— Да, вам, наверно, не хватает пятен крови на мечах и каких-нибудь скелетов, замурованных в цепи, — заметила она.

— Нет, крови быть не должно, — возразил он. — Думаю, ни один рыцарь не повесил бы свой меч, не вытерев его досуха. Впрочем, это делал оруженосец. Но мечи и особенно щиты и доспехи не были бы столь блестящими и новенькими. И запах... Здесь должно пахнуть собаками, потом, а главное — дымом.

— О, я вижу, вы там у себя в Кентукки увлекаетесь Европой, — постаралась она его поддеть. — Может, на стене вашего кабинета тоже висит такой меч? И в перерывах между бейсбольными матчами вы снимаете его и делаете выпады?

— Нет, меча у меня нет, не угадали. Больше того — я не смотрю бейсбол, — печально покачивая головой, ответил он. — Но должен признаться: я смотрю хоккей и американский футбол. А Европа... Я бы не назвал это увлечением, нет. Мои предки были из Голландии. Когда половину семьи сожгли на кострах, оставшиеся бежали в Англию. Но и там они не нашли свободы и тогда отправились за океан. Мой дедушка много рассказывал мне об этом.

— Мне очень жаль, мистер Хаген, что мои предки так вели себя с вашими, — возведя глаза к потолку, со вздохом сказала она. — От имени всего рода Бриваль приношу вам свои исторические сожаления. — И, заметив его удивленный взгляд, объяснила: — Должна вам сказать, что я истинная католичка и к тому же отчасти испанка. Но я надеюсь, мы с вами не начнем здесь новые религиозные войны?

— Не раньше чем покончим с этим цыпленком, — заявил Хаген.

— Куропаткой, мистер Хаген, куропаткой! — поправила она его.

— Оставили бы вы в покое этого мистера, Камилла, — заметил он. — А то я, чего доброго, сочту, что у нас деловые переговоры.

— Ладно, обещаю, что отныне я забыла вашу фамилию, — ответила она.

Они опять на некоторое время замолчали, занятые едой, и вновь она залюбовалась точными движениями его рук. “Интересно, как он держит ими... штурвал или что там у них”, — подумала она. Она мысленно представила своего спутника в кабине самолета. Сначала она помещала его в кабину огромного “Боинга”, но, покачав головой, прогнала это видение — к Роберту Хагену оно не шло. Затем возник военный самолет — с этим получилось лучше. Но совсем на месте он выглядел в легком одномоторном самолетике. Сквозь стекло кабины он напряженно вглядывался вниз. Может, он искал терпящих бедствие?

— О чем вы задумались? — оторвал ее от размышлений голос Роберта. Она и не заметила, как мысленно стала называть американца по имени.

— Разумеется, о вас, — заявила она. — Представляла, как вы кружите над океаном, высматривая там какой-нибудь плот с оставшимися в живых пассажирами какого-нибудь судна.

Он покачал головой:

— Но ведь я не летчик. Конечно, я летаю, вожу самолет, но вообще-то я авиаконструктор. Если точнее — конструктор двигателей.

И, побуждаемый ее любопытством, он рассказал, что владелец здешнего небольшого авиазавода Дюпре задумал выпустить новый тип легкого самолета — на них сейчас большой спрос. А он, Хаген, недавно разработал новый, очень экономичный двигатель для таких самолетов. Они познакомились на авиасалоне в Лондоне, договорились, и вот теперь он приехал испытать свой двигатель в деле.

— Все это, разумеется, большая коммерческая тайна, — добавил он, — но мне почему-то кажется, что вам я могу ее доверить.

— Вы делаете большую ошибку, мистер Хаген, — покачав головой, заявила она. — А что если я являюсь агентом ваших конкурентов и нахожусь здесь, чтобы выведать вашу тайну?

— Вы не похожи на человека, который выведывает тайны, — отверг он ее версию. — Вы, конечно, человек скрытный, но... не хищный.

— О, а вы, оказывается, помимо всего, еще и психолог! — воскликнула она с неподдельным изумлением. — Так вы за мной следите? Пишете психологический портрет? И что там еще на этом портрете?

— Ну... вы привыкли рассчитывать только на себя, не надеетесь на чью-то помощь... Возможно, у вас было трудное детство, — задумчиво заговорил Роберт Хаген, глядя куда-то мимо нее в одну точку. — У вас есть чувство юмора... И еще, мне кажется, — закончил он, взглянув прямо ей в глаза, — мне кажется, что вы одиноки.

Слушая его, она уже приготовила в ответ какую-то шутку, но при его последних словах она почувствовала, что у нее сдавило горло. “Запрещенный прием, Роберт Хаген, — хотела она сказать. — Удар ниже пояса. Ведь мы только играли. А это уже не игра”. Но она не сказала этого. Чувствуя, что краснеет, она заметила, что с едой они, кажется, покончили и можно возвращаться в отель.

На улице он остановился, и она невольно тоже остановилась, повернувшись к нему.

— Кажется, я сказал то, что не следовало говорить, — глядя ей в глаза, сказал он. — Простите меня.

Впервые она видела его лицо так близко. Ее глаза находились на уровне его подбородка. Она видела небольшой белый шрам на виске, обветренные скулы и внимательные глаза, которые смотрели на нее виновато и ласково. Она не нашла, что ответить, и пожала плечами.

Несколько шагов они прошли молча. Потом он стал рассказывать о том, как выглядят окрестности городка сверху. Сегодня он дважды поднимался в воздух, проверяя работу двигателя. Вокруг городка холмы с виноградниками, чуть выше по течению Изера находится старинный замок, за которым начинается лес. Вдали видны отроги Альп. У него было сильное желание слетать туда, но работа есть работа. Он спросил, надолго ли она приехала. Она объяснила, что ей надо обучить девушек работать с новыми моделями. На это уйдет, по-видимому, дня два-три.

— Отлично! — воскликнул он. — Мы еще увидимся и даже сможем совершить прогулку по окрестностям. Я уже был во Франции, но никогда ничего не видел, кроме отелей и авиационных ангаров. Мне обязательно нужно побывать в том лесу, что я видел. Давайте съездим туда.

— Посмотрим, — уклончиво сказала она. Они уже дошли до отеля. Отдавая ключи, портье спросил ее, понравился ли ей ресторан. Она искренне заявила, что кухня превосходна и она вполне оценила мастерство, с которым была приготовлена куропатка.

— Мистер Хаген тоже остался весьма доволен, — добавила она лукаво. — Кажется, теперь он готов питаться только в этом ресторане.

Портье одобрительно покачал головой, но весь облик его выражал сильнейшее сомнение. Разве может американец оценить настоящую французскую кухню?

Поднимаясь со своим спутником по лестнице, она испытывала беспокойство. Сейчас американец будет напрашиваться в гости или приглашать к себе. Спать ей вовсе не хотелось, и она была не прочь еще поболтать — он интересный человек, этот Роберт Хаген. Но впускать его в номер вовсе не входило в ее намерения. Не то чтобы она была такая пуританка (к тому же она действительно не пуританка!), но ей почему-то не хотелось, чтобы американец подумал о ней лишнее.

Однако у дверей номера ее ждала еще одна неожиданность — кстати, не первая за этот вечер. Роберт Хаген подождал, пока она откроет дверь и впервые сверкнув знаменитой американской улыбкой, поблагодарил ее за прекрасный вечер и пожелал спокойной ночи. Она растерялась — все слова, которые она приготовила для сурового отпора, оказались не нужны, никто не собирался штурмовать ее крепость. Она не знала, что сказать. Конструктор еще раз улыбнулся на прощанье и шагнул к двери напротив.

— А вы... здесь? — довольно глупо спросила она. “Боже мой, что я говорю, — пронеслось у нее в голове. Ведь можно подумать, что я удивлена, потому что...” И, поспешно и как можно суше произнеся “До свидания”, она захлопнула за собой дверь.

Зажигать верхний свет не хотелось. Она включила ночник. Вновь, как и утром, ее потянуло к окну. В свете фонарей улица казалась еще более уютной, чем утром. В доме напротив светилось окно, оттуда доносился смех и негромкая музыка. Она подумала, что можно было не спешить в отель, а пойти с американцем в другой ресторан, с музыкой, и потанцевать. Хотя вряд ли он хорошо танцует, на него не похоже. Да и слишком много достоинств было бы на одного авиаконструктора, чтобы он еще и танцевал. Но даже если он танцует неважно, все равно — он бы обнял ее, и она почувствовала эти сильные и такие выразительные руки. Потом, наверно, он бы ее поцеловал... “О, куда мы зашли, — подумала она. — Прямо-таки космическая скорость. Что это с тобой? С каких это пор ты стала такой эротичной? Жан-Поль все время жалуется на твою холодность, у тебя не бывает романов, и вдруг...” Призвав себя к порядку и осудив за распущенность, она направилась под душ. Затем, повинуясь какому-то странному капризу, надела не обычную ночную рубашку, а ту, которую надевала, когда они встречались с Жан-Полем — редко, очень редко, по мнению Жан-Поля, и слишком часто, по ее мнению. Зачем она ее вообще сюда захватила? “Слушай, малыш, твое поведение начинает меня серьезно тревожить, — обратилась она к себе, запахивая эту вызывающе короткую рубашку и нащупывая крохотный крючок, на который она застегивалась. — Что с тобой происходит? Ты что же, уже в Париже решила здесь кого-то встретить? И завести роман. Или без романа — просто?”

Она легла, но не стала покрываться одеялом, а лежала, разглядывая свои загорелые ноги. (Весь отпуск она провела на Лазурном берегу, купаясь и играя в теннис. Не то чтобы ей очень нравился теннис, но нужно было много двигаться — при ее любви к хорошей кухне, знаете, приходится думать о фигуре). Она представила, как бы сейчас вошел Роберт Хаген и увидел ее очень даже симпатичные ноги, которые оттеняла белизна рубашки. Он бы весь загорелся и впился в нее пламенным взглядом. А она простонала бы: “О, Роберт, наконец-то!” — и красиво откинулась на подушки. И тогда бы он набросился на нее, страстно и вместе с тем нежно. Он ласкал бы ее, как наверно, ласкает свой двигатель. Он изучал бы ее тело, как изучает закрылки самолета... О... Она рассмеялась, натянула одеяло и погасила ночник. Вскоре она забыла о Роберте Хагене и стала думать о Жан-Поле, о брате, о новых моделях, о которых говорил Таркэн, ее шеф. Завтра предстоит заняться самым трудным: сочетанием элементов кроя, деталей, создающих новые комбинации. Надо будет предоставить девушкам больше свободы. Она слишком их опекает. Ей вообще нравится кого-нибудь опекать: молоденьких девчонок, только пришедших в фирму, соседей, совершенно случайных людей. Хотя бы этого мистера Хагена. Как там его звать? Ах, да, Роберт. Смешной такой американец...



Глава вторая


Утром, выходя из номера, она с любопытством взглянула на дверь напротив. Дверь была закрыта и ни о чем ей не сказала. Отдавая портье ключ, она взглянула на доску за его спиной и заметила висящий там ключ от номера ее вчерашнего спутника.

На фабрике она принялась осуществлять свой вчерашний план. Объяснив принципы, на которых строилась вся серия, и приемы сочетания элементов, она затем предоставила девушкам самим решать возникающие проблемы, приходя на помощь лишь в самых крайних случаях.

Вначале эти "крайние случаи” возникали довольно часто, но зато после чая, к ее удивлению, все пошло на лад, у всех все стало получаться, и к концу дня на плечиках висело уже полтора десятка вполне пригодных изделий. Она с полной уверенностью заявила господину Кабуру, что его работницы — сама сметливость и старание, освоение заказа не займет у них много времени, а ее миссия почти окончена. Осталось завтра проследить за тем, как выполняются детали отделки — и можно возвращаться в Париж. Она вновь отказалась от обеда в семейном кругу и направилась в отель. Она отметила, что спешит. “Куда это ты? — спросила она себя. — Вам, мадмуазель, кто-нибудь назначал свидание? Вас кто-то ждет?”

Оказалось, что ее действительно ждут. Господин Хаген в нетерпении расхаживал возле белого “ситроена” — она еще издали увидела его длинную фигуру и отметила, что обрадовалась.

Подойдя, она поздоровалась и спросила, куда это он собрался. Господин Хаген сообщил, что собрался он на прогулку и притом не один, а с дамой. А точнее — с ней. Так что, если она не против, он подождет, пока она переоденется, потом они пообедают в каком-нибудь живописном местечке, а затем видно будет.

Она хотела сказать, что она никому ничего не обещала, и вообще... у нее масса дел... и она не собиралась проводить с мистером Хагеном целые дни... — но ничего этого она не сказала, а тихо и безропотно отправилась выполнять инструкции — переодеваться и вообще приводить себя в порядок перед важной поездкой.

Когда Камилла вернулась, конструктор ее не сразу узнал — так преобразилась девушка. Джинсы туго обтягивали ее ноги, а джемпер — плечи и грудь. Завершали ее гардероб вышитая кожаная безрукавка и жокейская шапочка.

— Я готова, — заявила она. — Куда едем? И где шофер?

— А я на что? — ответил американец вопросом на вопрос. — Правда, я с трудом привыкаю к этому вашему расположению руля, но как-нибудь справлюсь.