— Боже мой… — тихо вскричала Эльвира, а вслед за ней — вновь раздался дикий, почти оглушающий крик. Нина Владимировна резко повернулась вправо и увидела на одной из скамеек рыдающую красавицу Катю, которую пыталась обхватить за плечи Эля, бледно-желтая в свете шаров-фонарей, но это ей никак не удавалось, и Катя уже почти сползла на землю, заходясь в беззвучном теперь крике…

— Да помогите же кто-нибудь! — в голосе невестки звучало отчаяние, изменившее его почти до неузнаваемости. — Помогите!

В ту же секунду, безжалостно ломая кусты, рядом с Ниной Владимировной буквально вывалились оба ее сына, почти одновременно с ними из-за угла дома выскочил Александр, муж Кати, неведомо как там оказавшийся, а в довершение ко всему дверь «сторожки» распахнулась, и на пороге возникла младшая невестка генеральши.

— Какого черта вы тут орете?! — Маша выкрикнула это со злостью, прежде чем взгляд ее упал вниз, на распростертое тело, заставив женщину замереть с перекошенным от ужаса ртом.

В следующие несколько минут все кричали и говорили одновременно. Катин муж, скорчившись пополам, кинулся в кусты. И только генеральша, автоматически присев на ближайшую скамью, молчала, оглушенная случившимся, не в силах справиться с шоком. Ее почему-то не пугало распростертое тело Любомира. Нина Владимировна ни секунды не сомневалась, что ТАК разнести голову человека возможно исключительно из крупнокалиберного пистолета. Например, из пистолета «ТТ». Самого оружия рядом с телом, во всяком случае в зоне видимости, не было. Следовательно, ни малейшей надежды на то, что убийство, как говорят последнее время, заказное. Ни малейшей!.. Стрелял дилетант. Возможно, стрелял впервые в жизни, иначе знал бы, во что может превратиться человеческая голова, если произвести выстрел почти в упор из боевого оружия… Вряд ли убийце нужно было устраивать бойню…

— Маша! — выкрикнул Женя. Ее Женька, любимый сын, напрочь позабывший о матери, сделавший попытку броситься к жене, неведомо каким образом попавший сюда раньше всех и отчего-то не слышавший выстрела, что само по себе было просто невозможно!..

— Стой на месте! — Эльвира, удивительно быстро взявшая себя в руки, крепко вцепилась в рукав Евгения. — И ты, Мария, стой и не двигайся, поняла?!

Внезапно над ними упала глубокая тишина, в которой слышались лишь какие-то неясные всхлипывания и постанывания в кустах. Это началась истерика с Катиным мужем.

Катя больше не рыдала и, как отметила Нина Владимировна, пришла в себя неимоверно быстро. Быстрее мужчин, лица которых свидетельствовали о нечеловеческом ужасе, всецело охватившем их.

Наверное, впервые Маша не возразила Эле и послушалась ее, не сделав ни малейшей попытки тронуться с места: В желтоватом свете фонарей было видно, что лицо ее помертвело, став белее бумаги, и в одно мгновение между изящными бровями прорезались две неизвестно откуда взявшиеся морщинки. В одно мгновение Маша вся как-то осунулась и постарела.

— Господи, Володя, — в голосе Эли все-таки слышалась истерика, — да придержи ты, наконец, Женьку, помоги мне, этот дурак… Туда нельзя! Никому нельзя, пока не приедет милиция, слышали, вы, все?!

Евгений наконец услышал Элю и растерянно повернулся к ней.

— Боже, мама, — рядом с генеральшей раздался голос старшего сына. — Ты была все это время здесь… здесь!..

Нина Владимировна подняла голову, с трудом оторвав взгляд от лежавшего на земле тела, и удивленно поглядела на сына, в глазах которого отражались ужас и тревога за нее… Скорее этого можно было ожидать от Жени, но тот, похоже, не в состоянии был думать ни о ком, кроме Маши, неизвестно как очутившейся здесь.

— Я только что пришла, — Нина Владимировна с трудом разомкнула ссохшиеся губы, произнеся это почти шепотом. — Я… я ничего не видела, если… если ты об этом…

— Пойдем отсюда, мама, пойдем, тебе нельзя тут быть… Нельзя! Ты можешь встать?

— Нет, — Нина Владимировна с тоской обвела взглядом присутствующих. — Я никуда не пойду… Иди к Эле, Вовочка, иди… И к Женьке… — И, возможно, впервые за всю свою жизнь, не побоявшись выглядеть вульгарно, генеральша добавила: — Похоже, сын, мы все здорово влипли…

10

Телефонный звонок беспардонно вторгся в тишину ночи, и Аня схватила трубку, еще даже окончательно не проснувшись. Ее разбудил голос дежурного лейтенанта. К тому моменту глаза успели адаптироваться к темноте, и она с опаской покосилась на лежавшего рядом мужа. Сергей спал. Или делал вид, что спит. Аня прикрыла глаза и сосредоточилась, стараясь понять смысл слов дежурного.

— …Машина, Анна Алексеевна, будет минут через двадцать.

Ночной собеседник замолк, нужно было что-то сказать в ответ, и она переспросила, куда именно предстоит ехать, поскольку название поселка проскочило мимо полусонного сознания.

— Беличья Гора, — послушно повторил лейтенант. И на всякий случай добавил: — Убит хозяин дачи, во время вечеринки, выстрелом в затылок.

— Кто из увэдэшников отправился на место, не знаете?

— Соколов. Они скоро уже будут на месте.

— Вы не в курсе, почему именно нас туда толкают? Если не ошибаюсь, Беличья Гора — область, а не Москва… Впрочем, и так понятно: дачники — москвичи, а из всех межмуниципальных прокуратур самые безответные следователи именно в нашей… Пока, лейтенант, спасибо!

В процессе разговора с дежурным Аня успела не только встать, но и дотащиться до кухни — подальше от спальни. Бросив трубку радиотелефона на стол, она поморщилась, вздохнула и, стараясь ступать как можно тише, отправилась назад. Одежда осталась там, в шкафу, и теперь ей оставалось только молить Бога, чтоб Сережа не проснулся, пока она будет извлекать все необходимое. Шкаф был скрипучий: она все время забывала его смазать. Еще с вечера забыла залить в термос кипяток, значит, выезжать придется на голодный желудок: кипятить чайник времени уже не было. Через десять минут машина будет ждать у подъезда, а следователь прокуратуры Анна Алексеевна Калинкина терпеть не могла опаздывать, заставляя кого бы то ни было ожидать ее персону… Да и чем раньше прибудут все, кому положено, на место преступления, тем больше шансов раскрыть его по горячим следам. Это она знала очень хорошо.

«Беличья Гора»… — Аня поморщилась и вздохнула. Она отлично представляла себе контингент этого, когда-то знаменитого, дачного поселка, и уже одно это повергало капитана Калинкину в уныние. Дело в том, что всех этих потомственных интеллигентов в двадцатом поколении, всю эту подгнившую аристократию Аня переносила с огромным трудом. Точнее говоря — на дух не выносила.

Сама Аня решительно всего, чем обладала на сегодняшний день — от образования и должности до Сережи, по-прежнему спавшего (или делавшего вид, что спит) в глубине квартиры, достигла и добилась сама. Собственным трудом и собственной целеустремленностью. Собственной головой, наконец… Никто и ничего не принес ей на блюдечке с голубой каемочкой, как тем, кого ей сейчас предстояло увидеть. Никогда! Так что Анино отношение к этим людям вполне можно было назвать классовым…

Она усмехнулась своей мысли уже внизу, выходя из лифта и на ходу дожевывая бутерброд с сыром, который все-таки сляпала себе в спешке. На какие-то доли минуты ей удалось все же опередить их дежурный «сорок первый», украшенный дурацкой росписью и разноцветными мигалками. Проглотив последние крошки, она стремительно нырнула в слабо освещенное нутро притормозившей у ее подъезда машины, одновременно бросив короткое «Привет!» двоим своим коллегам, которым «повезло» сегодня ночью дежурить в прокуратуре, а следовательно, ехать на этот вызов вместе с ней.

— Докладывай, — вздохнула Аня, расправляя на коленях строгую синюю юбку, напоминавшую форменную. У нее вообще вся одежда напоминала форменную. — Давай, Паша…

— Собственно говоря, — вздохнул тот, кого она назвала Пашей, — докладывать-то особо пока нечего, кроме того, что менты уже на месте и эксперты, разумеется, с ними… Остальное тебе должен был сказать дежурный… Если хочешь, могу повторить.

— Хочу.

— Тогда слушай. Убит хозяин одного из особняков, какой-то новый русский… Пока не ясно. Зовут жертву… Сейчас! — Павел извлек из внутреннего кармана пиджака блокнот. — Вот… Любомир Леонид Леонидович, точный возраст неизвестен, на вид лет тридцать пять… Тебе это имя ни о чем не говорит?

Аня нахмурилась, попытавшись сосредоточиться, поскольку память сразу зацепилась за что-то связанное с этим именем… Нет, сейчас не вспомнить. Ни за что не вспомнить.

— Дальше? — поторопила она Пашу, не заметив его вопроса.

— Дальше пока почти ничего. Убит этот самый Любомир из огнестрельного оружия во время собственного новоселья. Судя по всему — кем-то из гостей, в саду… Личности гостей пока неизвестны, но кажется, соседи и, к счастью, их не так много. На новоселье могло быть гораздо больше.

— Сколько?

— Семь человек плюс Любомирова домработница, вот и все.

— Негусто, — кивнула Аня. — Но кажется, сейчас мы уже довольно скоро пополним досье… Оружие, разумеется, не найдено?

— Почему ты так решила? Хотя на самом деле не найдено.

— Почему-почему… Тебе не понятно? Нет?.. Исходя из состава его гостей, вот почему. Вряд ли среди жителей поселка есть профессиональный киллер, у тамошних обитателей немного другой профиль… Следовательно, убийца — дилетант. А дилетанты, как правило, оружием не разбрасываются… Повезло нам… Иосиф Викторович, — Аня обратилась ко второму своему спутнику, молча притулившемуся на переднем сиденье рядом с водителем. — А вас-то с какой стати туда погнали?

— А потому, Анна Алексеевна, — он повернулся к своим коллегам, — что Иосифом Викторовичем затыкают любую дырку. Вольский отбыл в отпуск, кто вместо него? Иосиф Викторович! Крохин болеет — кто? Опять же ваш покорный слуга…

— Ясно! — Аня с сочувствием посмотрела на мясистое, грубо сработанное матушкой-природой лицо пожилого врача и выдавила из себя улыбку. — Ничего, переживем, верно?

— То ли еще переживали… — буркнул тот и, отвернувшись, вновь молча уставился прямо перед собой на мелькавшую в свете фар дорогу.

Больше до самой Беличьей Горы они не обменялись ни словом.


Всех подозреваемых, как предупредил Аню ее коллега из УВД, находившихся здесь вместе со своими оперативниками уже больше часа, собрали в особняке Любомира, в холле.

Аня, уже не в первый раз окинув взглядом ярко освещенную площадку перед сторожкой, задержала взгляд на теле жертвы, возле которого что-то делал Иосиф Викторович в окружении трех прибывших с увэдэшной группой оперов. Казалось, Соколов угадал ее мысль.

— Скоро рассветет, Анна Алексеевна, и мы прочешем весь сад… Как полагаете, из чего его…

— Зачем полагать? Давайте послушаем Иосифа Викторовича.

Врач и в самом деле, тяжело кряхтя, поднялся наконец с колен и двинулся в их сторону.

— Ну что? — он задумчиво коснулся кончика своего крупного бугристого носа. — Лично я думаю, крупнокалиберный пистолет типа «ТТ». Точнее — после вскрытия, поскольку пуля застряла предположительно в лобной части… Если все снимки «на память» сделаны, можно увозить, я закончил.

Кивнув доктору, Аня еще раз просмотрела первый из протоколов предварительного опроса, который расторопный Соколов успел снять к их приезду.

— Идите в машину, Иосиф Викторович, — мягко сказала она, — может, удастся вздремнуть до отбытия… — И повернулась к Соколову. — Ну, что? Пошли в дом, вероятно, нас уже заждались…


Судя по лицам подозреваемых, сбившихся в молчаливую группу возле давным-давно потухшего камина, их действительно заждались: Аня почти физически ощутила потянувшиеся к ней и Паше взгляды. И сама внимательно оглядела присутствующих, прежде чем поздороваться и представиться.

Очень пожилая и бледная дама в строгом темном платье — единственная из всех сидела, устало откинувшись в роскошном кожаном кресле. Лицо показалось Ане аристократически надменным. Мужчины — очевидно, это были ее сыновья (Калинкина запомнила со слов Соколова состав гостей) — из той же категории, особенно тот, что постарше… Женщину в синем трикотажном костюме с сухим замкнутым лицом Аня немного знала. Недаром ее имя ей сразу показалось знакомым! Теперь, увидев Эльвиру Сергеевну Панину воочию, капитан Калинкина ее вспомнила и едва не завыла вслух: только этого им и не хватало… Работник суда, да еще того самого суда, который…

— Здравствуйте! — низкий, с хрипотцой голос едва не заставил Аню вздрогнуть. Так и есть, генеральша «ожила»… Напоминает ей о правилах вежливости? Ну-ну!..

— Здравствуйте, — сказала она поспешно и вновь замолчала, всматриваясь в застывшие лица женщин. Собственно говоря, это были удивительно разные женщины: неведомо как затесавшаяся сюда красотка блондинка в вульгарном красном платье, крупная молодая и очень просто одетая женщина — единственная из всех, на чьем лице виднелись явные следы слез: наверняка это и есть домработница Любомира, кажется, Ольга… Фамилию Аня не запомнила. Третья, по-настоящему красивая светловолосая девушка с яркими темными глазами, преисполненными какой-то непередаваемой тоски…