— Я думаю, из-за того, что Эстер является живой связью с тем временем, когда оттоманские султаны были сильными и правили, не поддаваясь влиянию их любимых жен и евнухов Пока Эстер живет, она служит напоминанием для Али Зия, что 31 и времена снова могут вернуться, что отнюдь не устраивает ни его самого, ни ему подобных После Селима I не было ни одного сильного султана. Его сын, великий и могущественный Сулеиман, был прекрасным человеком, и его царствование было долгим и славным для Турции, но он находился под сильным влиянием матери и своей любимой женщины Хурремы. Его наследники становились все более зависимыми от советов других, — закончила Сараи еле слышно как раз в тот момент, когда паланкин остановили в третий раз.

— Сейчас мы находимся у ворот носильщиков, — тихо сказала она.

Занавески в паланкине раздвинули в сторону два юных пажа, которые помогли женщинам выбраться наружу Рядом стоял молодой евнух.

— Ты женщина из семьи Кира, а ты англичанка? — спросил он высоким голосом.

Сараи кивнула, не поднимая глаз.

— Идите за мной, — приказал евнух, проводя их через ворота, которые открывались в небольшую сводчатую комнату, по обе стороны уставленную шкафами.

— Говорят, что у этих шкафов есть волшебная сила, — шепнула Сараи Валентине. — Дважды люди входили в них и не возвращались. Однажды это был евнух, бежавший от гнева султана, а в другой раз — девушка-рабыня, принимавшая участие в игре в прятки.

Неожиданно, так неожиданно, что Валентина вздрогнула, высокий, пестро одетый мужчина, появился из тени. Их провожатый, молодой евнух, упал на колени, прикоснувшись головой к полу. Сараи поклонилась ему в пояс.

— Господин начальник, — вежливо пробормотала она.

— Госпожа Сараи, — пробормотал мужчина, а потом ждал, пока Сараи представит свою спутницу.

— Это леди Бэрроуз, которая приехала с визитом к валиде, — коротко объяснила Сараи. Она не сказала ничего больше, потому что знала, что это раздражает его.

Али Зия протянул руку, откинул чадру Валентины и открыл ее лицо. Она не поднимала глаз, как ее и научили, пока он изучал ее лицо с видом знатока.

— Подними глаза, женщина, — резко приказал он. — Я хочу увидеть, какого они цвета.

Валентина подняла на него глаза и заставила себя собрать все свое мужество, чтобы не отпрянуть назад, подальше от пальцев с длинными ногтями, которые ухватили ее за подбородок. Она слышала, что евнухи страдают ожирением, но Али Зия тучным не был. Он был большим человеком, но жира на его теле не было. Его узкое загорелое лицо имело высокие скулы, острый подбородок; орлиный нос, узкие губы и нависшие над узкими, темными глазами веки, что придавало им змеиное выражение.

— Красавица, — сказал он высоким, шелестящим голосом, который был очень похож на шипение змеи. — Ты красивейшая женщина и украсила бы гарем моего господина. Жаль, что ты не рабыня, потому что я бы сделал твоего хозяина богатым человеком, купив тебя для султана.

— Леди Бэрроуз богатая и влиятельная женщина в Англии. Она даже служила королеве, — быстро сказала Сараи, вынужденная сказать больше, чем собиралась.

— Это правда? — потребовал Али Зия. — Ты пользуешься благосклонностью королевы-девственницы, которая состоит в переписке с валидой?

— Это так, — ответила Валентина. — Я имею честь отвечать за фрейлин ее величества, которые являются дочерями-девственницами знатных семей и служат моей королеве.

— Жаль. — Начальник вздохнул. — Очень жаль, что я не могу подарить своему господину такую женщину, как ты. — Спохватившись, он добавил:

— Валида чрезвычайно довольна твоим подарком, женщина, и просила меня лично проводить тебя к ней. Следуй за мной, пожалуйста. — Он вывел двух женщин из сводчатой комнаты во двор, мимо двора черных евнухов, и через главную дверь провел их на женскую половину. Опуская чадру, Валентина бросила взгляд на Сараи и увидела смеющиеся глаза молодой женщины. Она подавила смешок и поспешила за длинноногим, напыщенным Али Зия, чей богатый, отороченный мехом бархатный халат развевался на его высокой фигуре.

Дойдя до главной двери в гарем, они повернули налево в длинный коридор.

— По этому коридору носят еду из кухонь, — прошептала Сараи. Когда они резко повернули направо, она прошептала:

— Это коридор рабынь. — Они вышли в открытый внутренний двор с роскошным садом, в котором начинали распускаться кусты роз.

— Это собственный, отдельный двор валиды, — объяснила Сараи.

Али Зия проводил двух женщин в приемную валиды, потом торопливо ушел в соседнюю комнату сообщить валиде, что ее гости прибыли. Валентина обежала глазами комнату. Стены были покрыты синими и белыми изразцами. Под ногами Валентины лежал ковер, толще и мягче которого она никогда не видела. Появились две рабыни, которые сняли их уличную одежду, забрав также и их чадру.

Сараи вытащила два прозрачных головных платка из кармана, скрытого в ее широком вишневого цвета одеянии, и дала Валентине розовато-лиловый платок, отделанный по краям золотым шитьем и жемчугом.

— По обычаю нужно держать голову покрытой, кроме тех случаев, когда вы в интимной обстановке или в каких-нибудь особых случаях, — сказала она тихо, накрывая свои черные волосы красным платком, прошитым золотыми нитями.

Валентина едва успела покрыть свою голову, когда вернулся Али Зия и сказал Сараи.

— Милостивая госпожа валида просит тебя подождать здесь или, если хочешь, ты можешь пройти в гарем, чтобы заняться там обычным своим делом. — Посмотрев своими змеиными глазами на Валентину, он сказал:

— Моя милостивая госпожа валида просит тебя, дочь Марджаллы, пройти в ее комнату.

Валентина почувствовала, как ее охватила дрожь, когда он обратился к ней, как к «дочери Марджаллы». Ее мать была Эйден Сен-Мишель, добропорядочная английская женщина, а не какое-то экзотическое создание, проживающее во дворце, подобном этому. Тем не менее ее мать когда-то жила в этом самом дворце. Жила как отчаявшаяся рабыня ныне покойного султана, который мог оказаться отцом Валентины.

Войдя за начальником евнухов в комнату валиды. Валентина не знала, куда смотреть в первую очередь. Такой красивой комнаты ей не приходилось видеть. Высокие окна в свинцовых рамах смотрели в личный внутренний двор валиды. Стены покрыты панелями из бледно-золотистой древесины фруктовых деревьев, а изразцы, повторяющиеся через каждые несколько футов, образовывали узор в виде цветов. Изразцы были кремового, розового и красного цветов в окружении позолоченных лепных украшений.

На широких половицах лежали пышные ковры кремового, темно-синего и розового цветов. Мебель выполнена из черного дерева и инкрустирована перламутром и позолотой с полудрагоценными камнями. На столах расставлены вазы с цветами, наполнявшими комнату ароматом. Лампы были золотые, украшенные рубинами. В углу комнаты — изразцовый камин с коническим вытяжным колпаком из кованого серебра, а в центре комнаты, в фонтане, выложенном голубыми и кремовыми плитками, плавали бледно-розовые водяные лилии и большие золотые рыбки. По комнате расхаживали несколько длинношерстных кошек, которые напомнили Валентине о ее любимом Тюлипе.

— Подойди ко мне, дитя, — окликнул ее мелодичный голос с другого конца комнаты. Валентина обернулась и увидела изящную красивую женщину, которая с царственным видом возлежала на диване розового бархата.

Став перед матерью султана, Валентина должным образом поклонилась.

— Ты делаешь это очень ловко, — одобрительно сказала Сафия. — Я вижу, что Кира хорошо обучили тебя. Твоя мать когда-то так же кланялась мне, одетая в такие же одежды. У тебя ее кожа, ее манера держаться, ее фигура, но ты гораздо красивей, чем Марджалла. Будь я помоложе, дитя мое, думаю, что я бы очень завидовала тебе, — закончила она чистосердечно.

— Вы очень добры, говоря мне такие ласковые слова, госпожа валида, — ответила Валентина, ни на одну секунду не поддаваясь очарованию Сафии, — но что значит моя незначительная красота по сравнению с красотой матери султана Мехмеда, которую я сейчас должна поблагодарить за великолепный подарок.

— У тебя также есть такт твоей матери, мое дитя, — сказала Сафия, — как и изысканный вкус к красивым вещам. Не могу сказать, как я была удивлена, когда Эстер Кира рассказала мне о чудесном спасении твоей матери, которая много лет назад должна была быть утоплена за попытку убийства моего дорогого мужа. Я никогда не верила, что она решилась на это злодеяние. Но спасти ее от казни тоже не смогла. Эстер Кира сказала, что ее подобрали моряки с проплывающего мимо английского корабля. А что твоя мать рассказывала о своем спасении? Она никогда не умела притворяться. Думаю, что часть ее обаяния состояла в необыкновенной честности. Прошу тебя, расскажи, моя дорогая.

— Моя мать помнит, — начала Валентина, — как она пришла в себя в каюте корабля, а капитан и офицеры с тревогой смотрели на нее. Корабль был английским, и они видели, как палач султана выбросил в море мешок, в который была зашита моя мать. Однако мешок не был крепко завязан, и тело моей матери всплыло. Увидев его, два моряка нырнули с корабля и поплыли к ней. Увидев, что она жива, хотя и без сознания, они принесли ее на корабль. Если палач и видел что-то, он не подал вида и продолжал грести к берегу.

Спустя несколько часов моя мать проснулась, а после того как ее потрясение улеглось, она сказала капитану, кто она. Капитан был поражен. Мы, англичане, не привыкли к таким делам. Что было еще более поразительным, что почти сразу же вслед за этим было замечено торговое судно компании О'Малли — Смолл, направляющееся в Стамбул. Английский капитан окликнул его, и тогда случилось самое необыкновенное. На этом корабле находился муж моей матери. Он плыл в Стамбул, чтобы разыскать ее. Ему потребовались бы месяцы, чтобы отыскать ее след в Стамбуле, но он никогда не оставлял надежду вновь соединиться с ней.

— Как необыкновенно романтично! — вздохнула Сафия, искренне тронутая. — Твоя мать всегда уверяла, что он разыщет ее, что бы ни случилось, но мы никогда не верили ей. Рассказывай дальше, дорогое дитя!

— Мать перевезли с корабля ее спасителей на судно О'Малли — Смолл, которое немедленно повернуло домой. Английского капитана и его людей обещали хорошо наградить, когда они вернутся в Англию, и действительно им дали много денег. Много денег заплатили двум морякам, которые заметили мешок и нырнули, чтобы вытащить его.

Я родилась меньше чем через год после возвращения матери домой, но ее счастье было омрачено неутихающими сомнениями. Несколько месяцев назад я узнала, что ее мучило. Видите ли, моя мать не уверена в том, кто мой отец. Это мог быть принц Явид-хан или ее муж, с которым они были вместе на следующий день после ее спасения. Или… — она запнулась… — моим отцом мог быть покойный султан Мюрад.

Сафия побледнела, поднесла к сердцу руку, унизанную кольцами.

— Если бы я походила на кого-нибудь из своих родителей, проблемы бы не было, — сказала Валентина, — но, увы, я вовсе не похожа ни на мать, ни на ее мужа. Я встречалась с Борте Хатун, матерью принца Явид-хана, но у всех ее женских потомков есть определенное родимое пятно, которого у меня нет, и поэтому мы решили, что я не дочь Явид-хана. Дорогая мадам, посмотрите на меня, умоляю вас! Есть ли во мне что-нибудь, что заставило бы вас поверить в то, что я дочь султана Мюрада? Есть ли хоть что-нибудь?

Сафия пристально вглядывалась в лицо Валентины. Она приказала молодой женщине повернуться в профиль, сначала левой стороной, потом правой. Внимательно разглядывая Валентину, Сафия покачала головой.

— Твои черты незнакомы мне, моя дорогая, но если этого недостаточно, вот над чем тебе стоит подумать. Мой муж был отцом двадцати сыновей и восьмидесяти трех дочерей. Из всех его детей только у одного, моего сына, султана Мехмеда, черные волосы. У моего повелителя Мюрада были золотисто-рыжие волосы и страсть к блондинкам и рыжеволосым женщинам. У его отца, султана Селима II, были темно-русые волосы. Хотя в молодости мои волосы были ярко-рыжими, как и у моей матери, волосы моего отца, насколько я помню, были темными, как и волосы моего сына. И есть еще одно во всем этом, что заставляет меня быть абсолютно уверенной, что мой повелитель Мюрад не мог быть твоим отцом. Я объясню тебе, мое дорогое дитя, ради твоей милой матери, которая была моим единственным верным другом.

Когда я заметила много лет назад, что мой повелитель слабеет и готов уступить уговорам своей матери, я пришла в отчаяние. Я уже достаточно долго прожила в гареме, чтобы узнать, каким злобным бывает соперничество между матерями сыновей султана. Как-то однажды мои слуги в попытке развеселить меня принесли мне маленькую шкатулку, которая принадлежала бабушке моего мужа Хурреме. Внутри находилось несколько не представлявших ценности безделушек, но там я нашла рецепт отвара, с помощью которого мужское семя становилось бесплодным в женском чреве. Указание на пергаменте гласило, что рецепт был получен от матери султана Сулеймана, Кира Хафизы, которая вместе с другими женщинами ее мужа составили заговор, с тем чтобы от султана Селима I больше не рождались сыновья.