— Нет, Роберт, не совершим, — сказала Камилла, прижимаясь к его груди и чувствуя, как бьется его сердце. — Я сейчас ощущаю нас с тобой как одно целое.

— Осталось создать это целое, — прошептал он.

— Что ты имеешь в виду?

— Ребенка, Камилла, конечно, ребенка! Это будет то целое, в котором будем мы оба.

— Ах, Роберт! — только и могла вымолвить она, прижимаясь к нему все крепче.

— Камилла! — позвал он ее.

— Да, милый!

— Я хочу тебе кое-что сказать. Точнее, спросить тебя кое о чем.

— Я слушаю.

— Камилла, будешь ли ты моей женой?

“Вот оно и произошло, — подумала Камилла. — Слова, которые я так хотела услышать, я услышала, стоя посреди я Больших Бульваров, в уличной толпе. Пусть так. Что же ты ответишь?”

— Да, Роберт, буду, — твердо ответила она. И затем, оторвавшись от его груди, предложила: — Может, мы уже достаточно погуляли и теперь пойдем ко мне?

— Видит Бог, как я этого хочу, — сказал Хаген, — но...

— Что “но”?

— Через два часа я должен вылететь из Орли в Эр-Риад.

— Через два часа?! Но... Как же так? — взмолилась она.

— Может, я не полечу? — предложил Роберт. — Скажи. Одно твое слово — и я останусь здесь, с тобой.

— Нет, что ты, — даже испугалась Камилла. — Я просто растерялась. Но... Ведь ты уже опаздываешь! Езжай, езжай скорее!

— Ну вот, не успели встретиться, ты меня уже гонишь, — пожаловался Хаген.

— Езжай, противный! — гнала она его. — Где твоя машина?

— На стоянке у твоего дома.

— Пошли быстрее.

Почти бегом они достигли стоянки. Роберт завел мотор.

— Ну что, будем прощаться здесь? — спросил он.

— Нет, я провожу тебя! — заявила Камилла. — Мне еще надо проверить, действительно ли ты летишь в Эр-Риад. А как ты думал? Я теперь в статусе невесты и должна бдительно следить за каждым твоим шагом.

— Что ж, придется смириться со слежкой, — вздохнул Роберт.

В машине они молчали. Камилла, переполненная услышанным, не хотела разговаривать, молча следила за уверенными, как всегда, движениями Роберта. Внезапно до нее дошла одна вещь.

— Слушай, я даже не спросила тебя о твоей ноге, — сказала она. — Как она себя чувствует? И ребра?

— Нога чувствует себя прекрасно и передает тебе привет, — сообщил Роберт. — Первые дни была какая-то неуверенность, но уже прошло.

Наконец показались огни аэропорта. Хаген загнал машину на длительную стоянку. У стойки рейса в Аравию толпились последние пассажиры.

— Ну вот, — повернулся Роберт к Камилле, когда подошла его очередь. — Пора.

— Когда ты вернешься?

— Салон продлится три дня. Возможно, мне придется задержаться еще на день, если мы заключим какие-то сделки. Я буду торопиться изо всех сил.

— Нет, ты уж не торопись, — возразила Камилла. — Дела есть дела. Я буду ждать столько, сколько потребуется».

— Я буду думать о тебе постоянно. Как я рад, что мы помирились — ты не поверишь.

— Почему не поверю? Но я рада гораздо больше тебя!

— А ты мерила?

— А ты?

— Поторопитесь, месье, — обратилась к Хагену служащая.

Склонившись к Камилле, Роберт крепко и нежно поцеловал ее. Это был их первый поцелуй после столь долгой разлуки. И впереди — увы! — снова разлука. Но теперь она будет наполнена ожиданием, мыслями о нем. Находясь у стойки, Камилла следила, как Роберт, то и дело оборачиваясь, уходит к эскалатору. Вот он последний раз махнул ей рукой и исчез.



Глава седьмая


Откинувшись на сиденье такси, Камилла представляла себе Роберта — как он входит в самолет, летит, поглядывая вниз на ночные огни, как объясняет, уже на выставке, важным шейхам достоинства своего мотора. Вдруг в эти грезы ворвалась острая, как боль, мысль: ведь завтра у нее свадьба с Жан-Полем! Что делать?

Самое честное и правильное — пойти и все рассказать. Прямо сейчас. Но как, как она ему скажет? Это ведь означает убить все его надежды! Нет, она этого сделать не сможет. Позвонить? Но что можно объяснить по телефону? Все равно придется встречаться. Не поможет и телеграмма. Решено: она пошлет ему письмо со службой доставки, чтобы ему вручили его завтра рано утром. Пусть эта ночь пройдет у него спокойно.

Придя домой, Камилла села за письмо. “Милый, дорогой Жан-Поль! — писала она. — Я знаю, что это письмо причинит тебе страшную боль. Пока я еще не принесла ее, я хочу сказать тебе, что я не знаю более благородного, великодушного человека, чем ты. Ты всегда был моим лучшим другом — и больше, чем другом. Ты всегда приходил на помощь в трудную минуту. Почему я пишу в прошедшем времени? Видит Бог, как хотела бы я, чтобы ты остался моим другом и впредь, но я понимаю, что это невозможно. Тому, что я делаю по отношению к тебе, нет оправданий, кроме одного. Имя ему — любовь. Да, Жан-Поль — то, что было у меня с Робертом — не увлечение, не фантазия, а настоящая любовь. Теперь выяснилось, что она не только была, но она жива, она все так же крепка. Роберт приезжал в Париж, мы помирились”.

Она уже собралась добавить: “и он предложил мне стать его женой, и я согласилась”, но передумала. Она поняла, что этим сделает страдание Жан-Поля еще острее. Подумав, она продолжила: “Я не прошу у тебя прощения, потому что понимаю: тому, что я делаю с тобой, нет ни прощения, ни оправдания. До конца жизни я буду помнить о совершенной по отношению к тебе жестокости. Этот грех всегда будет на мне, знай это. Я искренне, от всей души, желаю тебе встретить достойную тебя девушку, надеюсь, что ты будешь счастлив. Всегда ты можешь рассчитывать на мою помощь. Благодарная тебе, глубоко виноватая перед тобой Камилла”.

Запечатав письмо, она позвонила в знакомую ей фирму доставки. Ожидая служащего, она заколебалась. Правильно ли она делает, оттягивая объяснения до утра? Не доставит ли это Жан-Полю дополнительные мучения? Когда в дверь позвонили, Камилла уже приняла решение. Открыв дверь юноше в одежде фирмы, она продиктовала ему адрес и время вручения: как можно быстрее.

— С доплатой за срочность, мадам? — осведомился парнишка.

— Нет, без доплаты, но сегодня, — сказала Камилла.

Осталось выполнить еще несколько неприятных обязанностей. Вздохнув, она набрала телефон матери. Мадам Бриваль уже ложилась спать, звонок дочери застал ее в постели. Камилла как можно суше сообщила, что намеченная на завтра свадьба не состоится, поскольку она неожиданно должна уехать. На все расспросы она отвечала сердито, чем вконец расстроила мать и расстроилась сама. Подругам и гостям она решила дать телеграммы. Она составила одинаковый текст, извещавший, что мадмуазель Бриваль приносит свои извинения, поскольку свадьба не состоится “в связи с непредвиденными обстоятельствами”. Пришлось еще раз вызвать служащего. Когда, наконец, все было сделано, Камилла села, совершенно опустошенная. В голове не было ни одной мысли, и все чувства словно омертвели, не хотелось и спать. “Дорогой ценой тебе приходится платить за свое счастье”, — подумала она.

Она сидела прямо перед шкафом, одна створка которого была приоткрыта. Там что-то белело. Привстав, Камилла открыла шкаф и увидела свое свадебное платье. Она вынула его, разложила на кровати. Какое красивое! Завтра они с Жан-Полем должны были, нарядные, красивые, войти в церковь. Кругом все были бы такие радостные, веселые... И ничего этого не будет!

Камиллу охватили мучительные сомнения. Правильно ли она делает, принося людям столько зла, столько огорчений? И все — ради какого-то миража, чего-то неуловимого! Что такое эта любовь? Это всего лишь чувство. Сегодня оно есть, а завтра? Не может ли случиться так, что, проснувшись в одно прекрасное утро, она внезапно почувствует, что больше не любит Роберта? Или нечто подобное почувствует он? Может, надо срочно позвонить Жан-Полю, сказать, чтобы он не распечатывал полученное письмо, а если уже открыл и прочитал — чтобы забыл все, что в нем написано? Она шагнула к телефону. Положила руку на рычаг. И тут перед ее мысленным взором предстало лицо Роберта, его взгляд. Она вспомнила, как он обнимал ее — так прижимают к себе самое дорогое, казавшееся утраченным и вновь обретенное. “Права любви абсолютны и безусловны, Камилла, — прозвучали в ее ушах его слова. — Нам нельзя ее предать”. Нет, она не предаст его любовь. Любовь — это, прежде всего, вера, доверие. Она знает, что такое вера.

Она верит в свою и его любовь. Она сняла руку с рычага и тут почувствовала, как она устала, как опустошена. Едва раздевшись, она упала в постель и тотчас уснула.

Весь следующий день она провела за городом. К югу от Парижа она давно нашла одно уютное местечко. Там было много зелени, цветов, была маленькая частная галерея, открытая по воскресеньям, где был ее любимый Писарро. И было кафе, на террасе которого она часто сидела, предаваясь размышлениям, мечтая или просто глядя на озеро с искусственным водопадом. Вот и сейчас она укрылась тут ото всех, стараясь забыть о том, что в эти часы творилось в Париже — о недоумении родных и знакомых, о муках Жан-Поля.

Лишь к вечеру она вернулась домой и сразу включила телевизор. В нетерпении она ходила по квартире, дожидаясь, когда прозвучит долгожданное сообщение. Ага, вот! На экране появился Эр-Риад, начался рассказ об авиасалоне. Однако речь шла только о новых русских бомбардировщиках и суперсовременной модели “Боинга”. О легких самолетах — ни слова. Какая досада! Ну ничего — завтра вечером выйдут газеты, и уж там-то она найдет то, что так ее интересует.

В понедельник она уже собралась идти на работу, когда вдруг вспомнила, что уже неделю назад отпросилась у шефа в свадебное путешествие и сегодня в конторе ее не ждут. Что делать? Сидеть дома? Но она совершенно не представляет, чем заняться. Идти на работу? И давать всем объяснения, почему не состоялась ее свадьба. Нет, только не это. В конце концов, сегодня завершается салон, и Роберт уже может позвонить, а завтра и приехать. Денек она потерпит без дела, а там... Дальше Камилла пока боялась загадывать.

Когда она пила кофе, раздался звонок. Незнакомый мужской голос осведомился, имеет ли он дело с мадмуазель Камиллой Бриваль. Удостоверившись в этом, незнакомец представился: детектив Габер из отдела по борьбе с наркотиками. Не звонил ли мадмуазель Камилле ее брат? Нет? А когда она последний раз получала сведения о нем? Есть ли у них родственники вне Парижа?

Опешившая от потока вопросов Камилла наконец прервала его и спросила сама: что случилось с Эриком? Детектив Габер сухо сообщил, что брат скрылся из лечебницы, где уже заканчивал курс принудительного лечения от наркомании. Учитывая то обстоятельство, что он был замешан в распространении наркотиков, это серьезно, даже очень серьезно. И если мадмуазель каким-то образом узнает, где находится ее брат, она должна или убедить его вернуться в лечебницу, или сообщить ему, детективу Габеру, по такому-то телефону. Скрываясь от полиции, брат усугубляет свое положение. Мадмуазель его хорошо поняла?

Камилла заверила, что вполне поняла сказанное, и положила трубку. Известие ошеломило ее. Правда, в последний раз, когда она видела Эрика, он выглядел подавленным, но он ни слова не говорил о том, что не хочет оставаться в лечебнице и собирается бежать. Он вполне понимал свое положение и то, что ему надо лечиться. И его совершенно не тянуло к той компании, которая едва не погубила его. Что же заставило его совершить этот безумный поступок? Правда, Эрик импульсивный, никогда нельзя сказать, что он сделает в следующую минуту. Самое главное, надо решить, что теперь делать? Ехать в Нормандию, в лечебницу? Но Эрика там нет и, скорее всего, он постарается оказаться в Париже — больше ему вроде бы некуда податься. Ждать его здесь? Ведь если он к кому и придет, то именно к ней, Камилле. А если он придет, но заявит, что в лечебнице с ним плохо обращались и он туда не вернется — что тогда делать?

Сейчас, как никогда, ей был необходим совет Жан-Поля, его поддержка — и как друга, и как адвоката. И именно сейчас она не могла просить его о такой помощи. Надо же такому случиться!

В волнении Камилла расхаживала по комнате, не зная, на что решиться, когда в дверь позвонили. Открыв ее, она увидела Жан-Поля. Камилла едва не бросилась ему на грудь, но в следующую минуту почувствовала досаду: ясно, что Жан-Поль пришел, чтобы ответить на ее письмо, объясниться. Он имеет на это право, и она знала, что объяснения не избежать, но как это сейчас не вовремя!

Жан-Поль молча прошел в комнату и сухо спросил, одна ли она. А затем так же сухо и буднично сообщил, что знает о несчастье, случившемся с Эриком, и пришел, чтобы помочь. Как только мадам Бриваль позвонила ему, он сразу понял, что тут требуется его помощь.

Вот теперь Камилла действительно не знала, что сказать. Все слова оказывались неточными, неспособными передать охватившие ее чувства. “Господи, Жан!” — только и смогла вымолвить она, прильнув в порыве благодарности к его груди. Осторожно освободившись, Жан-Поль предложил ей сесть и все хорошенько обсудить. Им надо быть готовыми к любому развитию событий; надо знать, как действовать, если Эрика разыщет полиция, и что делать в том случае, если он позвонит или сам явится сюда.