Элоиза Джеймс - Обретая любовь

Сам Колин был невероятно рад вновь обретенному зрению, ибо, встречаясь взглядами с Грейс, он видел в них безграничное доверие и всепоглощающую любовь, которая не угаснет до скончания их дней.

– Я люблю тебя, – прошептал он. – Люблю так сильно, что просто не смогу жить, если ты меня покинешь или умрешь прежде, чем я. Без тебя весь мир погрузится во тьму. Потому что ты для меня средоточие всего, что есть на свете.

Грейс взяла его лицо в свои изящные ладошки и поцеловала с такой чувственностью, с такой любовью, что Колин наконец в полной мере осознал: ему ниспослан величайший дар, какой только может получить мужчина.

Он потерял столько лет, болтаясь в море и участвуя в сражениях… Но теперь это не имело никакого значения, потому что отныне у него есть Грейс.

Генри Добсон, викарий церкви святого Якова, находящейся в селении Пидлпенни, с некоторым удивлением смотрел на молодую пару, только что вручившую ему особое разрешение на венчание, подписанное не кем иным, как архиепископом Кентерберийским.

Пидлпенни был, конечно, небольшим поселением с немногочисленной паствой, и тем не менее преподобный Добсон считал, что архиепископу не следовало бы так пренебрегать его пасторским авторитетом. Потому что он не одобрял скоропалительных браков.

– Все это не очень-то правильно, – промолвил викарий. Он был сильно простужен, и ему совсем не хотелось участвовать в том, что выглядело как изъятие девицы из-под родительского крыла, пусть даже и с ее согласия.

Вообще он довольно скептически относился к любым бракосочетаниям, поскольку за годы своего служения видел немало таких, для заключения которых не имелось основательных причин. Поэтому он провел прибывшую пару в свой кабинет с твердым намерением отказать им, невзирая на ходатайство самого архиепископа.

Совершенно ясно, что эти молодые люди имеют благородное происхождение и вполне состоятельны. Так что они без труда могут проехать дальше, до следующего прихода. А он не из тех, кто венчает без родительского благословения и надлежащего уважения к серьезности церемонии.

– Итак, вы – леди Грейс… – начал викарий.

Прежде он никогда не видел герцогских дочерей, и, по правде говоря, нынешняя встреча стала для него приятным сюрпризом. Но вообще эта девушка не производила впечатления такой уж аристократичной особы. Сейчас она держала своего возлюбленного за руку так, как будто они оба были обычными простолюдинами.

– Мой отец – герцог Ашбрук, – уточнила она.

– А вы – мистер Берри… – Священник повернулся к жениху.

– Да.

Вот так, без какого-либо титула. Довольно-таки интересно.

– Леди Грейс, а вашей семье известно о вашем намерении выйти замуж?

Девушка улыбнулась, глядя на него своими ясными глазами.

– Да, святой отец. Именно моя мать и получила это специальное разрешение, которое находится у вас в руках.

Как ни странно, но викарий был склонен поверить ей. Хотя, казалось бы, зачем использовать особое разрешение, если дочь герцога Ашбрука мог бы обвенчать кто-либо из епископов? Впрочем, что ему известно о жизни и нравах высшего общества? Очень и очень мало…

– Мистер Берри, вы имеете достаточные средства для содержания жены на том уровне, к которому она привыкла с детства?

Мужчина прямо смотрел ему в глаза.

– По всем нормам я, конечно, недостоин леди Грейс. У меня сравнительно скромное происхождение, наследственные перспективы – минимальные. Однако недавно я вышел в отставку после службы в военно-морском флоте. Я был капитаном корабля, и мне посчастливилось трижды получить трофейное вознаграждение. Так что я вполне способен содержать жену без всякой помощи со стороны ее семейства.

Отец Добсон ничуть не сомневался, что стоящий перед ним мужчина был отважным и яростным воином. Об этом свидетельствовал весь его вид. И тем не менее эти двое держались за руки так нежно, так крепко… почти отчаянно.

– Мистер Берри был самым молодым офицером Королевского военно-морского флота, ставшим капитаном корабля, – с улыбкой сообщила леди Грейс. – Он – приемный сын сэра Гриффина Берри и явно поскромничал по поводу своего положения в обществе.

– Итак, вы – капитан Берри и леди Грейс Рейберн?

Мужчина помотал головой.

– Я с почетом вышел в отставку. Так что теперь я просто мистер Берри.

Отец Добсон вновь посмотрел на переплетенные пальцы стоящей перед ним пары. Мужчина, должно быть, получил какое-то ранение, незаметное со стороны. Эти двое начинали вызывать у него некоторое сочувствие.

– Бракосочетание – это одна из самых важных церемоний в жизни человека, – проговорил священник.

– Ничто другое не станет для меня более важным, – тихо произнес мистер Берри.

Отец Добсон прокашлялся. Для него были непривычны какие-либо эмоции.

– Как сказано в Священном Писании, для всего под этим небом – свое время, для того или иного намерения – свой час. – Он умолк, собираясь с мыслями. Этим молодым людям, несмотря на всю к ним симпатию, следовало все же вернуться в свой приход и обвенчаться так, как и полагается. Брачная церемония в отсутствие друзей и родственников не лучшее начало совместной жизни.

Леди Грейс заговорила прежде, чем священник смог продолжить:

– За проявленную храбрость мистер Берри получил высочайшую благодарность его величества. Но теперь пришло время, когда ему не нужно защищать наши берега, рискуя своей жизнью. Он наконец-то дома, рядом со мной.

На это отцу Добсону нечего было ответить. Все его доводы становились несущественными. Да и по правде, несмотря на простуженность, ему уже не хотелось отказывать этой паре в их просьбе. Глаза обоих возлюбленных заставили его вспомнить основную причину того, почему он стал священником.

Ничего больше не говоря, он повел их в церковь.

В качестве свидетелей отец Добсон привлек сторожа и свою экономку. Затем надел соответствующее облачение, взял распятие и призвал брачующихся к алтарю. Они приблизились, по-прежнему держась за руки.

Сам не зная почему, отец Добсон избрал иные строфы из Писания – не те, которые он обычно использовал при совершении данного таинства.

– «…Но Руфь сказала: не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдешь, туда и я пойду; и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог – моим Богом; и где ты умрешь, там и я умру, и погребена буду…»

Впоследствии преподобный Добсон так и не смог забыть сегодняшнее венчание. Это событие помогло воспрянуть некой глубинной части его сущности, которая иссыхала словно от голода, становясь почти циничной.

Когда он произнес заключительные слова: «Объявляю вас мужем и женой», – лица новобрачных осветились такой радостью, что у него на глазах проступили слезы.

Да, это венчание навсегда сохранилось в его памяти. Ибо ему редко встречались пары, которым была бы ниспослана поистине взаимная любовь. Это было настоящим даром Господним. И даже имя невесты наводило на мысль о божественной милости[3].

«…гордым Бог противится, – мысленно повторял викарий, вспоминая глаза молодого отставного капитана, – а смиренным дает благодать».

Арбор-Хаус был совершенно пуст, поскольку все семейство Берри находилось за границей, а слуги были отправлены в отпуск по своим домам. Колин велел кучеру разместить лошадей в конюшне, после чего найти себе жилье в деревне и вернуться утром.

На следующий день они с Грейс проснулись в тишине большого дома и позавтракали приготовленной им самим овсянкой – кулинарные навыки он приобрел во время морской службы. Затем Грейс удалилась в садовую беседку заниматься живописью, а Колин пошел в деревню, чтобы подыскать временную помощницу по хозяйству.

Поселение было небольшим, всего в несколько улиц, и Колин неспешно шагал по главной из них, наслаждаясь приятным теплом солнечных лучей. В море ему так не хватало таких вот маленьких радостей – этого ощущения покоя и безмятежности, которое можно обрести лишь в сельской местности, где жизнь течет неторопливо, без…

– Сейчас я с тобой разделаюсь, подлая тварь! – донеслось в этот момент из узкого переулка по левую сторону. – Если ты, ублюдок, еще раз попытаешься меня лягнуть, я отсеку тебе яйца ржавым ножом!

При первом же выкрике все тело Колина напряглось, и он тотчас метнулся под прикрытие ближайшей стены. Его захлестнула волна ярости и страха, сердце заколотилось быстрее.

Черт возьми…

Вокруг по-прежнему царил покой, хотя из переулка продолжали доноситься выкрики. Колин мало-помалу расслабился. Он ведь находился не в море. Никакой опасности не было, просто невоздержанный на язык местный житель осыпает кого-то проклятиями.

Колин сделал глубокий вдох. Его слегка подташнивало, на лбу проступили бусинки пота. Невидимый сквернослов продолжал между тем бушевать.

Когда сердцебиение пришло в норму, Колин распрямился и отошел от дома, чувствуя себя дураком. Но, слава богу, никто вроде бы не видел, как он жмется к стене, точно пятилетний мальчишка, напуганный раскатами грома.

Он заставил себя направиться туда, откуда доносились выкрики. Теперь кроме ругательств можно было расслышать и звуки ударов. Колин настраивал себя на боевой лад: совершенно неважно, кто там подвергается экзекуции – человек или животное… Нельзя просто так пройти мимо.

Жертвой оказался конь – довольно крупный, гнедой масти. Он крутился на месте и пытался лягнуть мужчину, который удерживал его за поводья, стараясь пригнуть ему голову как можно ниже и при каждом удобном случае нанося удары по крупу толстой тяжелой палкой. Зрелище было крайне возмутительным.

Быстро приблизившись, Колин вырвал поводья из рук истязателя и ударил его ногой в пах. Удар получился точным.

Мужчина осекся на полуслове, выпучил глаза и, схватившись за промежность, упал на колени.

Тем временем конь, воспользовавшись ситуацией, поднялся на дыбы и замолотил в воздухе передними копытами.

Но в руках у Колина было достаточно силы. Резким рывком он заставил животное опуститься и строго посмотрел ему в глаза.

– Успокойся!

Морда коня была влажной, покрытой пеной, в глазах застыли ужас и ярость. Этот идиот, скорчившийся на земле, умудрился нанести серьезные повреждения – по лопаткам животного, смешиваясь с потом, струилась кровь.

Колин намотал поводья на кулак, приблизив морду животного к своему лицу.

– Ну хватит, хватит, – уже мягче произнес он.

Конь фыркнул и, замотав головой, попятился назад.

Истязатель, все еще держась за свои гениталии, медленно поднялся с земли.

– Ты кто такой, черт бы тебя побрал? – свирепо вопросил он.

Тем временем на шум стали подтягиваться местные жители – в конце переулка появился деревенский пекарь, сопровождаемый еще несколькими сельчанами. Колин проигнорировал слова мужчины.

– Что ты, черт возьми, делаешь с животным… – Это даже не было вопросом, они оба прекрасно знали ответ.

– Я бью свою собственность! – выкрикнул мужчина и попытался вырвать поводья. – Это чертово отродье принадлежит мне, и даже если мне захочется прибить его прямо перед церковью, никто не смеет мне мешать. Отдай моего коня!

К ним тем временем приблизился пекарь.

– Пьяная ты скотина, Джошуа Банбатт… Опять измываешься над несчастным животным. Как тебе не стыдно?

– Ничуть не стыдно, – огрызнулся хозяин коня, презрительно скривив верхнюю губу. – Вы можете запихнуть меня в кутузку, если вам, недоумкам, покажется, что я выпил больше положенного, но вы не вправе мешать мне решать проблемы, связанные с моей собственностью. Так что нес бы ты, Уэйд, свою благочестивую задницу обратно к себе в пекарню.

Владелец коня вновь повернулся к Колину.

– Отдай поводья, сукин сын!

– И не подумаю.

Очевидно, Банбатт уловил в глазах Колина нечто такое, что заставило его насторожиться. Он отступил на шаг назад.

– Послушай, – в голосе Банбатта послышались просительные нотки, – отдай мне этого чертова коня, и я отведу его домой.

– Хм… домой! – усмехнулся пекарь. – Нет у тебя никакого дома, старая каналья. Твоя бывшая еще вчера объявила в церкви, что выгнала тебя. Она порядочная женщина, а ты довел ее до предела.

– Наши с женой дела тебя не касаются! – снова повысил голос Банбатт. – Она тоже чертово отродье. Со всех сторон сплошные предательства.

– Сколько он стоит? – спросил Колин.

Конь шумно дышал за его спиной, однако он уже практически успокоился и лишь переступал с ноги на ногу. Судя по перестуку копыт, у него было только три подковы.

– Он не продается! – отрезал Банбатт, физиономия которого снова стала багроветь. – Со мной такие уловки не пройдут. Сначала отберете у меня скотину, а потом оставите умирать от голода в придорожной канаве… А моя законная жена пройдет мимо и плюнет мне в лицо. Нет, конь останется при мне.

Банбатт сделал резкое движение, и Колин нанес ему апперкот в челюсть.