Не знаю специально ли Дариан соврал, или это произошло случайно, но он уехал больше чем на пару дней. Прошли вторник, среда, четверг, наступила пятница, а он, исходя из слов Ирмы, всё ещё не собирался возвращаться. Мы с ним не списывались и тем более не созванивались – с чего бы это вдруг? – но я ежедневно что-нибудь слышала о нём от Ирмы: о Дублинском фестивале, на котором он был одним из ключевых гостей, о его званых вечерах, о его игре в гольф с премьер-министром Ирландии…

Не знаю почему, но меня не напрягала мысль о том, что Дариан может ежедневно лапать какую-нибудь ирландскую красотку или даже красоток. Либо я была слишком самоуверенна, считая, будто на его пути не может встретиться женщина красивее меня, либо я просто чувствовала, что он не собирается мне изменять… Хотя, как можно изменить тому, с кем не имеешь никаких “серьёзных” отношений? Нет, измена в нашем случае неуместна. В нашем случае переспать с другим человеком – это негласно разорвать контракт, договорённость о “неприкасаемости тел”, и не более того. Так что я была уверена именно в том, что разрыв контракта с его стороны не предвидится, да и с моей стороны подобного поворота пока явно не намечалось.

Посреди недели я заехала к Хлое. Не по своему желанию, естественно, просто Генри попросил меня передать ей фруктов, не желая самостоятельно проделывать путь до Лондона только из-за пары яблок и апельсинов, а мне было по пути – я решила заехать к Хьюи перед началом рабочего дня – поэтому мне просто пришлось согласиться. Я слишком сильно любила Генри, чтобы отказывать ему, даже не смотря на то, что терпеть не могла никого из его гарема. Плюс с учётом того, что Гери с утра пораньше разнимал свою бывшую жену с действующей, при этом отталкивая от действующей не только бывшую, но и её любовника, я решила его пожалеть и передать фрукты Хлое самостоятельно. Всё равно ведь по пути.

– Таша! – с восторгом выпалила моё имя Хлоя, как только я вошла в её палату.

От одного только голоса этой девушки мне хотелось морщиться, но я сдержалась.

Сам факт того, что она с самого первого дня нашего знакомства и до сих пор, по непонятной никому причине, старалась ко мне подольститься, заставлял меня мысленно кривить носом при одном только возникновении этой особы на моём горизонте.

– Представляешь, я лежала с двумя женщинами, у которых практически одновременно начались роды, – сходу начала снабжать меня пустой информацией она. – Полчаса назад увезли в родильный зал первую, а двадцать минут спустя забрали вторую. Первая рожает уже третьего ребёнка, двум её старшим мальчикам шесть и два года, а теперь у неё ещё будет и девочка. У второй же роженицы, которой три дня назад исполнилось тридцать пять лет, это её первый ребенок – будет мальчик, – Хлоя тараторила словно стреляла из автомата, параллельно выкладывая принесённые мной фрукты на прикроватную тумбочку.

От полученной за тридцать секунд паразитической информации, способной захламить мозг надолго, голова бы разболелась у кого угодно, но я была крепким орешком.

Хлоя наверняка ещё бы долго и уверенно пустословила, если бы в палату быстрым шагом не вошла пожилая медсестра, несущая перед собой жутко орущий свёрток. С лучезарной улыбкой, показавшейся мне немного фальшивой, отдав этот свёрток в руки новоиспечённой мамаши, медсестра, не произнеся ни единого слова, быстро ретировалась в наполненный младенческими криками коридор.

– У меня сразу появилось молоко, – отложив орущий свёрток на кровать, неожиданно продолжила Хлоя, зачем-то начав раздеваться. – Сначала было непривычно, но я уже кормлю грудью как заправская мать, – с этими словами она, не предупреждая, вытащила свою отчего-то раскрасневшуюся грудь из-под майки, отчего меня мгновенно замутило. Я даже ладонь к носу приложила, чтобы сдержать судорожное желание поморщиться.

Рассказ и наглядное доказательство того, что из груди Хлои и вправду льётся белая жидкость, меня не то что не воодушевило, но даже заставило отстраниться, сделав шаг назад, ближе к выходу из гнетущей палаты. Откровенно говоря, мне стало немного противно от неожиданно раскрытого “сакрального действа” вскармливания сморщенного красного младенца женской грудью.

– Хочешь потом подержать Эбигейл? – поинтересовалась Хлоя, не отрывая взгляда от сосущего её грудь существа. Значит, Эбигейл? Так она решила назвать дочь.

– Вообще-то мне пора. Хорошего тебе дня, – убрав ладонь от лица, скороговоркой произнесла я, после чего резко развернулась и быстрым шагом вышла из палаты прежде, чем Хлоя могла бы сказать мне ещё что-нибудь неприятное.

Раньше я не задумывалась о том, что у меня могло выработаться отвращение к материнству на фоне печального опыта моей сестры-близнеца, но сейчас, увидев как из груди Хлои вытекает белая жидкость прямиком в рот слишком красного, слишком мелкого, слишком громко орущего, слишком сморщенного, отчего совершенно не симпатичного, нового человека на планете Земля, меня действительно начало мутить.

Роды Хлои длились двенадцать долгих часов и не считались лёгкими, отчего выписать её обещали лишь в воскресенье. Элизабет с Генри проторчали в больнице все двенадцать часов родов, но особо не волновались – у Элизабет был слегка отбит материнский инстинкт, а Генри просто не думал о происходящем. “Чего волноваться, не внук ведь рождается”, – с кривой ухмылкой произнёс мне в трубку он, и в его словах я расслышала боль. Генри всегда мечтал о детях, не то что о внуках, однако в его длительном браке с Ширли детей так и не появилось.

На следующий день после рождения Эбигейл три основных кандидата на отцовство сделали ДНК-тест. Всем трем мужчинам было немногим за тридцать и никто из них не был в восторге от того, что перед ними маячит перспектива стать отцом ребёнка, рожденного от ветреной девятнадцатилетней девчонки, отчего каждый из них ещё перед тестом на отцовство высказал вслух своё нежелание принимать участие в воспитании ребёнка. Однако неожиданно ДНК Эбигейл не совпало ни с одним из предполагаемых отцов, чему несостоявшиеся папаши были рады даже больше, чем если бы выиграли в многомиллионной лотерее. У Хлои же больше не осталось “очевидных” кандидатов на роль отца для её дочери, так что Эбигейл, по всей видимости, придётся расти без отца. По крайней мере до тех пор, пока Хлоя не подцепит себе очередного тугодума. А зная Хлою, у неё с этим делом задержки не будет.

…Я просидела у постели Хьюи до часа дня, перед уходом шёпотом пообещав ему приехать завтра и пробыть с ним весь день до вечера. Так мы встретились в субботу и провели её наедине друг с другом, прерываясь только на время его кормления и гигиенические процедуры.


Хлою выписали в воскресенье утром. Как ни странно, но об этом я узнала не от кого-то из своей семьи, а от Коко, с утра пораньше увидевшей как Генри с Элизабет помогают Хлое тащить орущий свёрток в дом моих родителей. Я никогда и ни от кого не скрывала того факта, что меня раздражает, что в доме моего детства не только поселились, но теперь ещё и плодятся крикливые и вечно вздорящие кукушки, так что Коко сообщила мне эту новость слегка поморщив носом.

– Теперь в доме твоего отца крыша точно обрушится, – подкрашивая ногти на ногах, заметила Нат. – Я бы на его месте вышвырнула всю эту свору непонятных посторонних людей прямиком на улицу, но он не я, а я не он, так что…

– И как только Генри не замечает, что на его шее свили гнездо, в котором один раз в полгода появляется плюс одна птица?! – возмущалась Коко, наблюдая за тем, как я собираюсь на утреннюю пробежку. – Элизабет не только живёт за его счёт, она ещё и свою дочь, а теперь и внучку подсовывает к бедному Генри на пропитание. Кстати, пару дней назад с её собственной двухкомнатной квартиры, которую она так успешно сдавала в аренду, съехали жильцы. Я их прекрасно знала – молодая пара один раз в неделю захаживала в наш кафетерий. Девушка забеременела и они решили купить свой дом, отдав ключи от съёмной квартиры обратно Элизабет. Генри хоть знает, что его псевдо-супруга до сих пор не нашла новых жильцов? В этом месяце она не получит тех денег, которые обычно брала за аренду. И что дальше? Генри будет за свой счёт покупать памперсы?

– Элизабет могла бы вторую работу себе подыскать, – заметила Нат. – Или хотя бы заставить заняться этим вопросом Хлою. Стриптизёршей ей, как Роканере, конечно, не стать, но зато Роканере никогда не стать той куртизанкой, которой без проблем себя может представить Хлоя. Хотя, куртизанка – это слишком высокий уровень для пустоголовой Хлои.

– Ладно, я вас поняла, – взмахнула рукой я, уже выходя на улицу.

Коко и Нат хотели меня поддержать, неосознанно цитируя мои же мысли вслух, но от этого мне становилось только ещё более тошно.

Каждое слово моих подруг верно, и от этого мне жутко хочется подойти к Генри, встряхнуть его за плечи и сказать ему, что моё терпение лопнуло – пусть либо проваливает вместе со своим гаремом, либо остаётся, но без него. Конечно это лишь мой очередной мимолётный всплеск злости на происходящее и уже спустя сто метров утренней пробежки я не вспомню о том, что злюсь на своего любимого дядю, но иногда на меня прямо накатывала волна. Может быть из-за некой злости на непростительные слабости близких людей, мне и было так легко уходить с головой в спорт.

Сегодня я бежала немного быстрее чем обычно, поэтому, слишком быстро прикончив первую тысячу метров, сразу же приступила ко второй. Вбежав на свою улицу с обратной стороны, я миновала дом скандальных Фултонов, которые, из-за чрезмерного шума, вечно вызывают полицейских на нашу семью, затем сравнялась с домом, кофейно-молочной семьи Расселов, у которых сутками пропадают Жас с Мией и напротив которых стоит оккупированный Ширли и её любовником дом Генри, затем ступила на тротуар возле дома, который стоял напротив дома моего отца и “застрял” между домом Расселов и подобием дома, который я арендовала напополам с Нат. Подняв взгляд, я увидела хозяина этого дома, что было весьма необычно, так как обычно этого человека днём с огнём не сыщешь. Машинально я посмотрела на часы – ровно девять, а ощущение, будто рассвет задерживается ровно на час и теперь его красно-оранжевые лучи зависли в воздухе, не желая подниматься выше. Я вытащила из ушей наушники, в которых буквально кричал мой любимый трек Papa Roach – Warriors, текст которого неплохо описывал мою борьбу.

– Вам помочь?! – громко поинтересовалась я, наблюдая за тем, как седой мужчина пытается поднять одну из двух больших и наверняка тяжёлых картонных коробок, стоящих на крыльце его дома.

Глава 77.


Олафу Гутману было шестьдесят два года. Откуда я это знаю? Однажды Генри сказал мне, что этот нелюдимый человек старше него ровно на десять лет. Откуда об этом знал Генри? Я без понятия, да и в пятилетнем возрасте меня это едва ли могло интересовать. Именно тогда случилось моё первое и единственное общение с этим странным человеком, живущем в доме напротив.

Причиной к нашему мимолётному знакомству стал футбольный мяч, который мои браться слишком сильно пнули и, не рассчитав сил, забросили за садовый домик мистера Гутмана. Никто из мальчишек не осмелился зайти на территорию замкнутого соседа, который, как любил страшить нас Энтони, наверняка занимался кражей детей, после чего запирал их в своём пустынном доме и больше никогда не выпускал их из своих больших, тёмных и непроходимо-длинных комнат-лабиринтов.

Тем летом, когда Энтони, Джереми, Хьюи и знакомый мальчишка с соседней улицы, с которыми я, не смотря на свой возраст и пол, на равных играла в футбол, разбежались врассыпную, лишь бы не соваться на территорию устрашающего мистера Гутмана, я поняла, что недостаточно родиться мальчишкой, чтобы быть мужественным. Либо ты с течением жизни вырабатываешь в себе эту черту характера, либо так навсегда и остаёшься девчонкой, независимо от того, появился ты на свет с яйцами или без них. Именно так я думала в тот жаркий летний день, украдкой открывая калитку во двор мистера Гутмана, параллельно убеждая себя в том, что даже если мистер Гутман и украдёт меня, Миша всё равно не успеет присвоить себе мою коллекцию камней, на которую она давно точит один из своих шатающихся молочных зубов, потому что мой храбрый отец быстро найдёт меня и даже из-под земли достанет, особенно если я в очередной раз наведу шорох в его и без того беспорядочной мастерской. Накануне вечером он мне так прямо и сказал: “Таша Грэхэм, если я ещё раз узнаю, что ты без спросу роешься своим любопытным рыльцем в моих инструментах, я откручу шуруповёртом твои пытливые пальчики так, что даже мама их тебе заново прикрутить не сможет. Понятно?.. Из-под земли тебя достану, если из моего набора ещё раз пропадет хотя бы один инструмент…”. А так как с утра пораньше я стащила у него ручную пилу, чтобы отпилить лишние части тела пиноккио Миши, и до сих пор не вернула инструмент на место, так как имеющая пятилетний опыт общения со мной Миша спрятала от меня свою страшную игрушку слишком хорошо, отец теперь точно не успокоится, пока не найдёт меня, будь я даже в заточении непроходимого лабиринта тёмных комнат дома самого мистера Гутмана. Так что, заходя в соседский двор, мне точно нечего было бояться. Ну разве что того, что отец и вправду открутит мне мои драгоценные пальцы…