– Да, лучше я сам войду в это самое влагалище! И оплодотворю её яйцеклетку, а не твою! А что ты будешь в это время делать?! Просто останешься в стороне… Замечательно! И кто у меня в итоге родится?! Ребёнок с моими глазами и улыбкой незнакомой мне женщины?!

– Я не остаюсь в стороне!..

– Да, ты заявляешь, что не против, чтобы я опустился до измены в браке с тобой и зачал ребёнка “на стороне”. Вот это я понимаю, непосредственное участие в процессе! Вот только объясни мне, с твоей стороны по отношению ко мне это акт милосердия или безразличия? Ты ведь мне разрешаешь делать детей вне нашего с тобой союза!

– Не детей, а ребёнка…

– То есть всего одного, верно? Переспать с другой женщиной один раз, а если не получится зачать с первого раза, тогда ещё один раз и ещё один… Извини, а у этой функции есть лимит, или я могу совершать попытки оплодотворения всего что движется до тех пор, пока где-нибудь да не выстрелит?!

– Ты перегибаешь палку!..

– Нет, Таша, это ты перегибаешь палку!.. Как ты вообще со мной собираешься дальше жить, зная, что я переспал, может быть даже не один раз, с другой женщиной?!

– Очень просто! Мы ведь в курсе того, что у нас с тобой платонические отношения! Думаю, что ты сделал бы для меня то же самое…

– Ничего подобного!!! – Робин оборвал меня, впервые не дав мне даже договорить. – Я бы ни при каких обстоятельствах ни то что не разрешил бы тебе переспать с другим мужчиной – я бы даже мысленно этого не допустил!.. Даже если бы от этого зависела твоя жизнь!..

– Ах так?!.. То есть ты бы позволил мне умереть?!

– Я бы умер, но ни за что бы не изменил тебе, так почему, по-твоему, твоя жизнь в нашем равноправном союзе должна стоить дороже?!

– По-моему, у тебя просто едет крыша! – выпалила я, после чего резко направилась к выходу из кухни и, уже проходя мимо оппонента, эмоционально добавила. – Я не намерена продолжать этот разговор! Ни к чему хорошему он нас не приведёт!

Это было последнее, что я сказала ему перед тем, как молнией вылетела из квартиры, набросив на плечи старое пальто и впрыгнув в неразношенные ботинки. Хорошо, что я забыла вытащить из заднего кармана джинс ключи от своей машины, иначе бы мне пришлось возвращаться в квартиру, а в тот момент это не могло закончится ничем хорошим.

Робин не побежал за мной, приняв моё решение удалиться с достоинством, из-за чего я на долю секунды ощутила себя неконтролируемой истеричкой, но остановиться я уже не могла. Вставив ключ в зажигание, я нажала на педаль газа и буквально вырвалась на улицы Лондона, при этом не забывая о соблюдении правил дорожного движения и ограничениях скорости. Слишком дорогую цену я когда-то заплатила за столь хорошую память.

Глава 44.

Я явилась на порог О’Кконеллов в начале пятого часа, и первым, что налил мне Байрон, был ирландский скотч.

Мы пили втроём, но впоследствии больше всех напилась именно я. И всё равно наступления рассвета, из-за чрезмерно пасмурной погоды, в итоге не заметил никто из нас.

– Я не понимаю, откуда в нём вдруг появилось это внезапное желание стать отцом именно в ближайшем будущем, – говоря эти слова, я уже была изрядно выпившей. – До сих пор не было ни единого намёка на то, что он хочет или может захотеть детей… Тем более он с самого начала знал…

– Что ты не можешь иметь детей… – встряла Нат. – Да-да… Ты уже это упоминала…

Когда после первого же двойного виски я рассказала о произошедшем между мной и Робином огневолосой и Байрону, убедительно попросив их не распространяться об этом, они оба были повергнуты в шок. Ещё бы!.. Не каждый день узнаёшь о бесплодии лучшей подруги…

– А он случайно тебя в последнее время не ревновал?.. – Байрон был тоже нетрезв, однако выглядел намного трезвее и меня, и Нат.

– Ревность – это низменное чувство, – поморщила носом я.

– Согласен, – кивнул головой Байрон. – Вообще низменных чувств у мужчины по отношению к женщине достаточно много, и каждое из них способно вызвать в нём желание оплодотворить яйцеклетку своей избранницы…

– Но зачем?! – смотря на Байрона, я округлила глаза так сильно, что они едва не повыкатывались из своих орбит. – Зачем?!.. – повторила мучающий меня в данную секунду вопрос я.

– Чтобы привязать женщину к себе, – невозмутимо пожал плечами Байрон, после чего меня вдруг осенило.

О чём-то подобном, нет, конкретно об этом меня когда-то и предупреждала Глория Олдридж…

И здесь я начала холодеть от мысли о том, а не попытался ли в своё время намеренно сделать со мной нечто подобное другой мужчина, имя которого в эту самую минуту мне не хотелось воспроизводить даже мысленно.

– Да, но у нас с Робином платонические отношения, – сжала кулаки на барной стойке я.

И чьей только идеей было соорудить в подвале домашний бар?! Если идея принадлежала Байрону, общество могло бы признать его гением, но если эта идея принадлежала Нат, едва ли её не оклеймили бы пьянчужкой. Грёбаное неравенство по половому признаку! Но реальность не изменишь: женщина в итоге корчится от нечеловеческой боли во время родов, мужчина же зачастую даже не подозревает о рождении новой жизни, которой дал толчок именно он. В жопу равенство, просто дайте мужчинам испытывать ту же боль в процессе рождения своего ребёнка, которую испытывает женщина, в своё время достаточно сошедшая с ума, чтобы разрешить кому-то себя оплодотворить!

– Платонические платоническими, – тоже заплетающимся языком начала огневолосая, – однако Робин мужчина из плоти и крови, и в постели он физически тебя любит – не забывай об этом.

Я нахмурилась от внезапно прозвеневших в моей голове слов Роба: “…Я бы умер, но ни за что бы не изменил тебе, так почему, по-твоему, твоя жизнь в нашем равноправном союзе должна стоить дороже?!”. Слова явно “не платонического” партнёра.

– Но суррогатство!.. – не отступала я. – Это просто… Просто… Невыносимо!.. В отличие от меня, Робин абсолютно здоров, так почему он должен прибегать к способу зачатия, который придуман человеком, а не природой!.. Нет, я отрицательно отношусь к суррогатному материнству… И это категорично… Помещать мою яйцеклетку в организм другого живого существа… Женщины… Это… Это… Это противоестественно!.. Неправильно… Да мне даже противно!.. Если жизнь решила, что у меня не будет детей, так тому и быть, и я готова продолжать жить с этой ношей… Но чтобы оспаривать решение судьбы подобным способом… Даже с учётом того, что я абсолютно уверена в том, что моя максимально проблемная яйцеклетка не сможет оплодотвориться даже искусственным путём, так как у меня есть все доводы, чтобы быть в этом уверенной наверняка, я всё равно, даже зная о заблаговременном провале, не позволила бы никому извлечь из меня мою яйцеклетку, чтобы изнасиловать её сперматозоидом Робина!..

– Но он ведь твой муж, – заметила Нат.

– И что?! Теперь я обязана жить попытками оплодотворения?! Я не обязана… Может быть у меня вообще психологическая травма после того выкидыша?! В конце концов, сколько прошло?.. Семь месяцев?! Никому здесь не кажется, что срок слишком маленький, чтобы требовать от меня подобного?! Да и вообще я не уверена в том, что о подобном меня можно будет просить даже спустя десятилетия!

– Согласна… – уверенно кивнув и сжав кулаки на своих коленях, поджала губы Нат.

– И я согласен, но… – в этом “но” Байрона отразилось нечто заранее назидательное. – Ты тоже перебрала в этой истории. Со своей стороны ты проявила к Робину некоторое безразличие, предложив ему переспать с другой женщиной, пусть даже только ради зачатия… Секс с другой – это секс с другой, как это не обзывай: изменой или поступлением моральными принципами ради счастья партнёра по браку. Тебе стоит это понять, если ты хочешь помириться со своим мужем.

Я смотрела на Байрона всё ещё широко распахнутыми глазами. Хочу ли я?.. Да!.. Конечно… Наверное…

Я провела рукой по волосам. Нет, я не была способна здраво мыслить в этот самый момент, и одно только то, что я это сейчас осознавала, делало честь моему умению вливать в себя крепкие горячительные напитки.

Так дело не пойдёт. Мне необходимо выспаться…


Коко и Олаф разошлись. Потом, правда, они сошлись, да и расходились они всего на два дня, во время которых Коко жила в нашем “спичечном коробке”, однако факт оставался фактом. Даже идеальные отношения не идеальны. Кажется именно эту мысль пытался донести до меня Байрон, прежде чем передал меня Руперту.

Я проспала весь день, а когда проснулась, поняла, что перед сном явно неплохо накидалась. Нат сразу же протянула мне шипучку от головной боли (которой нужно отдать должное: она и вправду справлялась с поставленной перед ней задачей обезвредить самоуничтожение моего головного мозга), однако особенно сильно мне не полегчало. И дело было не в головной боли или неприятном привкусе во рту. Дело было в скребущих на душе и противно завывающих кошках.

Проснувшись, я уже знала наверняка, что хочу помириться с Робином. Вот только за руль мне садиться было нельзя.

Мне повезло, что Руперт как раз собирался в Лондон к Пени и Мартину. Он навестил своих родителей, у которых этой ночью оставил Рэйчел с Барни, выспался и теперь рвался обратно к своей возлюбленной в роддом.

Значит, Байрон уверен в том, что идеальных отношений не существует?.. Он забыл о Руперте и Пени. Переселись душа Пени в тельце хомячка, Руперт бы лелеял этого грызуна до скончания своих лет, потому как хомяк бы по-любому пережил его только из-за жалости к самоотверженным попыткам этого мужчины продлить жизнь зверушки, которая в природе не должна жить дольше трёх лет, а у Руперта не должна скончаться вплоть до девяностолетия…

По дороге в Лондон мы не много говорили. В основном говорил Руперт, хотя он, как и я, обычно предпочитал молчать и даже порой отличался своей немотой, как бы иронично это не звучало. Однако он только сегодня ночью стал многодетным отцом, так что, по-видимому, на ближайшие пару суток он позволил себе развязать язык, и вместо трёх односложных предложений, как это бывало обычно, в следующие полчаса я услышала точно не меньше тридцати многосложных.

Родительство меняет…


Руперт проводил меня до подъезда и, зачем-то, хотел провести меня вплоть до двери моей квартиры, но я отказалась, а он знал, что одного моего “нет” достаточно, чтобы оставить всяческие попытки. По-видимому, он заметил, что я всё ещё немного пошатываюсь при ходьбе, да и шаг у меня внезапно стал заметно медленнее обычного, отчего и решил вдруг проявить родственную заботу, но это было не к чему.

Вяло, даже не стараясь придать голосу подобия бодрости, я поздоровалась с миссис Адамс, даже не задержавшись, чтобы пожать лапу мистеру Кембербэтчу. Не то чтобы мне было всё равно на этого котика, просто я не хотела, чтобы он или миссис Адамс случайно уловили исходящий от меня запах алкоголя, который, как мне казалось, тянулся за мной осязаемым шлейфом, хотя на самом деле, как утверждал Руперт, а он никогда мне не врал, я издавала весьма неприметный аромат, как для человека, накануне накатившего ирландского скотча так, словно тот был водой (а это уже были слова Байрона).

Я пыталась заходить в квартиру максимально тихо. Возможно Робин и услышал бы дверной щелчок, и то, как дверь, пусть и плавно, но щёлкнула с закрытием, и то, как я снимала с себя пальто, и стаскивала обувь с ватных ног, но он говорил по телефону в столовой и, судя по всему, на другом конце провода висела Полина. Я прислушалась.

– Нет, она не звонила… Её телефон недоступен, я уже раз сто пробовал… – остановившись на цыпочках посреди прихожей, я достала телефон из кармана джинс и едва удержалась, чтобы не выругаться вслух нецензурным словом. Вот ведь!.. Мой телефон всё это время был разряжен, а я этого даже не замечала! – Я уже звонил её родителям и Хьюи… Нет, естественно я никому ничего не рассказывал, они даже не догадываются… Это только наше дело, ты ведь понимаешь?.. Естественно я знаю, что у тебя язык за зубами, и всё же… Да… Да… Я знаю… Наверное стоит позвонить её подруге, Нат, или Руперту, вдруг она решила побыть с Пени?.. Ладно… Да, давай… Я сообщу тебе… Не переживай, я сам переживаю… Созвонимся.

Робин положил трубку и продолжил смотреть в окно, за которым густо разливались сумерки. Я же уже стояла всего в каких-то пяти шагах за его спиной, не решаясь издать даже шороха, отчего-то внезапно испугавшись своего обнаружения.

Что он скажет, когда обернётся?!.. Обвинит меня в эгоизме, безответственности, отсутствии уважения к нему или ещё в чём-то подобном, не менее болезненном и ужасном?.. Главное, чтобы не повысил тон… Я не вынесу, если он вновь сорвётся и перейдёт на крик… Он ведь никогда до сих пор не кричал… Да его вторым именем было “уравновешенность”! Это всё я виновата… Я довела его до такого состояния, заставила подумать, будто мне будет безразлично, если он вдруг переспит с другой женщиной ради зачатия ребёнка, будто мне безразличен он сам… И пусть первое было правдой, он никогда не был мне не безразличен. Никогда. Именно поэтому я и допускала первое, которое невозможно было бы без второго…