Anne Dar - Обреченные стать пеплом

– Ты ведь несерьёзно, – опустив руки, Робин поджал губы и состроил искренне-печальную гримасу, от которой у меня, почему-то, зашкребло на душе. Будто мне и вправду стало его жаль.

– Сегодня не желаю!.. До завтра!.. – теряя браваду, старалась до последнего сражаться я, но, сколь скоро осознала утрату своих сил в бою, поспешно дёрнула дверную ручку и поторопилась закрыть за собой дверь.

И всё же, прежде чем захлопнуть за своей спиной дверь, я услышала его наполовину наигранное, наполовину правдивое, печальное: “До завтра”. И снова зашкребло на душе. Нет, я не могу испытывать к нему жалость! Пусть он проливает лимонный чай на свою рубашку и не имеет сменной одежды или даже пусть вот так вот сверлит мою спину взглядом тоскливого щенка – мне всё равно! Он был виноват передо мной, что, по-моему, было абсолютно очевидно, а это значит, что у меня есть полное право на него злиться.

Однако, не смотря на “полное право”, я, почему-то, не злилась, но и не жалела об этом. Как и не жалела его самого. Мне просто не хотелось, чтобы он огорчался, тем более из-за меня. В конце концов, его кровь сейчас текла в моих жилах…

К окончанию вечера я вновь ощутила себя неблагодарной.

В который раз за всю свою непродолжительную жизнь.

Мы шаркали медленным шагом вперёд по коридору. За прошедшие пару суток моя пострадавшая больше правой левая сторона стала чувствовать себя значительно лучше, даже хромота стала менее очевидной. Расхаживать вместе по ночным коридорам в свете неоновых ламп стало для нас едва ли не традицией. Я больше не сердилась на Робина за то, что он в общении со мной умолчал о том, кем он является, так как вскоре поняла, что этот его ход весьма недурно сработал. Теперь я не воспринимала его как Робина Робинсона, одного из лучших нападающих в британском футболе – я продолжила воспринимать его как напарника по ночным “пижамным” похождениям по больничным коридорам. И от этого было легко, за что я могла его благодарить, но никак не держать на него обиду.

Он пришёл ко мне в половину одиннадцатого и, тонко уточнив и наверняка убедившись в том, что я больше на него не обижаюсь, пригласил меня прогуляться. Мы не покидали своего этажа, за последующий час четырежды обойдя каждый его сантиметр, поэтому, когда Робин вдруг остановился напротив неосвещённого закоулка и с задумчивым видом стал в него вглядываться, я заинтересовалась.

– Что? – наконец не выдержав полуминутного молчания, поинтересовалась я, стоя в полушаге за спиной своего напарника.

– Ммм… – задумчиво протянул Робин, после чего уверенно вошёл в закоулок, заставленный десятками картонных коробок.

Недолго думая, я отправилась за ним, и вскоре, обогнув высокие колонны из коробок, пару из которых Робин ловко сдвинул вбок (по всей видимости, они были пусты), я вновь остановилась за спиной своего провожатого. Лишь спустя мгновение я поняла, что он открывает выход на балкон.

Как только стеклянная дверь была открыта и Робин вышел в неё, я, не задумываясь, шагнула вслед за ним. Тёплый порыв июньского ветра мгновенно подхватил мои волосы и поднял их концы вверх. Я поёжилась и всем телом сжалась под своей фланелевой пижамой. Холодно не было, но даже лёгкий намёк на ночную прохладу заставил меня машинально запахнýть рубашку.

– Свежий воздух, – констатировал Робин и сделал глубокий вдох.

Я повторила за ним. Воздух и вправду был настолько свеж, что, кажется, у меня немного закружилась голова. Обернувшись и удостоверившись в том, что выход на балкон закрыт и с коридора нас не видно из-за нагромождения коробок, я подошла к высокой периле, в высоту достающей моего солнечного сплетения, и, крепко сжав её руками, сделала шаг назад, словно хотела начать отжиматься от неё.

– Ты веришь в реинкарнацию? – неожиданно спросил Робин.

– Я верю в Бога, – уверенно ответила я, после чего обернулась и посмотрела на собеседника через правое плечо, пытаясь понять, что именно он хотел от меня узнать при помощи этого вопроса. Но он молчал, и вскоре я отвернулась.

Постояв в таком положении ещё несколько секунд, я оттолкнулась от перил и, сделав пару шагов назад, аккуратно прислонилась к холодной оштукатуренной стене, шершавость которой не позволяла почувствовать себя уютно. Постояв так около пятнадцати секунд, я повернула голову вправо, чтобы посмотреть на своего спутника, стоящего в трёх шагах от меня, и вдруг встретилась с ним взглядом. Я не ожидала этого, как и не подозревала того, что он уже смотрит на меня, причём в упор, отчего, заметив это, я замерла.

– Знаешь, я завершаю свою карьеру, – вдруг произнёс он, и этими словами застал меня врасплох.

– Только не говори, что дело в этой аварии, – скривилась от ещё неясного, но начинающего проявляться чувства вины.

– Нет-нет. Конечно нет.

– Но твоя трещина в рёбрах и это твоё прихрамывание… Для футболиста это может быть серьёзным.

– В аварии я пострадал несильно. Можно сказать, что вообще не пострадал. А насчёт моего ухода из футбола… – он поджал губы. – Я планировал это ещё до аварии. Точнее, я решил это как раз в тот вечер, когда наши автомобили столкнулись.

– Оу, – сдвинула брови я, всё ещё слабо веря в столь тонкое совпадение. – Но почему ты вдруг решил уйти из футбола? Всего два года назад вы получили бронзу на Чемпионате мира, ещё раньше серебро на Чемпионате Европы. Это ведь настоящий успех.

– Просто пришла пора уйти красиво, чтобы позже не уходить с позором.

– Уйти из футбола в двадцать шесть? Ты ещё минимум два Чемпионата мира можешь покорить.

– По правде говоря, не могу, – поджав губы, выдавил Робин, и я замолчала в ожидании продолжения. – Полгода назад я получил свою первую серьёзную травму, после которой у меня выявили серьёзные проблемы с суставами стоп. Если я продолжу играть в том же темпе, в котором играю сейчас, я рискую заработать себе проблемы с движением, а играть хуже, чем я играю сейчас, я не намерен. Уходить всегда больно, особенно если ты пытаешься уйти от того, чему посвятил бóльшую часть своей жизни… Правда, в этом вопросе мне помогла эта лёгкая травма, полученная во время нашего столкновения, – ухмыльнулся Робин. – Хотя я и принял решение до её получения, только сейчас я осознал, что иного пути, кроме как ухода из профессионального футбола, я не имею. Можно сказать, что столкновение с тобой помогло мне принять неизбежное и смириться с правдой.

– То есть ты не переживаешь по этому поводу?

– Переживаю, конечно, но что поделаешь?.. Уверен, в мире есть масса вещей, которыми я смогу заняться…

– Уже есть что-то на примете? – попыталась улыбнуться я.

– Вообще-то, есть, – довольный моей проницательностью, ухмыльнулся Робин. – Я покупаю футбольный клуб.

– Ого, – не смогла не сдержать восторга я. – Это ведь целое состояние.

– Если быть более точным, я потратил и ещё потрачу на это предприятие все имеющиеся у меня деньги, – поджал губы Робин.

– Так ты банкрот, – ухмыльнулась я.

– Зато с футбольным клубом за пазухой… – он вдруг умолк и, спустя несколько секунд, неожиданно спросил. – Как думаешь, у меня получится?

– Обязательно получится, – не задумываясь, уверенно произнесла я. – Я бы поставила на успех твоего предприятия не одну тысячу долларов.

– Не одну, тогда сколько? – задорно заулыбался Робин.

– Начнём с того, что у меня нет и фунта, не говоря уже о тысячи долларов. Но, знай, я бы сделала ставку. И это не смотря на то, что я совсем не азартный человек.

– Что ж, значит у меня и вправду есть шансы, – ещё шире заулыбался Робин.

В полном молчании, вглядываясь в отдалённый ночной Лондон, вид на который с десятого этажа открывался просто замечательный, мы простояли ещё около десяти минут, когда Робин вдруг вытащил что-то из-под своей фланелевой рубашки сзади. Я присмотрелась: это был один из глянцевых журналов, лежащих у него в палате на столе. Найдя интересующую его страницу, он аккуратно вырвал её и уже хотел с ней что-то сделать, когда я задержала его за локоть, чтобы посмотреть на обрывок. Неожиданно встретившись со знакомым взглядом, смотрящим на меня с глянцевой страницы тёмной голубизной, я улыбнулась.

– Это ты? – сквозь улыбку, заметила я.

– Да, – коротко ответил он, после чего продолжил свою попытку сложить из вырванной страницы какую-то конструкцию.

– Что это будет? – поинтересовалась я.

– Самолётик… – задумчиво отозвался Робин. – Знаешь, помимо того, что я больше не смогу играть в игру, которой посвятил без малого пятнадцать лет своей жизни, недавно со мной произошло ещё кое-что очень важное и, возможно, не менее трагичное… – он вдруг запнулся, но заминка продлилась лишь секунду. – На протяжении шести лет я состоял в серьёзных отношениях с девушкой, которую любил без ума. Думаю, подобное часто происходит с первой влюблённостью… Мы были не просто влюблены, но, как я до сих пор думал, весьма счастливы… Во всяком случае, я точно был с ней счастлив. Месяц назад я узнал, что она изменяет мне. Это произошло случайно. У нас, как и всегда, всё было замечательно. Я пришёл к ней на квартиру, которую последние пять лет снимал для неё, у нас состоялся прекрасный романтический ужин, который завершился не менее замечательно… В общем, всё как всегда. Утром, пока Флаффи спала, я, как иногда делал, проверил утреннюю прессу. Среди пары неоплаченных счетов и свежих газет оказался незапечатанный конверт. По-видимому, его бросили в почтовый ящик без помощи почтовой службы. Не знаю, посмотрел бы я его содержимое или не обратил бы на него внимание, но когда я неуклюже поднял его со стола, на пол упала фотокарточка. Когда я поднял её, я понял, что на ней запечатлена полуобнажённая Флаффи в компании человека, с которым несколько лет назад я рассорился из-за спонсорства. Фотокарточка была подписана словами: “Ты лучше, чем ты думаешь”.

– Оу… Робин, – я положила руку на его плечо, неожиданно почувствовав боль его разбитого и саднящего сердца, что меня вдруг ошеломило. – Такое бывает… – Наверное. Я не была в этом уверена, так как со мной ничего подобного не случалось.

– Это было не насильно… Я про то, что происходило между ней и моим противником. Единственное, что, возможно, должно было меня утешить – это то, что они были вместе всего три раза и их отношения продлились всего две недели, прежде чем я о них узнал… Мы расстались молча. Ей было слишком стыдно – мне слишком больно.

С этими словами Робин запустил свой самолётик, который, приняв ровную траекторию, полетел на удивление далеко.

– Вы общались с ней после? – зачем-то поинтересовалась я.

– Нет. Зачем?

– Первая любовь – штука серьёзная. Говорят, что зачастую она остаётся единственной на всю жизнь, – взяв журнал из рук Робина, я выдрала из него первую же страницу и начала на скорую руку собирать свой самолётик.

Подождав немного, Робин забрал журнал обратно и тоже выдрал из него лист.

– Спустя неделю после нашего расставания наша общая знакомая сказала мне, что Флаффи поспешно собрала чемоданы и вернулась к себе на родину, в Ирландию. В начале июня я внёс последнюю плату за жильё, которое снимал для неё. На этом всё.

– Ну, она хотя бы не осталась с тем чуваком, твоим противником, если тебя это, конечно, может утешить, – сказала я, сделав шаг вперёд, и со всего размаха бросила самолётик вдаль. Он, совершив резкий заворот вниз, ударился носом о перила и предательски отскочил в сторону обрыва.

– Знаешь, если честно, меня это всё-таки утешает, – признался Робин.

– Это вполне естественно, – обернулась к собеседнику я. – В конце концов, шесть лет жизни, первая любовь и, тем более, прошёл всего лишь месяц. Думаю, ты её не скоро забудешь. И даже если забудешь, всё равно продолжишь периодически вспоминать.

– Как-то ты мрачно описываешь последствия этих оборвавшихся отношений, – криво ухмыльнулся Робин.

– Как есть, – пожала плечами я.

– Смотри, – он поднял руку со своим новым самолётиком, – его нужно запускать максимально плавно, и тогда, если не вмешается ветер, он пролетит достаточно далеко, чтобы упасть вне поле твоего зрения, – с этими словами он сделал шаг вперёд и аккуратно запустил самолёт куда-то вдаль.

– В детстве мне самолётики делал отец, – прикусила нижнюю губу я, засунув руки в карманы пижамных штанов. – Так до сих пор и не научилась нормально их конструировать самостоятельно.

– Кто твой отец? – задал неожиданный вопрос Роб.

– Раньше был бизнесменом, начальником успешной полиграфической фирмы. Теперь он мастер: из-под его рук выходят утончённые скрипки.

– Интересный человек, – сдвинул брови Робин.

Мы немного помолчали.

– Почему ты сделал первый самолётик из страницы, на которой был изображён? – вдруг решила поинтересоваться я.

– Просто хотел отпустить себя. Хотя бы так… Хотя бы как-то…

– Помогло?

– Хочешь проверить? – спросил он, и, словив на себе заинтересованный взгляд, он встряхнул журналом в своих руках. Открыв очередную страницу со своим изображением, он вырвал её и в считанные секунды сделал из неё ещё один самолётик, который вдруг протянул мне. – Держи, это тебе. – Наблюдая за тем, как я ворочаю самолётик в руке, он добавил. – Выпусти его. Только плавно, чтобы не протаранить обшивку какого-нибудь автомобиля, припаркованного внизу.