– Выиграли с разрывом в пятёрку! – прокричал Джереми, открыв мою дверь.

– Круто! – весело прокричала ему в ответ я.

– Таша, ты снова положила свой инструмент на заднее сиденье, – заметил он, заглянув в салон. – На сей раз я не буду его убирать вместо тебя. Давай вылезай и сама перекладывай свою скрипку в багажник.

– Ну-у-у Дже-е-ер, – простонала я, умоляюще сложив руки в лодочку.

– Даже не пробуй конючить, я всё равно больше на это не поведусь. Иди и переклади свой инструмент в багажник, – отстегнув мой ремень, непреклонно произнёс Джереми. – И возьми мой мяч, – уже когда я вышла из машины, он сунул мне в руки накаченный до упора оранжевый баскетбольный мяч.

– Мог бы и сам это сделать, – раздражённо фыркнула я. – Тебе ведь всё равно класть мяч в багажник.

– Уже не мне, а тебе, – довольно ухмыльнулся Джереми, похлопав меня по плечу.

– Держи, – произнёс Хьюи, открыв свою дверь и протянув мне мой инструмент.

– Эй! – воскликнула я, как только скрипка оказалась в моих руках. – Джереми, сегодня ведь моя очередь сидеть спереди! Давай освобождай моё место!

– А ты попробуй меня выгнать, пипетка, – с вызовом заулыбался старший брат, пристегнув себя ремнём к сиденью. Я стояла перед ним со скрипкой и мячом в руках и, естественно, не могла себе помочь руками, поэтому нагнулась, в надежде заполучить помощь от мамы.

– Мама, скажи ему! Сегодня ведь моя очередь сидеть спереди!

– Таша, умей проигрывать, – засмеялся Джереми.

– Ах так… – возмущённо выпрямилась я, твёрдо решив выдернуть Джереми с места, которое принадлежало мне.

Быстрым шагом подойдя к багажнику и резким движением забросив в него все мешающие мне атрибуты, я вернулась обратно к двери Джереми, но он уже успел заблокироваться и теперь смотрел на меня через начисто вымытое стекло, причём делал это, почему-то, с извиняющейся улыбкой.

– Л-ладно, – сжав кулаки, выдавила я, сделав шаг назад к двери, за которой сидел Хьюи, и резко распахнув её. – Двигайся, – раздражённо потребовала я.

– Я первый занял это место, – внезапно решил поддержать протест Джереми обычно спокойный Хьюи.

– Ты ведь знаешь, что я люблю сидеть с этой стороны, – сдвинула брови я.

– Знаю, – мягко улыбаясь, кивнул головой Хьюи и вдруг прикрыл рукой свой ремень безопасности, тем самым давая мне понять, что место он мне не уступит.

– Ну и ладно… – топнув ногой, снова сжала кулаки я, после чего громко захлопнула дверцу Хьюи и, уже направляясь к противоположной двери, продолжила бурчать. – Не хотите как хотите. Отобрали у меня всё…

– Дорогая, у тебя никто ничего не отбирал, – по-видимому расслышав мои слова, улыбнулась мама, взглянув на меня в зеркало заднего вида в момент, когда я уже пристегнулась ремнём.

– Неправда! – возмутилась я. – Джереми только что отобрал у меня моё место, Хьюи тоже не отдал мне моего места, а ты за меня не заступилась, хотя и знаешь, что я права, из чего следует, что ты помогла им отобрать у меня все мои места.

– Тебя послушать, так твоё место везде, кроме того, на котором ты сейчас находишься, – колко заметил Джереми. – Забыла о том, что человек красит место, а не место человека?

– Джереми, прекрати её донимать, – великодушно попросила за меня мама, после чего Джер бойко перешёл на тему его “звёздного” баскетбольного матча. Исходя из его слов, он, как капитан команды, полностью оправдал возложенную на него ответственность – дважды переломил ход игры в нашу пользу, забил двенадцать мячей и отлично отыграл все до единого передачи.

– Теперь мы вырвались в финал, – широко улыбаясь, возбуждённо размахивал руками Джереми, и я не могла за него (за нас!) не радоваться, хотя и скрывала это под маской отстранённого безразличия. Да я ждала этой победы целый год! Мне визжать хотелось от радости! Но я всё ещё играла роль “обиженной и оскорблённой”, поэтому изо всех сил молчала в глубь себя. – Теперь мы будем играть в финале! – продолжал восторгаться Джер. – Матч состоится в начале августа, у нас куча времени на то, чтобы отработать основные броски, и… Если мы выиграем – а мы выиграем – мы будем играть с французами! – Джереми едва не пробивал головой потолок от прилива адреналина. – Почему ты не пришла на игру?! – обратился он к светящейся от счастья и всё это время молчавшей маме. – Ты ведь до сих пор не пропустила ни одной важной игры! Ты просто должна была это видеть!.. Я все свои голы посвятил тебе!

– Мне? – не удивлённо, но всё же с какой-то интересной интонацией переспросила мама.

– А кому же ещё? – всё ещё играя роль обиженной сестры и дочери, дала о себе знать я. – Он ведь всегда все свои победы посвящает тебе или папе. А я, вообще-то, все свои золотые медали посвятила только тебе…

– Ты?! – неожиданно удивлённо воскликнул Джереми.

– Конечно я! – возмущённо фыркнула я, после чего перевела взгляд на Джереми. Он не смотрел на меня – он смотрел на маму, почему-то замерев в гримасе удивления. – Да ладно, – вскинула руки я, – все знают о том, что я посвящаю свои победы маме. Их не так много, как твоих, но зато они достаются мне большим трудом. Это тебе на раз-два и мячик в корзине

– Тихо, это секрет, – словно проигнорировав мои слова, обратилась мама к Джереми.

Я перевела взгляд на Хьюи и, заметив, как он хитро переглядывается с Джереми в боковом зеркале заднего вида, ещё больше вскипела, поняв, что надо мной либо издеваются, либо попросту подшучивают сразу все, даже мама.

– Думаете, я ничего не замечаю? – сдвинув брови, сделалась грознее тучи я. – Вы смеётесь с меня. Что я такого смешного сказала?

– Таша, не обижайся, – сквозь смех, выдавила мама. – Ты всё сама поймёшь.

– Может быть вы объясните мне прежде, чем я “сама всё пойму”? – не переставала дуться я.

Мы остановились на светофоре, и я перевела взгляд в окно. До выезда из города оставался ровно один квартал. Я это знала наверняка, так как на протяжении вот уже пяти лет мы каждый будний день проделывали один и тот же маршрут до Лондона и обратно.

– Таша, дорогая, прекрати так тяжело дышать, иначе у нас все окна запотеют, – произнесла мама, отчего мне ещё глубже захотелось дышать. И с чего это она вдруг, всегда сглаживающая углы, решила поддержать моих братьев, чтобы высмеять меня? Я встретилась с её улыбающимся взглядом и, неожиданно для себя, сама растянулась в улыбке.

– Ну во-о-о-т… – протянула она, заулыбавшись ещё шире. – Мальчики, ваша сестра оттаяла, можно отключать кондиционер.

– Чего вы в самом деле, – снова расплылась в улыбке я, когда Хьюи пихнул меня в бок, а Джереми, перегнувшись через сиденье, дотронулся до моего колена.

– Эй, ты ведь знаешь, как сильно мы тебя любим, – засмеялся Джер, продолжая пожимать моё колено.

– Я очень рада за твою победу, Джер, и я тоже вас обожаю, но это не отменяет того факта, что ты занял моё место! – засмеялась я, пытаясь упрекнуть старшего брата.

– Признаю, я действительно занял твоё место! – отдёрнув руку, начинал всё задорнее улыбаться брат.

– И я тоже сейчас сижу на твоём месте! – подняв руки вверх, воскликнул Хьюи.

– Да-да, – засмеялась мама. – Мы все отобрали у тебя твой трон. Даже я в этом поучаствовала. Придётся тебе восседать на том месте, которое мы тебе все дружно выделили.

– Что вы пристали в самом деле, – уже окончательно оттаяла я.

– Ты просто невероятная, когда дуешься, – усмехнулся Джереми. – Видела бы ты себя со стороны… Вся такая серьёзная. У-ух!

– Может быть, раз уж мы выяснили, что вы все несправедливо отобрали у меня положенное мне место, мы, наконец, восстановим справедливость и кто-нибудь из вас вернёт мне то, что положено мне?

– Ничего подобного! – скрестил руки на груди Хьюи.

– Не-а, – повторил движение младшего брата Джереми. – Даже не мечтай. Ничего тебе не положено из того, что принадлежит нам. Смирись уже.

– Хватит отбирать у старших детей их игрушки, – усмехнулась мама, хитро переглянувшись с мальчиками.

– Что это было?! – возмутилась я. – Эй! Я это заметила, слышите? Уже второй раз!

– Что второй раз? – усмехнулась мама.

– Вы переглядываетесь вот так…

– Как? – посмотрев назад, засмеялся Джереми.

– Вот так, – подёргала бровями я, отчего все вдруг брызнули смехом. – Да ла-а-адно вам. Расскажите, чего вы это.

– Я ведь сказала уже, что сама всё поймешь, – ответила смеющаяся мама.

– Да что именно? – скрестила на груди руки я.

– Что именно? – переспросил Джереми, повернувшись обратно вперед. – А ты присмотрись. Что видишь?

Я не поняла его вопроса и прищурилась, пытаясь разгадать тайну их насмешек надо мной. Посмотрев на хитро улыбающегося Хьюи, я перевела взгляд в зеркало заднего вида и замерла, встретившись взглядом с мамой. Не знаю, что именно в этот момент произошло, но к моему горлу вдруг подступил ком, и я сразу же перевела взгляд на скулу застывшего впереди Джереми… Затаив дыхание, я вновь посмотрела на Хьюи и вдруг поняла, что по моему телу пробегают мурашки.

– С вами что-то не так, – приглушённо произнесла я.

– Что?.. – переспросила мама, явно не расслышав моих слов, и плавно тронулась на зелёный свет вслед за стоящей впереди нас машиной.

– Что с вашими лицами? – по моему телу пробежал холодок, когда я внезапно услышала дрожание собственного голоса. – У вас лица восковые…

В салоне повисла оглушающая тишина. Хьюи почему-то уставился на свои руки, словно пропустив мои слова мимо ушей, а Джереми даже плечом не повёл в мою сторону.

Я выпрямилась в струнку и снова заглянула в зеркало заднего вида, желая встретиться с мамой взглядом. Она пристально смотрела на меня, и я поняла, что ни у одной меня глаза округлились от напряжения.

– Мама?.. – одними губами окликнула её я в момент, когда оглушающую тишину вдруг нарушил не менее оглушающий гудок, от которого у меня в долю секунды заложило уши. Не прошло и мгновения, как я ощутила невесомость, наступившую следом за мощным толчком, заставившим моё тело изогнуться в неестественной позе.

Глава 62.

III


Я не сразу впала в кому. К несчастью, это произошло лишь после того, как моё тело выковыряли из груды бесформенного металлолома, в которую превратился наш автомобиль. Перед этим я дважды приходила в сознание, всякий раз отключаясь от ужаса, накатывающего на меня при осознании того, что моё лицо застилает горячая кровь. Сначала я думала, что это моя кровь, но как только я понимала, что на меня потоком стекает кровь зависшей в сиденье надо мной матери, я начинала задыхаться и, в итоге, теряла сознание, каждой клеточкой своего тела ощущая острую, режущую боль.

Прежде чем потерять сознание во второй раз, я заметила неестественно вывернутую руку Джереми, кончики пальцев которой едва касались моей залитой маминой кровью коленки. Я попыталась позвать его по имени, цепляясь взглядом за его затылок, волосы на котором выгорели из-за его регулярных тренировок под открытым солнцем, но мой язык почему-то отказался поворачиваться. Лишь после того, как я поняла, что мой рот залит обжигающей кровью, я раскрыла его, попытавшись заглотить воздух горлом, но вместо этого подавилась глотком собственной крови и, захлёбываясь кашлем, попыталась посмотреть в сторону Хьюи, но почему-то не смогла повернуть голову. Продолжая ощущать горячую кровь, крупными каплями падающую на моё лицо, я вновь перевела взгляд на нависшее надо мной сиденье матери и вдруг захрипела, вместо того, чтобы заплакать.

Я не помню, как долго я находилась зажатой в груде металла, как именно меня вытащили из неё и что со мной происходило дальше. Последнее, что я запомнила – это цвет, горечь, запах и вкус крови. Это не отпускает меня до сих пор. И едва ли когда-нибудь отпустит.


Когда я раскрыла глаза, рядом со мной никого не было. Но первым, что я испытала, был не страх. Это была боль. Она разливалась во всём моём теле, заполняя собой пространство каждой моей клеточки. Мгновенно ощутив её, я заскулила и вдруг поняла, что у меня во рту торчит огромная трубка. Когда же я поняла, что похожие, только более мелкие трубки всунуты ещё и в мой нос, а большая часть моего тела, включая подвешенную в воздухе правую ногу, намертво перебинтована, из моих глаз посыпался град слёз. Чем гуще становились мои слёзы, тем громче кардиограф отбивал пищащим звуком мой ускоряющийся пульс. Плакать было очень больно. Особенно сильной боль становилась во время всхлипов, из-за чего хотелось реветь ещё сильнее.

Я не понимала, что происходит… Не могла вспомнить, что именно произошло…

Когда я увидела вошедшую в палату медсестру с устрашающим шприцом в руках, я машинально дёрнулась и вдруг ощутила острую боль, словно всё моё тело мгновенно пронзила тысяча игл. Я застонала с ещё большей силой, и кардиограф начал буквально захлёбываться от скорости моего пульса. Увидев же за спиной медсестры Пени, я ещё сильнее расплакалась, но на сей раз от облегчения. Мой рот был наглухо занят трубкой, из-за чего я не смогла ничего сказать, но сказать очень хотела, хотя и не знала, что именно… Мысли в моей голове словно разлетелись на тысячу пазлов, которые я совершенно не представляла, как соединить. Лишь после того, как Пени подбежала к моей койке и наклонилась почти впритык к моему лицу, скользнув по моей щеке своим тёплым густым локоном, и после того, как я ощутила её горячую руку на своём ледяном предплечье, я начала успокаиваться. Я очень сильно хотела попросить её, чтобы она не оставляла меня, но эта треклятая трубка, торчащая из моего рта, затыкала меня наглухо. Поэтому я вцепилась широко распахнутыми глазами в огромные, покрасневшие, почему-то сильно заплаканные глаза старшей сестры, взглядом умоляя её не оставлять меня. Пени внезапно начала целовать меня в щёки, её слёзы начали смешиваться с моими и вдруг, совершенно неожиданно, моя душа сотряслась от ужаса… На меня словно потоком ниспадали не слёзы моей сестры, а кровь моей матери…