Элоиза Джеймс

Обретая любовь

Eloisa James

As you wish


© Eloisa James, 2013

© Перевод. И. В. Соколов, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

* * *

Соблазненная пиратом

Глава 1

30 мая 1816 года

Беркли-сквер, 45

Лондонская резиденция герцога Ашбрука


Будучи мальчишкой, Гриффин Берри, единственный наследник виконта Монкриффа, не имел ни малейшего интереса к истории цивилизованной Англии. Он грезил о Британии давних времен, когда все мужчины были воителями и по побережьям хозяйничали викинги, представляя себя у кормила древнего парусника со свирепыми татуировками, как у античного шотландского воина.

Уже в восемнадцать он стал пиратом, а в двадцать два командовал собственным кораблем, которому дал имя «Летучий Мак». И пару лет спустя один только вид черного флага с кроваво-красным цветком ввергал в трепет матерых морских волков.

Никто и не догадывался, что свой корабль Гриффин назвал в честь жены, которую звали Поппи[1]. Также в ее честь он сделал у себя на щеке татуировку в виде макового цветка, хотя провел с ней всего лишь день и, говоря официальным языком, так и не консумировал брак.

И тем не менее он всегда испытывал определенное удовлетворение по поводу этого, пусть и незначительного, знака почтения к супруге. За годы, проведенные в море, Гриффин выработал собственный кодекс чести. Он никогда никому не стрелял в спину, никого не заставлял шагать по доске за борт и не позволял себе насильственных действий по отношению к женщинам. Более того, он быстро избавлялся от тех членов экипажа, которые полагали, будто грозная слава «Летучего Мака» дает им вольность потворствовать своим низменным наклонностям.

Следует, однако, отметить, что, согласно королевской амнистии, дарованной недавно ему и его кузену Джеймсу, герцогу Ашбруку, они определялись не как пираты, а как каперы.

Гриффин, конечно, понимал, что различие здесь незначительное. Хотя, по правде, последние семь лет они с Джеймсом ограничивались лишь нападением на пиратские и работорговые корабли, не трогая суда законопослушных коммерсантов. Но, в сущности, он как был, так и оставался пиратом. И теперь, вернувшись в Англию, не собирался притворяться, будто все это время рыскал по свету в напудренном парике и выплясывал кадриль на балах в заморских странах.

С другой стороны, Гриффин ничуть не сомневался, что его жена, которую он едва помнил, совсем не обрадуется, узнав, что она замужем за пиратом. Или пускай даже за капером.

Как на это ни смотри, он мало походил на джентльмена со своей хромотой и татуировкой, имея за плечами полтора десятка лет, проведенных в море. И, конечно же, ничем не напоминал того юного добропорядочного баронета, за которого Поппи была сосватана своим папашей.

Ему совсем не нравилась идея ввалиться в незнакомый дом где-нибудь в окрестностях Бата (он не имел ни малейшего представления, где именно проживает его жена) и заявить, что он является пропавшим мужем леди Берри. При этой мысли с губ Гриффина невольно сорвалась пара ругательств. Он даже ощутил нечто похожее на страх, хотя подобные эмоции не посещали его даже в разгар жесточайших морских сражений.

В тех битвах они с Джеймсом сражались вместе, плечом к плечу. Им многое пришлось повидать. И возможно, именно поэтому Гриффин предложил ему совершенно неразумное, не подобающее джентльмену пари, которое наверняка ужаснуло бы его респектабельного отца.

– Давай поспорим, кто из нас быстрее затащит в постель свою жену.

Джеймса, судя по виду, не особенно шокировало такое предложение, но он все же не преминул заметить:

– Это не в духе истинных джентльменов.

– Да ладно, – усмехнулся Гриффин. – Нам с тобой уже поздно претендовать на этот статус. Ты можешь сколько угодно изображать из себя герцога, но что касается джентльменства… Нет, ты не джентльмен.

Судя по ухмылке, играющей на губах Джеймса, он склонялся к тому, чтобы принять брошенный вызов. Вот только неизвестно, кому из них придется столкнуться с наибольшими трудностями. Гриффин не мог вспомнить лица своей жены, но, по крайней мере, поддерживал ее финансово во время своего отсутствия. А супруга Джеймса уже собиралась официально объявить его мертвым, поскольку тот не давал о себе знать в течение семи лет.

– Если я соглашусь на это пари, – проговорил Джеймс, – тебе придется отправиться в Бат, где у тебя с супругой состоится вряд ли легкий разговор.

Разговаривать с Поппи?.. Гриффин не испытывал большого интереса к каким-либо разговорам с ней.

Четырнадцать лет назад он покинул очаровательную юную девушку… И в силу определенных обстоятельств, о которых ему не хотелось вспоминать даже сейчас, он оставил ее девственницей. Нетронутой, неудовлетворенной…

Нет, у него не было ни малейшего желания разговаривать со своей женой.

Но это все же придется сделать. И было бы гораздо легче, если бы ему не воткнули в ногу нож. А так, предстать перед Поппи калекой…

После того как Джеймс вышел, Гриффин еще раз прошелся по комнате, чтобы размять ногу, затем остановился у окна, выходящего на небольшой парк, прилегающий к городскому дому кузена. Главная аллея была полна зевак и газетчиков, пронюхавших о том, что вернувшийся герцог промышлял пиратством. Они наверняка будут ошиваться здесь еще не меньше недели, реагируя на каждое мимолетное появление Джеймса или его несчастной жены.

Когда Гриффин отвернулся от окна, в комнату как раз вошел его ординарец по прозвищу Акула.

– Пакуй наш скарб, Акула. Нам надо как-то ускользнуть от этой своры. Они, наверно, пасутся и у парадного входа?

– Да, – отозвался Акула, направившись к платяному шкафу. – Дворецкий говорит, что там их целая толпа. Нужно сваливать, пока они не выломали двери.

– Ну до этого дело не дойдет.

– Кто знает… – ухмыльнулся Акула, отчего татуировка под его правым глазом слегка перекосилась. – Похоже, весь Лондон только и говорит что о герцоге-пирате. По словам того же дворецкого, подобного ажиотажа не было с тех пор, как русский царь нанес визит нашему королю.

В ответ Гриффин лишь выругался.

– Все в доме переживают, потому что еще неизвестно, останется герцогиня с герцогом или нет. – Акула покачал головой. – Любая леди была бы ошарашена, узнав, что она замужем за пиратом. Ведь она, похоже, полагала, что он давно упокоился на глубине пяти саженей и уже никогда не объявится. Внизу говорят, что она рухнула в обморок, как только увидела его. Не удивлюсь, если с вашей женушкой случится то же самое. А может, она просто забаррикадирует дверь. В конце концов, вы пропадали подольше герцога.

– Захлопни пасть! – рыкнул Гриффин. – Позови лучше кого-нибудь помочь тебе с вещами, чтобы мы могли как можно скорее убраться отсюда.

Взяв трость, он двинулся к двери, но на секунду остановился, чтобы взбодрить себя ударом по бедру. По какой-то причине это способствовало расслаблению мышц, и шагать становилось легче. Хотя походка прежней все равно не станет.

– Вот это правильно, – одобрительно прогудел ничуть не смутившийся Акула. – Вам нужно во весь опор нестись к своей миссис и самому ей обо всем рассказать, пока она не узнала худшее из газет.

– И вели, чтоб подали карету, – распорядился Гриффин, игнорируя болтовню Акулы. Да, превратить матроса в лакея нелегко. Акула просто не имел представления о соответствующем поведении.

Вскоре Гриффин остановился на пороге библиотеки. За все эти годы они с Джеймсом неоднократно бывали на приеме у короля Сицилии, в его роскошном дворце, и тем не менее Гриффин был впечатлен великолепием данного помещения. Расписанное голубыми и белыми узорами, с тяжелыми шелковыми портьерами на окнах, оно напоминало залы Версаля.

Как ни жаль, Джеймс ни в малейшей степени не соответствовал декору помещения. Он сидел за столом без сюртука, без галстука, в одной рубашке с засученными рукавами. Как и сам Гриффин, он был бронзовым от загара, широкоплечим и мощным, с татуировкой на лице.

– Ну и видок у тебя, – заметил Гриффин, входя в комнату. – Я окончательно тебя испортил, это ясно. Никогда не встречал человека в меньшей степени похожего на аристократа. Вряд ли ты когда-либо обретешь приличествующую герцогу элегантность.

Джеймс лишь хмыкнул, не отрываясь от листа, на котором что-то писал.

– Я только что получил сообщение о том, что бумаги, подтверждающие нашу амнистию, будут доставлены завтра.

– Вышли мои следом, – попросил Гриффин, опираясь на трость. – Я должен нагрянуть к жене прежде, чем она прочтет в газетах о роде моих занятий. Для того, чтобы выиграть наш спор, ты ведь понимаешь. – По правде говоря, ему было немного стыдно за то пари, которое он заключил с Джеймсом. Не следует делать ставки на собственных жен.

Джеймс поднялся и вышел из-за стола. Гриффин годами не обращал внимания на внешний вид кузена, однако обтягивающие панталоны, в которых тот щеголял сейчас, сильно отличались от грубых бриджей, которые они носили на корабле. Каждый мускул на ногах Джеймса четко выделялся, а его нижним конечностям позавидовал бы и портовый грузчик.

– Помнишь тот момент, когда мы встретились в море? – спросил Гриффин. – Твой парик съехал набок, на тебе был расшитый камзол, надетый кое-как. Ты был тощим, как тростинка, с необсохшим молоком на губах. Многих капитанов охватывала паника, когда мои ребята сыпались к ним на борт, но ты держался молодцом.

Джеймс засмеялся.

– Я был чертовски рад, когда обнаружил, что настигнувшими нас пиратами командует мой близкий родственник.

– Черт возьми, как ты сможешь влиться в высшее общество?

– Думаешь, им не понравится моя татуировка? – опять засмеялся Джеймс, ничуть не переживая о будущем. – Если кто-то посмотрит на меня косо, я сразу же укажу на виконта Монкриффа. Возможно, мы с тобой станем зачинателями новой моды.

– Мой отец еще жив, – напомнил Гриффин. – Так что я пока не виконт. – Он подумал присесть, но вовремя вспомнил, что, стоит ему сейчас рухнуть в кресло, подняться потом будет нелегко.

– Его светлость не будет жить вечно. И однажды мы увидим себя старыми, седыми, татуированными, ломающими копья в палате лордов по поводу какого-нибудь законопроекта.

Гриффин чертыхнулся и направился к двери. Если кузену хочется питать иллюзию, будто возвращение к цивилизованной жизни пройдет легко, пускай веселится. Те дни, когда они были соратниками, бесшабашными собутыльниками и кровными братьями, миновали.

– Братишка, – окликнул Джеймс, двинувшись следом со своей бесподобной грацией. – Когда мы снова увидимся?

Гриффин пожал плечами.

– Возможно, на следующей неделе. Я не уверен, что моя жена впустит меня в дом. А твоя уже объявила, что оставляет тебя. Быть может, нам обоим придется искать новое жилье, не говоря уж о новых супругах.

Джеймс усмехнулся.

– Да ты никак боишься? Капитан «Летучего Мака», гроза семи морей, трепещет перед женой, которую едва знает?

– Забавно получается, – проговорил Гриффин, игнорируя насмешку. – Я был главным в море, а теперь ты герцог, а я всего лишь баронет.

– Вздор… Я был капитаном «Мака II», более совершенного корабля. Так что я всегда был главнее тебя.

Гриффин хлопнул брата по спине, и на некоторое время воцарилась тишина. Мужская дружба – странная штука. Они повсюду были вместе, бок о бок, пренебрегая опасностями, ибо в компании отвага возрастает, а теперь…

– Ее светлость, вероятно, скоро спустится к обеду, – предположил Гриффин, оглядывая кузена с головы до ног. – Тебе следует одеться, как подобает герцогу. Хотя бы в тот сюртук, который тебе пошили в Париже. Сделай ей сюрприз, а то ты выглядишь как дикарь.

– Терпеть не могу…

– Это не важно, – перебил Гриффин. – Светские дамы не выносят неряшливый вид. Акула разговаривал с домашней прислугой. Тебе известно, что твоя жена славится как в Лондоне, так и в Париже своей элегантностью?

– Меня это не удивляет. Она всегда имела манию к подобного рода вещам.

– Поэтому ее светлости вряд ли понравится, если за обеденным столом ты будешь выглядеть, как какой-нибудь садовник. Хотя не понимаю, зачем я тебе пытаюсь помочь? Ведь так я могу проиграть… Хотя, что именно? Мы заключили пари, но при этом не определили ставку.

Джеймс посерьезнел.

– Мы не должны были так поступать.

Их взгляды встретились, выражая обоюдное осознание того, что время прежней бесшабашности и циничности прошло. Они были обязаны придерживаться определенного отношения к своим женам и в какой-то мере уважать их достоинство.

– Уже поздно идти на попятную, – сказал Гриффин, немного повеселев от осознания того, что Джеймс тоже испытывает угрызения совести. – Откровенно говоря, я сомневаюсь, что кто-то из нас победит. Английские леди не склонны иметь дело с пиратами. Мы никогда не затащим их в кровать.