Отъезд двора был назначен на двадцать первое января. Лорд и леди Бурк и их люди прибыли в Лондон двенадцатого, восемь дней добираясь из Ворчестера по зимним дорогам.

— Ты поедешь сразу в Линмут? — спросил Патрик брата.

— Нет. Эйнджел и я заедем в Уайтхолл вместе с тобой повидать королеву. Однако дети уедут домой завтра.

— Ты тоже это предчувствуешь, — сказала Валентина Робину. Их глаза встретились, и он сказал.

— Да, Вал. Всю мою юность я служил у нее личным пажом, и хотя прошло двадцать пять лет, с тех пор как я был у нее на службе, бывают времена, когда я просыпаюсь ночью, уверенный, что слышу, как она зовет меня. Бывают времена, когда я чувствую то, что чувствует она, хотя мы разделены большим расстоянием и наши жизни совсем разные. Сегодня я чувствую ее грусть и нетерпение. Думаю, что, если сейчас не выберу время встретиться с ней, в этой жизни я уже не встречусь с ней никогда.

Валентина кивнула.

— Я служила ей недолго, но полюбила ее, в то время когда большинство людей вокруг нее, кроме дорогих, старых преданных друзей, жаловались и недоброжелательно критиковали ее. Она «Великолепная», как назвал ее мой отец, но она также и старая женщина. Ей необходимы внимание и забота любящих ее людей. Непросто всегда находиться начеку, Робин.

Граф Линмут ласково улыбнулся своей новой невестке.

— Интересно, — сказал он, — знает ли мой братец, какое сокровище он нашел в тебе. Вал.

— Конечно, знаю! — огрызнулся Патрик.

— Ха! — хмыкнул Робин Саутвуд. — То, что тебе известно прямо сейчас, маленький братец, это только то, что она красива, обладает великолепным телом, и ее поцелуи слаще вина. Но многие годы, предстоящие вам, откроют тебе массу других достоинств Валентины. И даже если ты доживешь до глубокой старости, Патрик, ты никогда не узнаешь всего, что тебе надо узнать о ней, потому что ни один мужчина никогда не знает все, что следует знать о женщине.

— Ну, Робин, любовь моя, как ты проницателен, — сказала его жена Эйнджел.

— Это не моя мысль, Эйнджел, а наблюдение мужа нашей матери Адама, который очень мудр, — ответил граф.

— И который прожил с нашей матерью больше тридцати лет, что само по себе является исключительным достижением, — засмеялся Патрик. — Все ее пять предыдущих мужей, вместе взятых, не прожили с ней столько.

— Интересно, считала бы твоя мать это замечание забавным, — задумчиво сказала Валентина.

— Я никогда не знал, чтобы мать оглядывалась назад, не считая одного случая за всю жизнь, — сказал Патрик, — и, хотя я знаю, что она жалела об этом, я также уверен, что, даже зная исход, она бы снова пошла по тому же пути. Да, я думаю, мать нашла бы мое замечание забавным. Вал, потому что выше всего в жизни она ценит юмор.

На следующий день они приготовились ехать в Уайтхолл, всячески стараясь выглядеть достойно, чтобы выказать королеве свое уважение. Мужчины оделись в костюмы черного бархата, сшитые по последней моде. Их панталоны доходили до колен, и ширинка на пуговицах заменила старомодный гульфик. Несколько пар шелковых чулок защищали их ноги от холода.

Камзол Робина был сшит из серебряной с голубым парчи, а его длинная куртка была отделана мехом. Камзол Патрика был расшит золотыми с черным узорами, а рукава куртки были с разрезами, через которые была видна шитая золотом отделка. Их чулки поддерживались подвязками, и на ногах у них были башмаки из темной кожи на толстой подошве и без каблуков.

Темные одежды джентльменов позволили дамам сверкать наподобие райских птиц. На молодой графине было бархатное платье того же яркого оттенка, что и ее бирюзовые глаза. Лиф платья был обшит жемчугами и розовыми бриллиантами. Украшения Эйнджел были великолепными, и на каждом пальце у нее было по кольцу с драгоценным камнем. Если кто при дворе и помнил Эйнджел бедной сиротой и подопечной королевы, сейчас никто этого бы не сказал.

На сияющей леди Бурк было платье из темно-красного бархата, потому что Патрик больше всего любил, когда она носила красное. Красный цвет делал ее кожу еще больше похожей на лепестки белых роз. Красный лиф и нижняя юбка были отделаны бусинами черного янтаря и вышивкой из черного шелка. На шее у Валентины было ожерелье из рубинов и бриллиантов и такие же камни были у нее в ушах. Это был свадебный подарок любящего мужа.

Хотя было очень холодно, им удалось переправиться через Темзу, направляясь в Уайтхолл, потому что промозглый ветер последние несколько дней утих. Укутавшись в свои толстые бархатные с мехом плащи, накинув меховые полости и держа ноги на горячих кирпичах, они сочли поездку из Гринвуда терпимой.

Валентина заранее послала сообщение леди Скруп об их приезде, и, когда они поднимались по лестнице с пристани, их встретила госпожа Гонория де Бун, чтобы проводить к королеве.

— Как вы поживаете, Гонория? — спросила Валентина.

— Хорошо, леди Бэрроуз, благодарю вас, — ответила девушка, делая реверанс, но вид у нее был встревоженный и измученный.

— Сейчас я леди Бурк, Гонория, — сказала Валентина, улыбаясь своему мужу.

— Тогда могу ли я пожелать вам счастья, лорд и леди Бурк? — сказала девушка и выпалила:

— Пейтон приехал с вами?

— Нет, — ответила Валентина, всматриваясь в ее встревоженное лицо, — но почему вы спрашиваете, Гонория?

Гонория де Бун выглядела несчастной. Понизив голос, она сказала:

— Помогите мне, прошу вас, леди Бурк! Королева умирает! Я не верю словам ее врачей, что она проживет еще несколько лет, она умирает! Мои родители написали мне, что, поскольку я не смогла найти себе мужа при дворе, они собираются выдать меня замуж за старого богатого торговца. У него нет наследников, и он хочет жениться на мне. Леди Бурк, я люблю Пейтона, и он говорит, что любит меня! Что мне делать? — Слезы закапали у нее из глаз.

— Черт подери! — выругался лорд Бурк. И его жена и невестка уничтожающе посмотрели на него, развеселив этим его брата.

— Я знаю, что Пейтон намерен просить вашей руки, Гонория, — спокойно сказала Валентина. — Он не считал нужным говорить с вашими родными до тех пор, пока ваша служба У королевы не будет завершена.

— Но тогда будет слишком поздно, миледи, — взвыла Гонория. — Мой отец говорит, что официально о моей помолвке с мистером Теннером будет объявлено после Пасхи! Я умру, если меня силой вынудят выйти за этого ужасного старика — Тогда Пейтон должен решить вопрос с вашей семьей раньше, — решительно сказала Валентина — Я напишу сегодня вечером своему отцу, Гонория, и расскажу ему об этом. Он, конечно, сразу же свяжется с вашим отцом — О, благодарю вас, леди Бурк! — заплакала Гонория. Но взяв себя в руки, она торопливо проводила их в апартаменты королевы.

Навстречу им спешила леди Скруп.

— Моя дорогая леди Бэрроуз! Добро пожаловать! Добро пожаловать! Какое счастье, что вы приехали, моя дорогая, потому что она чувствует себя очень плохо в последнее время. Известие о вашем возвращении сильно ободрило ее, поверьте мне.

— Секундочку, леди Скруп, — прервала ее Валентина.

— Да, моя дорогая?

— Я больше не леди Бэрроуз. Сейчас я леди Бурк после того, как вышла замуж за своего кузена Патрика в первый день этого года. Как мне сказать об этом ее величеству?

Королева могла очень болезненно относиться к замужеству своих женщин.

— Вы не служите у нее больше года, моя дорогая, — сказала леди Скруп. — Это известие скорее доставит ей радость, чем огорчит ее. Она любит вас и хотела, чтобы вы снова вышли замуж. Я думаю, что вы можете сказать ей об этом, не боясь ее гнева.

— Сказать ей что? — спросила леди Хауард, графиня Ноттингем. Она была кузиной королевы и ее ближайшим другом. Урожденная Кэтрин Кэрн, она была очень преданной и добросердечной женщиной.

— Леди Бэрроуз сейчас стала леди Бурк. Она вышла замуж за своего кузена, моя дорогая Кэтрин, — сказала леди Скруп. — Думаю, что ее величество хорошо воспримет эту новость.

— Да, — согласилась леди Хауард. — Когда пришло известие о вашем возвращении, королева сказала, что надеется увидеть вас замужем за одним из ваших двух поклонников. Она хочет, чтобы вы подарили Англии здоровых сыновей и дочерей.

— Мы приложили все усилия, чтобы выполнить пожелание ее величества, — ответил с ухмылкой лорд Бурк, а его жена казалась оскорбленной.

Две королевские дамы снисходительно хихикнули. Потом леди Хауард вдруг заметила графа Линмута.

— Робин? Робин Саутвуд? Неужели это вы?

— В самом деле, Кэтрин, это я. Не окажется ли наш с женой визит поводом для ее излишнего волнения?

— Нет, милорд, это порадует ее сердце. Только вчера она вспоминала о чудесных крещенских праздниках, которые сначала устраивал ваш отец, а позже вы сами. Мы их вспоминаем с большой теплотой.

В эту минуту дверь в личную комнату королевы отворилась, и навстречу им поспешила красивая госпожа Джоанна Эдварде.

— Милорды и миледи! Королева с нетерпением ждет вас, и нехорошо с вашей стороны заставлять королеву ждать! В ее юном голосе слышалось неодобрение.

— Она говорит точно так же, как Виллоу, — еле слышно заметила леди Саутвуд.

— Все дочери Виллоу говорят, как их мать, — прошептал Патрик. — Она учит их этому.

В сопровождении двух королевских дам и молодой фрейлины две супружеские пары вошли в личную комнату королевы.

— О Боже, леди Скруп, она опять задремала. Что мне делать? — забеспокоилась юная Джоанна.

— Осторожно разбуди ее, дитя, как будто ты и не подозревала, что она спит, — тихо сказала леди Скруп девушке.

Валентина пристально вгляделась в спящую королеву. Она постарела за этот год и выглядела неважно. Леди Бурк всем сердцем любила Елизавету Тюдор; она решила, что, даже если это и не понравится ее мужу, она останется с королевой на все зимние месяцы. Ни в передней комнате, ни здесь Валентина не увидела новых лиц, за исключением одного — молодой девушки, про которую она подумала, что это новая фрейлина. Королева в свои годы не любила перемен.

Джоанна Эдварде сумела ласково разбудить королеву. Когда темно-серые глаза Елизаветы стали видеть стоявших перед ней людей, леди Скруп прошептала Валентине:

— Последние недели она мучается бессонницей, поэтому мы даем ей отоспаться.

— Кто здесь? — прищурившись, спросила королева. Леди Хауард ответила:

— Это Валентина Сен-Мишель, дорогая кузина, она вернулась домой, в Англию, и приехала ко двору рассказать вам ° своих приключениях, как и обещала.

— Валентина! Подойдите сюда, дитя мое, — позвала ее Елизавета Тюдор. — В этой комнате плохое освещение, а мое зрение уже не такое, как было когда-то.

Валентина сделала шаг вперед и изящно преклонила колени перед королевой, ее темно-красные бархатные юбки стали колоколом вокруг нее.

— Дорогая мадам, я так рада снова увидеть вас, — пылко сказала она.

Лицо королевы смягчилось, потому что она знала, что слова эти идут от сердца, а не являются хитрой лестью с целью угодить ей.

— Сделали ли вы выбор между вашими двумя поклонниками, дитя мое? — спросила королева.

— Я приехала домой на Рождество, дорогая мадам, и в первый день января вышла замуж за моего кузена, лорда Бурка. Он приехал ко двору вместе со мной увидеть вас, ваше величество. Мы выехали из Перрок-Ройяла через три дня после нашей свадьбы и только вчера прибыли в Лондон. Надеемся, что вы благословите наш брак, дорогая мадам, — сказала Валентина.

— Итак, — сказала королева, — вы вышли замуж за сына этой женщины, не так ли? Отлично! Если это то, что подсказывало вам ваше сердце, значит, именно так вы и должны были поступить. Сейчас я стара, Валентина, и я очень хорошо знаю, от чего я отказалась, чтобы стать королевой этой прекрасной страны. Я отказалась от всего того, что у этой женщины есть в избытке: любовь, замужество, дети и внуки.

— Но вы бы не согласились на другое, мадам, — сказал граф Линмут, выступая из тени и целуя руку Елизаветы. — Признайтесь, мадам, что это так!

— Робин Саутвуд! Вы тоже пришли повидать меня? Что это за заговор? — спросила королева.

— Это совсем не заговор. — Валентина рассмеялась и поднялась с колен. — Робин и Эйнджел были в Королевском Молверне со своими детьми на Рождество. Мы решили вместе поехать в Лондон. Это было очень приятное путешествие, мадам.

— Хм! — фыркнула королева. Граф стал серьезным.

— Мадам, вы плохо выглядите, — сказал он, не церемонясь. Остальные затаили дыхание, услышав такую дерзость.

— Я чувствую себя плохо, — ответила королева так же откровенно. — Врачи обещают мне еще несколько лет, но они говорят то, что хочу услышать я.

По правде, они знают немного больше, чем остальные смертные. — Она критически осмотрела его, как будто отыскивая в нем какой-то изъян, потом сказала:

— Вы, милорд, изменились немного, как я вижу.

Робин Саутвуд, улыбаясь, ответил:

— У меня есть опасность приобрести брюшко, мадам. Мою жену тревожит моя любовь к хорошей еде и вину, что касается перемен, все мы меняемся. Как вы любезны, что помните мальчика, который когда-то служил вам, хотя этому мальчику в этом году будет сорок. Вот так, мадам, две моих старших дочери замужем, и к следующему Рождеству я, без сомнения, стану дедом.