– Ревность – это негативно окрашенное чувство в межличностных отношениях, которое возникает при недостатке внимания, любви, уважения или симпатии от любимого или очень уважаемого человека, в то время, как кто-то другой якобы или действительно получает их от него, – я перевела взгляд с дисплея на Робина. – Я обделяю тебя вниманием в пользу кого-то другого?

– Нет, – Робин подошёл ко мне и, запрокинув руку мне через плечо, обнял. – Нет, ты меня не обделяешь. Просто то, как на тебя смотрят мужчины, меня немного… Раздражает, – он договорил, когда мы остановились напротив стола с нетронутым вишнёвым пирогом. – Интересно, она его сама приготовила?

– Вполне возможно… Кстати, что ты думаешь насчёт Сильвии?

– А что я могу о ней думать? – непонимающе посмотрел на меня Роб.

– Не обязательно о ней. Достаточно о её глубоком декольте.

Я не ревновала, но хотела создать намёк на саму эту возможность, чтобы побыстрее разрядить Робина.

– Твоя грудь намного красивее, – ухмыльнулся в ответ он.

– Намного? – приподняла брови я, продолжая вить игральную нить из настроения собеседника. – Это насколько?

– На сто-о-олько, – Роб развёл руки вширь на максимально возможное расстояние.

Я прыснула смехом, и Робин засмеялся в ответ. Мне всегда нравилось смеяться с ним в один голос. В такие моменты в пространстве создавалась совершенно волшебная иллюзия, будто у нас одни лёгкие на двоих. И, судя по объёму, показанному мне только что Робином, наши лёгкие спрятаны в надёжном месте.

Дышать счастьем не так уж и сложно, когда за тебя делают глубокий вдох и тебе остаётся лишь облегчённый выдох.

Глава 41.

Из-за загруженности в футбольном клубе, Робин перенёс свой выходной с субботы на понедельник, из которого мы буквально выдавили максимум. С утра мы сходили в Лондонскую Национальную галерею на потрясающую выставку картин современных Канадских художников, затем пообедали в “Story”, сходили в кино на премьеру очередного голливудского блокбастера, затем зашли в магазин спортивной одежды и купили себе по новой спортивной форме, между делом попав в объектив скрытного папарацци, после чего приняли решение рано поужинать и заглянули в “St. John”. Домой мы вернулись только в начале восьмого, после чего Робин сделал пару “рабочих” звонков, а я отправила в редакцию свою очередную заранее заготовленную статью. По очереди приняв душ, мы вскоре сошлись на том, что мы оба не прочь уделить минут сорок на “супружеское обязательство”. В итоге секс вышел неплохим, хотя и слишком медлительным, как по мне, зато все были удовлетворены результатом, так что у меня претензий не было.

Уже после окончания “акта доброй воли”, лежа на животе, я позволяла Робину гладить свои шрамы. Отчего-то он любил это делать всякий раз после секса, наверное из-за отсутствия привычки курить. Сначала он водил пальцем по шраму в виде полумесяца на моей пояснице, затем переходил либо к шрамам на лодыжке, либо к линии на запястье, никогда не пропуская пару белых нитей на бедренной кости и свежий след на трицепсе.

Спустя полчаса, сидя за столом в гостиной с чашкой горячего кофе в руках, я уже не помнила, как провела этот день, целиком погрузившись в тишину квартиры, как вдруг её прервал Робин, вышедший из кухни с ещё одной чашкой кофе, которую на сей раз я не собиралась у него воровать.

– Видела, какой красивый сын у Олдриджей? – с этими словами, Роб поднёс к моему лицу свой телефон с открытой статьёй о счастливом браке миллионера Роланда Олдриджа и Глории Пейдж, в котором в прошлом году родился их и вправду очень красивый первенец. Рассматривая фотографию розовощёкого младенца, которого его родители до сих пор всячески прятали от любопытных глаз, но, по-видимому, какого-то пронырливого фотографа всё-таки не смогли обезвредить, я пыталась подавить волну не самых приятных воспоминаний. Роланд и Глория были в гостях у Дариана незадолго до моей беременности. Именно Глория заранее предупредила меня о том, что меня в итоге и сразило… И всё-таки какой же красивый ребёнок у этих двоих получился! Глаз не оторвать.

– Да, очень милый, – согласилась я, возвращая мобильный Робину.

– Любому мужчине приятно иметь сына, – ещё раз взглянул в свой телефон он.

– То есть если у мужчины рождается дочь, тогда всё печально? – криво усмехнулась я, пытаясь скрыть укол где-то в области сердца.

– Нет, дочь – это тоже очень круто.

Я тяжело выдохнула.

– Роб, – поджав губы, я отставила чашку с кофе и заглянула собеседнику в глаза, – ты ведь знаешь, что я не могу ни зачать, ни родить ребёнка. Так в чём проблема?

– Именно проблема… – Робин неожиданно стал как никогда серьёзен, отчего по моему телу неожиданно пробежали мурашки. – Я думаю, может быть нам необходимо посетить семейного психолога?

– Семейного психолога? – я не смогла сдержаться и не поморщиться. – Ты вообще о чём?

– Детка, эти твои ночные кошмары, из-за которых ты пичкаешь себя снотворными, или мнимая беременность…

– Не называй меня деткой, мне это не нравится… Мнимая беременность?.. Это было сто лет назад!

– Вообще-то и полгода не прошло. Она наступила у тебя сразу после того, как мы впервые переспали, и затем ты ещё долго мучилась этим… Симптомом.

– И что? Это было и прошло… Такое бывает после выкидышей, ты ведь сам всё слышал, доктор при тебе говорил… И вообще, как это связано с семейным психологом? – я сделала пальцами воздушные кавычки.

– Мы оба знаем о твоём бесплодии, но всё равно ты настаиваешь на том, чтобы я пользовался презервативом.

– И что?

– По-моему, в этом желании, а точнее нежелании, кроется что-то большее. Страх.

– Страх? Перед чем?!

– Ну, не знаю… Может быть ты боишься допустить повторную ошибку, которой, по сути, в твоей жизни уже не произойдёт?

– Ты о нежелательной беременности? Да, я никогда не забеременею, даже если очень сильно этого захочу, но… Пффф… Я не понимаю… Чего ты хочешь?

– Ребёнка.

Я замерла.

– Что? – непонимающе переспросила я с широко распахнутыми глазами, словно пыталась разглядеть в лице собеседника намёк на плохую шутку.

– Я хочу ребёнка.

– Ну всё, с меня хватит! – я вскочила со своего места и Робин сразу же вскочил со своего. – Я никогда не скрывала от тебя того факта, что никогда не смогу стать матерью! Ты знал об этом! Знал изначально, ещё до того, как вздумал сделать мне предложение, до того, как мы впервые переспали!..

– Я всё прекрасно понимаю!.. – не знаю, с какого именно момента, но мы оба перешли на повышенные тона.

– Вот как?! Тогда я ничего не понимаю! Чего ты хочешь?! Неужели думаешь, что я, как в сказке, смогу слепить тебе ребёнка из муки и воды?! Или предлагаешь пойти на сельскохозяйственную ярмарку и найти младенца среди кочанов капусты?..

– Таша, успокойся… – он положил руки мне на плечи. – Мы можем, например, усыновить ребёнка.

– Мне не нужен чужой ребёнок! – с жестокой резкостью выпалила правду я и с не меньшей резкостью стряхнула руки Роба со своих плеч.

Тяжело выдохнув, он потёр переносицу и, упершись руками в бока, вновь посмотрел мне в глаза:

– По правде говоря, мне тоже не очень нравится эта идея, – он явно готовился сказать мне что-то другое, более важное, что до сих пор он пытался скрыть под этой безумной идеей об усыновлении. – Мне ближе идея с суррогатным материнством, – неожиданно выдал он.

– Ты о чём? – мои конечности начинали холодеть, что лишний раз доказывало, что меня повергли в шок.

– Твой организм не способен выносить ребёнка, но это может сделать другая женщина. Для рождения нашего общего ребёнка нам необходимо оплодотворить твою яйцеклетку моим спермотозоидом, что можно сделать искусственным путём.

– Зачем нам ребёнок?.. – с придыханием, не своим голосом спросила я.

– Разве ты не хотела бы, чтобы у нас был ребёнок?

– Нет, не хотела бы! – слишком резко отрезала я, при этом сделав шаг назад, но быстро поняв свою грубость, решила пояснить более сдержанно. – Во-первых, я не готова стать матерью. А во-вторых, я отрицательно отношусь к суррогатному материнству. И я категорична в этом вопросе.

– Таша, давай не будем столь категоричны, – Робин сложил перед собой ладони. – Мы не будем решать столь важные вопросы на горячую голову. Просто пообещай, что подумаешь об этом, а я пообещаю больше не упоминать о семейном психологе.

– Если такова цена отсутствия этого бреда в твоих речах, тогда я пообещаю тебе…

– Замечательно, – с облегчением выдохнул Роб и сразу же сделал шаг по направлению ко мне, явно намереваясь меня обнять, но я мгновенно отступила на шаг назад. Я была слишком раскалена, чтобы хотя бы попытаться выйти на мировую.

Дети?!.. Не со мной!.. Не от меня!.. Мы о подобном не договаривались!.. Я точно помню, что наш уговор заключался в другом и зиждился он на платонической любви, не подразумевающей собой никакого создания физически реального существа с его глазами и моей улыбкой!..

Это была наша первая ссора за всё время существования связи между нами. И мне это не понравилось даже больше, чем если бы Роб нарочно столкнул меня с лестницы, что завершилось бы для меня переломом одной из моих многострадальных конечностей.

…Этой ночью я спала в комнате для гостей.

Глава 42.

Злиться мне нравилось меньше, чем чувствовать себя счастливой, поэтому уже на вторые сутки после нашей первой брачной ссоры я с лёгкостью поддалась настойчивым попыткам Робина примириться. Ещё через некоторое время счастье вновь стало для меня осязаемым, однако его блеск для меня неожиданно поблек. Между нами всё вновь стало круто, весело и местами нежно, однако мысли о предложенном Робом суррогатстве навевали на моё настроение заметный налёт холодка, а порой, когда я оставалась наедине с собой, я и вовсе впадала в нервную дрожь от леденящей мысли о возможности обзавестись собственным чадом. Легче было признать тот факт, что мои яйцеклетки не способны оплодотвориться, и поставить на моём материнстве жирную точку или ярко-красный крест. Я напрочь отказывалась верить в то, что мои ооциты смогут осемениться искусственным способом, если они не способны этого сделать при естественных условиях. Я исключала это. Даже если было бы предпринято сотни попыток, пять сотен попыток, сотни тысяч попыток – всё равно ничего бы не получилось! Я выбыла из репродуктивной цепи этого хрупкого земного шара – всё кончено! И я смирилась с этим, и я продолжаю жить… И всё это не для того, чтобы я вдруг ущипнула себя за задницу и сказала: “Проснись, женщина, и становись матерью! Планета хочет от тебя этого! Передай своё ДНК будущим поколениям!”.

Да кого вообще интересует моё ДНК?! Пусть распространением генов семейства Грэхэм-Палмер занимаются Пени, Хьюи и Миша. Тем более у двух из них уже неплохо получилось справиться с этой задачей.

…На самом же деле, мне была отвратительна сама мысль о том, что мою яйцеклетку, оплодотворённую семенем Робина (то есть моего ребёнка!), может носить в себе какая-то чужая (да даже если бы родная!) женщина. Моё дитя в матке посторонней женщины!.. Для моего мировоззрения даже бесплодие было не настолько ужасно, как подобная “игра” с природой или судьбой – называть это можно как угодно…

Я не могла об этом не думать, хотя и хотела вытравить ядовитые мысли из своей головы. И всё же я знала, что Робин вернётся к этой теме, не зря же он взял с меня обещание подумать над “этим”. И я всё думала-думала-думала… Словно заведённый механизм, беспрерывный маятник, часы китайского производства подаренные мне тётей Беллой на моё десятилетие, те самые, которые постоянно перегревались и неизбежно опустошали батарейки, которые должны были служить на полвека дольше.

…Я стала пить больше снотворного. Одна таблетка уже не помогала, поэтому я откусывала половину второй, но делала это втайне от Робина, чтобы он вдруг не решил затащить меня к какому-нибудь наркологу или, что ещё хуже, к семейному психологу с нервным тиком в виде понимающего кивка.

Январь подходил к концу. Однако заметила я это только тридцатого числа, когда в час ночи на мой телефон позвонил отец. Робина не было дома из-за его задержки в футбольном клубе, но он должен был вернуться с минуты на минуту. Я испугалась, получив столь поздний звонок от родителя, с которым, до возвращения матери, слишком редко и коротко общалась, и-то только в светлое время суток. Поэтому, увидев входящий вызов от отца, моей первой мыслью стало: “Случилось что-то неладное”. Благо уже спустя считанные секунды я поняла, что всё в порядке, после чего моё сердце мгновенно вернулось к нормальному ритму. Просто этой ночью я в пятый раз в своей жизни становилась тётей. В эту самую секунду, находясь в центральном роддоме Лондона, Пени рожала своего третьего ребёнка.


Я стояла напротив окна, за которым лежал закутанный в пелёнки новорождённый младенец, и смотрела, как он вертится в прозрачном контейнере, заменяющем ему колыбель. Рядом со мной стоял отец, а мама и Руперт всё ещё находились возле отмучившейся, счастливой роженицы. Пока что я с ними не виделась, так как приехала лишь спустя пятнадцать минут после рождения ребёнка, однако от отца я узнала о том, что роды были очень лёгкими, младенец появился на свет очень быстро и был абсолютно здоров. Мальчик весом в три килограмма и четыреста пятьдесят семь грамм. Выходит, у определённого вида счастья может быть даже вес.