Что касается личной жизни, у Хьюи наладилось что-то вроде “тихого счастья”. Жилые комнаты на втором этаже были доделаны на две недели раньше, чем лавка на первом этаже, однако это не помешало Хьюи перевезти сюда Эсми до того, как ремонт был окончательно завершён. Пятилетней Бони досталась отдельная комната, которой у неё прежде никогда не было, отчего её обожание к Хьюи, по его словам, подлетело до небес. Между ними завязались настолько тёплые отношения, что уже спустя неделю после переезда Бони начала уверенно называть его папой, чего лично я никак не могла представить.

Хьюи, и вдруг отец?!. Серьёзно?.. Хотя, кто бы говорил…

Что же касается Эсми, она начала серьёзные отношения с Хьюи практически сразу после того, как он выписался из больницы. Он только начинал занаво учиться ходить, и Эсми даже не догадывалась о тех деньгах, которые оставил ему Энтони. Если говорить точнее – ни о каких деньгах она не знала до тех пор, пока Хьюи не привёл её в свой собственный дом-лавку…

Итак, о деньгах Эсми не знала, впервые переспали они за полгода до открытия лавки, и она всегда была рядом с Хьюи, жертвуя ради него не только своим временем, но принеся на алтарь всесожжения даже работу. Из-за того, что она предпочла помогать Хьюи в ориентировании в новом для него мире, у неё практически не осталось времени на себя, дочь и работу. В частности последнюю она в итоге и потеряла. В нашем небольшом городке рабочих мест как таковых толком не было, поэтому Эсми планировала устроиться фасовщицей в гипермаркет на окраине Лондона, до которого ей приходилось бы ежедневно добираться на электричке, однако Хьюи предложил ей рискнуть и поставить всё на его лавку, предложив ей стать его помощницей на кухне. Эсми не колебаясь согласилась и, к счастью, удача приняла их сторону – лавка Хьюи в первый же месяц принесла прибыль, всего лишь на тридцать процентов ниже прибыли Руперта от его тренажерного зала. Это не просто внушительная сумма – это самый настоящий успех.

Четверть от выручки Хьюи ежемесячно тратил на медицинское обслуживание бывшей свекрови Эсми – шестидесятипятилетняя миссис Крофтон в последнее время сильно сдала в здоровье и нуждалась в срочном лечении, а кроме Эсми и Бони, с которыми до сих пор она делила крышу своего старого домика, у неё больше никого не осталось, так что Хьюи решил взять и её под своё крыло.

Хьюи – отчим, Хьюи – опекун одинокой старушки, и, наконец, Хьюи – жених. Они с Эсми решили пожениться в ближайшее время, однако с датой до сих пор не определились, и всё же… Не слишком ли много ответственности для одного Хьюи? Но его, по-видимому, ответственность не пугала. Скорее его пугало одиночество, которым он пресытился за более чем десять лет своего беспамятства.


…Я ушла за пять минут до открытия лавки, не желая лишний раз пересекаться с лишними людьми, а исходя из слов Хьюи, с минуты на минуту как минимум пять человек должны были явиться за свежей выпечкой.

В момент, когда я уже перешагнула порог, вслед за мной на улицу шагнула Эсми, вышедшая из кухни пятью минутами ранее. Она сунула в мою здоровую правую руку две перевязанные белой верёвкой прозрачные коробки – в нижней был белоснежный торт, украшенный ликёрными вишнями, а в верхней красовалось несколько розовых пирожных.

– Не стоит… – я протянула связку коробок обратно, но Эсми прижала свою руку к груди, по-видимому чтобы я не смогла ей вернуть презент.

– Эти я сама делала. Пожалуйста, возьми… И Тену с Джоуи передай.

– Спасибо, – коротко выдохнула я и, развернувшись, направилась к своей машине.

Прежде чем сесть за руль, я ещё раз махнула рукой Эсми и стоящему позади неё Хьюи, к которым уже приближались первые три посетителя.

Поставив коробки с кондитерскими изделиями на кресло рядом и пристегнувшись, я ещё раз посмотрела в сторону лавки: Хьюи и Эсми были увлечены внутрь к прилавку потоком из трёх пенсионеров, так что я их уже почти не видела. Я бросила взгляд на пирожные. Стоило ли сказать Эсми о том, что я до сих пор ещё не кормлю Тена с Джоуи сладостями, ограничивая их в лишнем сахаре? Что ж, придётся заехать сегодня вечером к Полине. Она сама не фанатеет от сладкого, однако наверняка не откажется выпить со мной пару чашек чая.

…Жаль, что я не пришла к Хьюи раньше. Увидев его, мне впервые после смерти Робина стало как будто бы легче. Как будто бы когда-нибудь и моё беспамятство тоже окончится, и я тоже смогу открыть свою кондитерскую лавку… А пока, я понятия не имею, как отличить горечь от сладости.

Глава 67.

Я совершенно забыла о существовании своего нового знакомого, пока на третий день после посещения мной Хьюи не пролила на повязку на левой руке часть своего двойного виски, так и не успев его пригубить. Повязку я, естественно, сразу же сняла и выбросила в мусорное ведро, а когда осмотрела руку и удивилась скорости заживления шрамов, первым делом вспомнила о “чудо-мази”, которой дважды прошёлся по моим ранам доктор Даддарио, а уже потом и о самом существовании доктора.

Наливать себе повторную порцию, раз уж не удалась первая, я не захотела, вместо этого оделась и спустилась вниз, по пути попрощавшись с мистером Кембербэтчем, этим вечером отчего-то несущим вахту в гордом одиночестве.

Мона осталась сегодня с ночёвкой в детской спальне, так что я не сомневалась в том, что этим вечером выпью. Оставались ли вопросы: как? где? и с кем? И так как привлекать к этому делу я не хотела никого из своего ближнего окружением, за исключением Натаниэль, выбывшей из моих алкогольных планов на ближайшие два года, вариантов у меня оставалось не много.


Когда мне оставалось не больше пятнадцати шагов до его места работы, он вышел на улицу, но не затем, чтобы запереть за собой дверь, а, по-видимому, чтобы просто подышать свежим воздухом, которым этим февральским вечером Лондон не мог похвастаться. Остановившись на неровной и всё ещё влажной после прошедшего днём ливня тротуарной брусчатке, я посмотрела на свои наручные часы. Десять минут девятого… Когда в следующий раз я подняла взгляд на Роберта, он уже смотрел на меня, продолжая держать свои руки скрещенными на груди.

– Не слишком ли поздно для прогулок? – повысив голос, чтобы я наверняка смогла его расслышать, поинтересовался он.

– Не слишком ли поздно для торчания на рабочем месте? – отстрелялась вопросом на вопрос я и двинулась вперёд.

В свете отдалённого фонаря я смогла рассмотреть его улыбку. Интересно, что она могла означать?


– Можно сказать, что твоя ладонь в отличном состоянии, – осмотрев мою руку и протерев её быстросохнущим раствором, заключил Роберт. – Ещё некоторое время, конечно, будет чувствоваться определённый дискомфорт, но, думаю, уже к концу февраля ты об этом забудешь, а ещё через месяц следов и вовсе не должно остаться.

– А ведь порезы были внушительные, – сдвинула брови я.

– Что было, то было… Но, как видишь, для заживления тебе хватило всего лишь какой-то недели. Впрочем, ты ведь понимаешь, что тебе повезло?

– В том, что не задела вен, или в том, что шрамов не должно остаться?

– И в том, и в другом. В первом, конечно же, повезло больше… Знаешь, хотя шрамы на тебе и заживают, как на собаке, я бы тебя собакой не назвал, – прищурился Роберт.

– И на том спасибо…

– Я бы назвал тебя кошкой.

– Кошкой? – выждав секунд пять, с непониманием переспросила я.

– Что-то мне подсказывает, что у тебя девять жизней.

– Возможно и было, но осталось точно не больше одной.

Я неохотно вспомнила мгновения своих выживаний и их жёстких последствий, и по моей коже мгновенно пробежались мурашки.

– Как насчёт того, чтобы пропустить со мной по бокалу пива? Я тебе расскажу, как у меня обстоят дела с браком, ты мне расскажешь, каково это – остаться с одной-единственной жизнью.

Что ж, мне даже не пришлось предлагать.


Я отказалась пить в баре, поэтому мы приобрели по две бутылки пива каждому и, выйдя на пустынную набережную Темзы, открыли их при помощи пробок друг друга, при этом не пролив ни капли.

Роберт уже начал мне рассказывать о том, что они с женой всё-таки подали заявление на развод, так что мне оставалось только идти рядом, потягивать пиво и проявлять хотя бы незначительные попытки к поддержанию диалога, чем я и занималась:

– Но если всё так плохо, как ты говоришь, и вы не можете терпеть общества друг друга, тогда почему вы всё ещё делите одну крышу над головой? Не проще ли разъехаться?

– Не всё так просто. До того, как наш брак официально аннулируют, пройдёт далеко не пара недель…

– Я о том же. Зачем жить вместе?

– Дело в том, что эту квартиру нам подарили родители с обеих сторон.

– Оу… Раздел имущества значит. Грязное дело.

– Я бы даже сказал, что дело дрянь. Особенно с учётом того, что Ванесса намерена разделить всё вплоть до микроволновки.

– Неужели нельзя никак договориться?

– Нет уж, я не намерен отдавать ей ничего из того, что было заработано моим трудом. Более того, я считаю, что она ещё должна мне компенсировать покупку обручальных колец и свадебные расходы, которые я полностью взял на себя.

– Да, но ты ведь сам этого хотел – сделать её своей женой. Разве не так?

– Однако я не хотел, чтобы мне наставили рога, тем более спустя каких-то восемнадцать с половиной месяцев после официального заключения брака. В общем, теперь я вынужден делить с ней квартиру и вступать с ней в перепалки всякий раз, когда мы пересекаемся. Повезло, что у нас две комнаты, не считая гостиной, и каждый может находиться на своей территории вне зоны досягаемости противника. Впрочем, с остальным всё плохо. К примеру, пару дней назад она прожгла мой джемпер утюгом, а сегодня постирала мой единственный медицинский халат со своим красным лифчиком. Полдня пришлось пробыть Розовой Пантерой*, прежде чем Карла купила и привезла мне новый халат (*«Ро́зовая панте́ра» – серия короткометражных мультипликационных фильмов, выходивших на студии DePatie-Freleng в период 1964–1980 годы). Думаешь Ванесса возместит мне его стоимость? Или вернёт мне деньги за купленный мной ей полгода назад макбук? Ничего подобного. Она даже не уточнит стоимость сломанной кофемашины, подаренной мне сестрой на мой день рождения, и сломанной Ванессой за сутки перед тем, как она решила признаться мне в своих свиданиях со своим бывшим бойфрендом.

– У тебя есть сестра?

– Старше на два года, тоже разведена, имеет трёхлетнего сына от неудавшегося брака и уже год как состоит в серьёзных отношениях со своим соседом по съёмной квартире.

– Но ты ведь говорил, что у тебя нет близких людей?

– Кажется, я говорил, что их нет в Лондоне. Сестра живёт в Мидлсборо. Я сам родом оттуда.

– А как же родители?

– Развелись, когда мне было семь, правда отец умер уже спустя два года после развода, а мать умерла девять лет назад. Так что остались только я и Тесса с её сыном, да ещё пара кузенов, с которыми мы толком даже не общаемся… А у тебя? Большая семья?

– Скажем так: в этом клубе состоит достаточное количество человек, чтобы считаться семьёй, имеющей размеры выше среднего. Но я не хочу говорить о своей семье.

– Мутная тема?

– В точку.

– А что насчёт тебя?

– Что ты имеешь ввиду?

– Ну, у меня кроме сестры никого больше нет, и я развожусь со своей женой, а ты из большой семьи и-и-и?..

– И-и-и?.. – всё ещё не понимая, протянула я.

– У тебя есть бойфренд?

– Бойфренда нет, – опустила глаза я, будто пытаясь заглянуть в свою бутылку. – Вот ведь… У меня пиво почти закончилось. Зайдём за ещё одним?

В итоге мы зашли в ближайший бар и купили ещё по две бутылки каждому.


После выпитой третьей бутылки пива я почувствовала себя охмелевшей, но определила это не по ставшему более расплывчатым свету фонарей, а по своему неуверенному шагу. Мы гуляли уже второй час, и если в начале прогулки мы целиком и полностью ушли в дебри развалившегося брака Роберта, тогда уже сейчас во всю обсуждали проблему глобального потепления, периодически срываясь на чёрный юмор.

– Солнечные батареи, электромобили, использование бумажных пакетов вместо полиэтиленовых, а что насчёт нефти?

– Нефти? – Роберт приподнял брови. – Это разве не связано с солнечными батареями и ветряными мельницами? Или ты не про альтернативные источники энергии?

– Я именно об этом. Но больше всего в этой сфере меня заинтересовало аккумулирование избыточной энергии посредствам запасания её в виде потенциальной энергии гравитационного поля. Я сейчас говорю про гравитационную энергетику. Ты знал, что компания Energy Vault разработала проект гравитационной аккумулирующей электростанции, представляющей из себя подъёмный кран с шестью стрелами, электродвигатели которого работают как электрогенераторы при спуске блоков, и поставленные друг на друга блоки. Когда в электросеть поступает избыточная энергия, она тратится на поднятие блоков. А в часы-пик, при спуске блоков кранами, энергия возвращается в сеть! – я развела и хлопнула руками.