Старик вздохнул.

– Мое прозвище так много значило для меня… А потом настала эта ужасная ночь. Я… случайно вошел в зал и, поглядев в сторону освещенной комнаты, заметил Ингу, стоявшую над трупом с окровавленным ножом в руках. И хотя кровь все еще сочилась из груди Эйрика, он был мертв. Я понял, что здесь произошло убийство, но, прежде чем что-то сообразил, ноги сами понесли меня прочь. Так я стал изгнанником. Конечно, остальные посчитали это трусостью, взять хотя бы Бренда Бьорнсона. Он даже не трудился скрывать это. Но я не хотел, чтобы Инга страдала. Я достаточно долго гостил у ярла, чтобы понять, какой она человек – лучше и добрее я не встречал. Но об этом я подумал позже, – признал Торхолл, сжимая руками голову. – Моей первой мыслью было убежать, скрыться как можно дальше от дома ярла Эйольфа.

Торхолл поднял печальные измученные глаза, морщинистое лицо было искажено скорбью.

– Остальное ты знаешь. Я исчез, нашел убежище в Новом Свете, но и это оказалось недостаточно далеко – от собственной трусости не убежишь.

Ольга, молча слушавшая, тихо заметила:

– Я считала, что жизнь – это выбор между злыми и добрыми деяниями.

– Да, – согласился Торхолл, – ты, скорее всего, права.

– Но теперь, – продолжила старуха, – я бы пошла дальше: боюсь, перед нами два выхода – создать или уничтожить.

– И как это относится ко мне? – осведомился Торхолл.

Голубые глаза Ольги проницательно взглянули на него.

– Ты предпочел уничтожить.

Она осторожно притронулась к вздувшемуся животу в том месте, где выпирала болезненная опухоль.

– Ja, – шепотом признал Торхолл, – я предпочел уничтожить себя.

– Совершенно верно. Точно так же, как ярл Эйольф предпочел уничтожить твою семью после твоего бегства.

Торхолл молчал.

– Теперь выбор за тобой, – сказала Ольга, – подумай хорошенько – что ты сделаешь: создашь или уничтожишь?

– Создать или уничтожить, – задумчиво повторил Торхолл. – Конечно, я легко могу стать причиной гибели Бьорнсона, Инги, Уинсом и еще многих других.

– Да, они умрут, точно так же, как твои родные, – подтвердила Ольга, неотрывно наблюдая за Торхоллом. Она заметила, как лицо старика исказил гнев, и поняла, что раны, нанесенные ему, неизгладимо глубоки. Все будет, как он захочет; если скажет правду – Инге не сдобровать, если солжет перед Тингом, Бренда и Уинсом ждет ужасная судьба.

– Или, – произнесла Ольга вслух, – ты можешь предпочесть созидание.

– Но что я могу создать? – недоумевающе спросил Торхолл, глядя на нее из-под мохнатых бровей. – Старый, умирающий человек, ни на что уже не способный…

– Не стоит так торопиться умирать, – заметила Ольга.

Торхолл изумленно вскинулся.

– Это правда, – подтвердила Ольга. – Я видела, как два человека оправились от такой же болезни, как у тебя. Конечно, беда не зашла так далеко, но они тоже почти не вставали. Оба выздоровели и прожили еще довольно долго. Один был мужчиной, другая – женщиной.

– Но почему я не слыхал об этом раньше? – пробормотал Торхолл.

– Понятия не имею, – пожала плечами Ольга и, немного помедлив, пояснила: – Ты переносишь слишком много мук. Боль в животе. Боль от потери семьи и доброго имени, терзания оттого, что ты сам считал себя трусом.

– Верно, – кивнул Торхолл, тяжело вздыхая. – Я слишком многого лишился. У меня отняли все, все на свете, ради чего стоило существовать.

Он выпрямился с неожиданной силой; видно было, что старик вне себя от ярости. Ольга снисходительно улыбнулась:

– Ты можешь употребить гнев и боль как оружие – либо на то, чтобы убить себя и других, либо чтобы создать жизнь там, где правила смерть. Выбор за тобой.

Она встала и направилась к столу.

– Подожди, – воскликнул Торхолл, – что же мне делать? Как поступить?

Ольга пожала плечами.

– Только тебе решать, что и как создать на обломках прежней жизни. Я уверена, ты найдешь правильное решение.

Торхолл долго наблюдал за старухой, сосредоточенно сбивающей масло. Позже он вновь обернулся к очагу. Когда Ольга подняла глаза, оказалось, что Торхолл мирно спит с тихой улыбкой на устах.

ГЛАВА 40

– Ярл Эйольф возвращается завтра.

– Ja. Что ты будешь делать?

Бренд молча глядел на Уинсом, не зная, что ответить. Окружающие внимательно прислушивались. Торхолл, лежа на боку, подпер голову рукой и с подозрением наблюдал за происходящим. Арни и Олаф играли в кости, целиком поглощенные своим занятием. Грольф, успевший побывать у названого брата, захватил трех стражников, и веселая компания отправилась в Стевенджер поразвлечься. Ольга заставила Грольфа дать клятву вернуться к ужину и пообещала приготовить самые вкусные блюда, а пока что сидела рядом с Освальдом. Оба разбирали сухие травы, которые Ольга держала в огромных плетеных корзинах. Время от времени Уинсом слышала, как Ольга ворчит на мужа, в очередной раз перепутавшего травы.

Не успел Бренд ответить, как в дверь постучали. Олаф, немедленно вскочив, почти подбежал к порогу и, схватившись Ja рукоятку меча, осторожно потянул за ручку. В темном проеме показалась Инга, закутанная до ушей в пушистые меха. Ее единственным спутником был снежный вихрь.

– Я пришла, – выдохнула она, – чтобы предупредить: ярл вернулся.

– Уже? – спросил Бренд, любуясь красотой девушки.

На щеках Инги цвели розы, но брови тревожно хмурились.

– Да, уже. Правда, его ждали только завтра. Он и его люди появились совсем недавно. Наверное, он узнал о твоем приезде.

Хотя Уинсом по-прежнему подозревала, что белокурая красавица хочет завоевать любовь Бренда, все же была вынуждена признать, что та не делала ничего особенного, чтобы привлечь его внимание. Правда, для Уинсом было достаточно и того, что прелестнее Инги она никого не встречала.

– Хм-м-м, возможно, – задумчиво протянул Бренд, улыбаясь Инге, но та смотрела поверх его головы.

– Ах, Торхолл, – пробормотала она и направилась к очагу, сбрасывая на ходу плащ. Торхолл, как и все присутствующие, был явно поражен ее поступком. Девушка села рядом, взяла его за руку. Торхолл, не противясь, глядел на нее из-под мохнатых бровей. – Торхолл, – начала Инга, – я должна поблагодарить тебя. Когда я была здесь в последний раз… – частила она, пока Торхолл не поднял руку.

– Пожалуйста, дорогая, помедленнее. Я старый человек.

– О да, я и забыла, – улыбнулась Инга и, кивнув, продолжала, тщательно выговаривая слова: – Я крайне благодарна тебя за то, что покинул Норвегию и спас меня.

Торхолл наклонил голову, насколько мог галантнее для лежавшего на боку человека.

– Но теперь, с твоим возвращением, моя жизнь в опасности. По-моему, я упоминала об этом… правда, боюсь, что забыла многое, о чем говорила в тот вечер, слишком велико было напряжение.

– Это и понятно, – вставил Торхолл.

– Уверена, что ты также сознаешь, что подвергаешь опасности и свою жизнь, – продолжала Инга.

– Меня не спросили, хочу ли я вернуться, госпожа моя, – деликатно намекнул старик. Но Инга тут же сообразила, в чем дело.

– О, я так и знала. Ты вынудил его ехать с тобой, не так ли?

– Да, – кивнул Бренд. Он не просил прощения за то, что сделал. Знай он тогда все, что знает сейчас, не подумал бы искать Торхолла, но увы, что свершилось, то свершилось.

– Да, – повторил он.

– Но, Бренд, его могут убить.

– Почему?

– Ты ведь знаешь, что ярл уничтожил его семью.

– Да, но не понимаю причин.

– Эйольфу стало известно, что Торхолл был свидетелем убийства Эйрика. Скорее всего, кто-то из слуг видел, что Торхолл сбежал, но точнее сказать трудно. Когда Торхолл, гостивший в доме, не появился после убийства, ярл пришел в бешенство.

– Хочешь сказать, что он вырезал семью Торхолла только из-за каких-то слухов? Клянусь Тором, это невероятно! – воскликнул Бренд.

– Да. Он стал еще хуже с тех пор, как ты его знал, Бренд, гораздо хуже.

– Наверное, – мрачно согласился Бренд. – Раньше его довольно легко было отговорить от подобных вещей.

– Но не сейчас. Что-то сломалось в нем после… после смерти сына. Прости, мне очень трудно говорить об этом, – заикаясь, добавила Инга.

Олаф, Торхолл и Бренд сочувственно закивали. Инга, слабо улыбнувшись, продолжала:

– Поскольку свидетель скрылся, ярл посчитал, что убийца ты, Бренд, потому что в случае смерти Эйрика унаследуешь титул и богатство.

– Знаю, – выдавил Бренд.

– Только этому не бывать. Ярл узаконил одного из побочных сыновей своей наложницы Геллы. У нее шестеро детей от него, и пятеро из них – сыновья. Ярл хвастается, что узаконит всех, лишь бы сохранить родовое имя. Старший унаследует все, когда отец отправится в Валгаллу.

– Гелла, – проворчал Бренд. – Да ведь она не настолько стара! Ее старший сын еще совсем мальчишка!

– Если не ошибаюсь, ему уже лет десять. Еще два года – и станет мужчиной, по нашим законам.

– Ну что ж, – пожал плечами Бренд, – желаю ему удачи! Я никогда не зарился на богатство ярла Эйольфа и уж точно не потеряю сна и аппетита, раздумывая, что он сделает с приобретенными неправедным путем деньгами и угодьями. Главное другое – нам лучше подумать, что делать сейчас, когда ярл вернулся.

Он обвел взглядом напряженные лица.

– Ярл… – начал Бренд, но тут же замер: – Что это?

Все застыли в ожидании. Тишина. Бренд слегка расслабился.

– Показалось, что слышал какой-то шум. Все в порядке. Так или иначе, ярл будет стремиться взять чью-то жизнь – скорее всего, мою – за жизнь сына и поэтому либо сам отомстит, либо потребует моей головы перед Тингом.

– Но почему ты, Бренд? Ведь убила я! – воскликнула Инга.

Головы всех присутствующих повернулись к ней.

– Ja, – с достоинством повторила Инга. – Я должна предстать перед Тингом. Я убийца.

Бренд с силой ударил кулаком по раскрытой ладони.

– Но это верная смерть, Инга. Ни один человек не встанет на твою защиту. Сама знаешь, что ярл как главный обвинитель перетянет судей на свою сторону.

– Но, Бренд! – воскликнула Уинсом, – почему ты должен отвечать за убийство, которого не совершал? Ведь Инга убила Эйрика, пусть она и предстанет перед Тингом.

Отчаянный голос женщины эхом звенел в комнате.

– Я люблю тебя, Бренд, – умоляла она, – и не хочу, чтобы тебя убили. – «Даже ради прекрасной Инги», хотела добавить она, но промолчала. Ласковая улыбка на лице мужа сказала Уинсом, что тот не собирается обращать внимание на все предостережения.

– Но иначе они убьют Ингу, – пояснил он.

– Или продадут в рабство, – добавил Олаф.

Уинсом, горько вздохнув, отвернулась. Бренд думал лишь о прекрасной Инге. В висках у нее застучало, кулаки сжались. Красавица Инга до такой степени ослепила Бренда, что тот готов умереть за нее. Что может оправдать подобную глупость?

Инга, очевидно, перепугалась, но стояла на своем:

– Может, ярл выслушает…

– Нет, Инга, ты ведь знаешь, что нет, – решительно покачал головой Бренд. – Ты сама чувствуешь это, иначе не скрыла бы свое преступление. Не хочу оскорбить тебя, но вряд ли кто-то осмелится пойти против ярла из-за нищей сироты. Это дорого обойдется ему и его семье. Ярл обладает большой властью и очень мстителен. Мы все знаем это. И, кроме того, все прекрасно помнят, что случилось с семьей Торхолла. Нет, это невозможно.

Торхолл в продолжение всей речи как-то странно поглядывал на Бренда. Тот, заметив это, отвернулся. Он не мог смотреть в глаза старику, с той минуты как узнал о том, что сделал Торхолл ради спасения Инги. Глубоко вздохнув, он наконец решился.

– Торхолл, я был несправедлив к тебе. Ужасно несправедлив. И сожалею об этом. Ты гораздо лучше, чем я считал.

Бренд едва не задохнулся, выдавливая эти слова. Как ему ни претило унижаться, Торхолл не заслужил тех оскорблений, которыми Бренд осыпал старика. Но продолжать извиняться Бренд не смог – язык не поворачивался.

Торхолл долго, пристально глядел на него, а потом что-то проворчал. Бренд выжидал, но старик больше не открыл рта. Очевидно, покаяние Бренда ничего или почти ничего не значило для сварливого старика. Бренд тихо выругался.

– Лучше, – пояснил он, – если я предстану перед Тингом, как и задумал раньше. Меня уважают и любят в городе. Кроме того, у меня земли, фермы, скот. Часть судей будут на моей стороне. Думаю, есть возможность, что меня оправдают.

Конечно, Бренд сильно сомневался в своих словах: не так уж его любили, но не мог он позволить Инге подвергнуться такому испытанию, означавшему верную смерть девушки.

Но в эту секунду разразился настоящий ад. За дверью послышался лай собак. Потолок загорелся. Уинсом в страхе закричала.

– Это поджог! – воскликнул Бренд.

– Поджог, – эхом отдалось в комнате.

Началась паника. Олаф выплеснул ведро воды в потолок, но добился только того, что все вымокли с головы до ног.