась понимать. Пока не узнала обо мне больше.

Я не солгала Дункану о том, что в эту субботу у меня планы на весь день – смысл мне лгать? Эта моя суббота была спланирована мной ещё месяцем ранее – настолько всё было сложно с Айрис.

Айрис двадцать лет, она моя двоюродная сестра по отцовской линии. Полгода назад ей поставили диагноз – нервная анорексия. Знаете, что это такое? Это когда ты неосознанно, самостоятельно, ежедневно самоуничтожаешься. Вот что это такое.

Айрис едва исполнилось одиннадцать, когда тётя Майя, младшая сестра отца и Генри, умерла от ботулизма. Знаете, что это такое? Ботулизм – это тяжелое токсикоинфекционное заболевание, характеризующееся поражением нервной системы, преимущественно продолговатого и спинного мозга, протекающее с преобладанием офтальмоплегического и бульбарного синдромов. Проще говоря – Майя неблагоразумно злоупотребила непроверенной консервированной рыбой. Отравление было настолько сильным, что привело к параличу.

Майя умерла в своей постели. На следующий день она должна была встретить Айрис на вокзале – девочка возвращалась из лагеря – но она не пришла на вокзал. Айрис сильно разозлилась на мать за то, что из-за её отсутствия миссис Хеймитч, её классная руководительница, при всех её одноклассниках взяла Айрис за руку, словно пятилетнюю девчонку, и повела по перрону домой. Услышав смешки ровесниц, девочка вырвала свою руку из руки миссис Хеймитч и всю оставшуюся дорогу мысленно бранила свою мать за безответственность.

Повезло, что миссис Хеймитч заподозрила неладное и решила зайти в квартиру без приглашения насупившейся Айрис. В итоге именно она нашла Майю в её постели, но было уже слишком поздно – прошло десять часов с момента смерти.

Это произошло спустя почти пять месяцев после аварии, в которой я потеряла мать и братьев. Для отца потеря сестры стала очередным сильным потрясением за последние несколько месяцев. Он и дядя Генри редко общались с Майей, хотя она и жила в Лондоне – казалось бы под боком. Просто как-то так получилось, что у неё не было сильной привязанности к своим братьям, хотя она, безусловно, и любила их.

На тот момент у Генри продолжали стремительно ухудшаться отношения с Ширли, поэтому было решено, что Айрис будет жить с нами, хотя и под нашей крышей была, мягко говоря, не самая лучшая обстановка для воспитания ещё одного травмированного подростка – отец пребывал в глубокой депрессии, большинство своего времени проводя в мастерской или у койки впавшего в кому Хьюи, Энтони уже практически забыл о нашем существовании, с головой уйдя в торговлю своим телом, и Миша как раз начинала постепенно вкушать запретные плоды “взрослой жизни”. По факту, первое время компанию Айрис составляла только бабушка, что хоть как-то помогло девочке удержать равновесие в новой для себя жизни – жизни без старых друзей и знакомых людей, оставшихся в столичной школе и на лондонской лестничной площадке перед её квартирой…

Айрис привыкала к жизни без единственного своего родителя в максимально неблагоприятных для неё условиях. Она словно перебралась из утонувшей лодки в тонущую. Мы все тонули, нам всем не хватало воздуха и никто не мог поделиться с новоприбывшей в нашу компанию утопающих хотя бы веслом, ведь у нас не было даже этого. Какое-то время мы думали, что у “нас” есть “мы” и это “мы” справится со всем, но оказалось, что даже “нас” у нас не осталось… Мы раздробилось на тысячу острых осколков, незаметно и резко приобретших новый смысл: “я”, “ты”, “он”, “она”, “оно”… “Мы” больше не было и “мы” больше нет. Мне от этого до сих пор обидно и больно, моя душа всё ещё кровоточит и стенает, но, по крайней мере, я себя не обманываю. Я давно уже решила, что готова испытать любые муки взамен на кристальную правду. Просто я стала надеяться на то, что когда-нибудь меня прикончит хотя бы одна из сотен жестоких правд моей искорёженной потерями жизни… По крайней мере, я не разучилась надеяться.