Ведя в поводу лошадь Анны, он направился под навес. Гарри держался так, словно и не было многочасовой скачки. Анна с завистью посмотрела ему вслед и осторожно заковыляла к дому.

Внутри постоялый двор оказался столь же неприглядным, как и извне. При свете чадящего факела Анна увидела длинный нескобленый стол, тянувшийся от двери до самого очага, почерневшие от копоти балки, грязь и паутину по углам.

«Здесь наверняка полным-полно клопов и блох», – с досадой подумала девушка.

Едкий чад смешивался со зловонием сохнущих кожаных сапог и ароматом чесночной похлебки. Ратники Майсгрейва и сам рыцарь, сидя за столом, уже уплетали за обе щеки, а в углу вповалку спали какие-то люди. Мимо Анны прошла высокая краснощекая женщина, неся охапку соломы для вновь прибывших. Анна как зачарованная двинулась за ней и, едва женщина свалила солому на пол, тут же рухнула на нее и уснула.

Последнее, что она услышала, был хриплый голос старого Бена, склонившегося над ней:

– Эй, мастер Алан, а ужин? Вы, что же, не будете есть?

Пробормотав что-то невнятное, Анна повернулась на другой бок и окончательно провалилась в сон, глубокий как смерть.

11. Нападение

Ей показалось, что она едва успела сомкнуть веки, как кто-то стал грубо тормошить ее за плечо:

– Эй, мастер Алан, вставай! Вставай, лежебока!

Анна раскрыла глаза и увидела слабый дневной свет, сочившийся в открытую дверь харчевни.

– Что, уже утро?

Будивший ее Гарри засмеялся. Она лежала в пустом углу одна. Все остальные уже сидели за столом, с нетерпением поглядывая на хлопотавшую у очага хозяйку. В ногах у путников, деловито кудахтая, сновали куры. Дым от очага слоями завис под закоптелым потолком.

Анна встала и, позевывая, вышла на улицу. После сырой мглистой ночи день занимался хмурый и ветреный. Посреди двора на навозной куче горланил белый петух с выщипанным хвостом.

Девушка с удовольствием отметила, что все кони – и ее в том числе – уже под седлом. Ополоснув лицо ледяной водой из бадьи, она вернулась в харчевню, где хозяйка, вооружившись оловянным черпаком, наливала в миски дымящуюся похлебку, в которой плавали волокна мяса.

Анна с жадностью набросилась на еду. Никогда в жизни она не ела ничего вкуснее, чем эта ничем не приправленная недосоленная похлебка. Утолив первый голод, она стала есть спокойнее, поглядывая по сторонам. Кроме ратников, в харчевне находились еще четверо: трое угрюмых крестьян и тощий парень с коробом каких-то нехитрых товаров. Коробейник сидел в самом дальнем углу, держа свой лоток у ног и настороженно поглядывая по сторонам. Увидев, что Анна смотрит на него, он нахмурился и поглубже затолкал под лавку свое добро.

Анне стало смешно. Уж не думает ли этот тощий бродяга, что ей приглянулся его хлам? В этот миг она внезапно ощутила, что кто-то разглядывает ее. Повернувшись, Анна заметила, что сидящий напротив Бен не сводит с нее пристального взгляда. Ей стало не по себе. Девушка почувствовала, что краснеет, и, опустив глаза, вновь принялась за еду. И вдруг все в ней помертвело. В ложке лежало нечто, слишком напоминающее человеческое ухо.

Анна закричала так, что все повскакивали с мест, и бросилась прочь, опрокинув лавку. У нее началась истерика.

Сначала все изумленно воззрились на нее, но затем Филип подошел и с силой встряхнул ее за плечи.

– Там! – промычала Анна, указывая трясущейся рукой на свою миску. – Там!

Внезапно ее скрутил спазм. Зажав рот, она бросилась вон из харчевни.

Никто не мог понять, что случилось, пока наблюдавший до этого за Анной Бен не наклонился через стол и, придвинув к себе ее миску, не поболтал в ней. Побледнев как полотно, он показал всем свой улов.

На какой-то миг воцарилась тишина. Сомнений не было – перед ними человеческое ухо, скорее всего, детское.

Охнув, осел без сил Патрик Лейден, торопливо перекрестился Малый Том, а Большой Том, судорожно икнув, как и Анна, кинулся вон. И сейчас же перепуганный коробейник закричал что было сил:

– Я так и знал, что в этой дыре нечисто! Господь милосердный! А ведь с вечера я был тут один, и кто знает – может, следующая похлебка варилась бы из моих мослов!

Один из крестьян, также осенив себя крестным знамением, утвердительно закивал:

– Все может быть. Недаром поговаривают, что трактирщик Боб со своей краснорожей разбойницей губят путников. Дернул же черт остановиться тут!

В этот миг сама хозяйка ступила в круг и, взглянув на предъявленную ей часть человеческого тела, пробормотала слова молитвы.

– Бог его знает, может, мясо и вправду человечье. Мне откуда знать? Боб его в городе купил.

– Лжешь, дрянь! – вопил коробейник. – Я сам видел, какой нож точил твой хозяин, когда я только явился и отогревался у вашего очага. Такой по руке одним разбойникам!

– Молчать! – рыкнул Филип и пристально взглянул в глаза хозяйке.

Однако она держалась как скала. Беспрерывно крестилась и отплевывалась, утверждая, что знать ничего не знает, мясо, мол, куплено в городе и хозяин наверняка может указать, у кого.

– Но не могла же ты не заметить уха, когда разделывала мясо? – наступая на нее, спросил Бен.

– И что такого, и не заметила. Встала-то я затемно и, чтоб не будить гостей, огня не зажигала.

В этот миг Шепелявый Джек вдруг растолкал обступивших женщину воинов и, перепрыгнув через стол, схватил за шиворот пытавшегося боком выскользнуть из харчевни хозяина.

– Куда это ты, бестия, собрался? Выкладывай все как есть.

Хозяин повел себя совсем иначе, чем супруга. Едва стальные пальцы сжали его холку, он повалился на колени и, стеная и заливаясь слезами, стал умолять пощадить его и, тыча пальцем в жену, твердить, что во всем виновата она, именно она уговорила его добывать провизию таким путем – мол, место у них глухое, а пережить лихие времена как-то надо.

Хозяйка лишь зло процедила сквозь зубы:

– Дьявол! Будь проклят тот день, когда я вошла хозяйкой в твой дом!

Но хозяин даже не глядел на нее. Обхватив закованные в стальные поножи колени Майсгрейва, он рыдал и молил о пощаде.

У Филипа взбугрились желваки на скулах, глаза потемнели.

– Фрэнк, веревку, – глухо сказал он.

В это время Анна, немного придя в себя, без сил сидела на земле у бадьи под стеной харчевни. Ее желудок избавился от ужасной пищи, но чувство омерзения не проходило. В горле стоял ком. Она слышала доносившиеся со двора людские голоса, рыдания и бешеный собачий лай, но ей было все равно, что там происходит. Наконец, когда шум уж очень усилился, она встала и, пошатываясь, направилась во двор.

Первое, что она увидела, – в руках Бена Симмела и Шепелявого Джека извивался и бился хозяин харчевни. Он голосил что есть мочи, то зовя на помощь, то моля о пощаде. Ворота были распахнуты, а на суку большого дуба, что рос возле них, с деловитым видом восседал Фрэнк Гонд, спуская вниз веревку с уже готовой петлей. Под дубом стояла хозяйка со связанными за спиной руками. Малый Том, в кольчуге и рясе, топтался рядом с ней и, перебирая четки, читал по-латыни молитву.

Анна схватила за руку стоявшего рядом юного Оливера.

– Силы небесные, что они делают, Оливер?

Юноша лишь мельком глянул на нее.

– Они творят правосудие.

– Но разве они имеют право? Это же не вилланы сэра Филипа, это свободные люди!

– Это исчадия ада, а не люди, – буркнул Оливер. – Сэр Филип может их казнить. В худшем случае ему придется заплатить штраф.

Анна во все глаза смотрела, как дочитал молитву и отошел в сторону Малый Том, как надел на шею женщине петлю Фрэнк Гонд. Она вдруг с ужасом подумала, что у ее добрых попутчиков руки по локоть в крови, а те стычки и набеги, в которых они участвуют на границе, не просто состязания в ловкости и удальстве. Каждое их движение подтверждало, что им не раз приходилось проделывать подобное.

Майсгрейв махнул рукой, Фрэнк Гонд вышиб из-под ног женщины табурет, и грузное тело забилось в воздухе. Глаза ее выкатились из орбит, лицо посинело, изо рта вывалился язык, а по телу волной прошла отвратительная дрожь. Наконец оно неподвижно застыло, раскачиваясь из стороны в сторону.

Анна прикрыла глаза. Долго, ох, слишком долго жила она за монастырскими стенами, забыв о царящей в этом мире жестокости.

Хозяин корчмы, умолкший было, пока совершалась казнь, едва его подтолкнули к дереву, заголосил с новой силой и стал так сопротивляться, что только втроем удалось поставить его на колени. После этого он смирился с неизбежным и затих.

Вскоре все закончилось, и Майсгрейв отдал приказ выступать. Анна едва ли не первой вскочила в седло и вздохнула с облегчением лишь тогда, когда злополучный постоялый двор остался далеко позади. Впрочем, не одна она была в таком настроении. В отличие от вчерашнего дня сейчас воины ехали молча, лишь порой кто-либо подгонял лошадь или отпускал крепкое словечко, когда по лицу хлестала ветка либо вылетевший из-под копыта ком земли разбивался о латы.

У развилки дорог возвышался небольшой каменный крест, поставленный здесь, видимо, еще на заре христианства, покосившийся и позеленевший. Майсгрейв резко осадил коня и, соскочив на землю, преклонил колени. Его примеру последовали и все остальные.

Вокруг было тихо, лишь издали доносился едва различимый лисий лай. Анна, как и все, горячо молилась. Внезапно ее внимание привлек какой-то шум позади. Гарри Гонд, Патрик Лейден и сам Майсгрейв, насторожившись, поднялись. Вскоре стал ясно различим топот копыт и бряцание стали.

Майсгрейв обменялся взглядами со своими воинами, и в ту же минуту все оказались в седле. И вовремя, ибо на повороте дороги показался довольно большой отряд, скакавший прямо на них, не замедляя хода. При виде людей Майсгрейва ехавший впереди рыцарь в шлеме с опущенным забралом перевел копье в боевое положение. Сомнений не оставалось – это нападение, налет без предупреждения, такой, какие предпринимают разбойники, когда следует лишь убивать.

Филип мгновенно пришпорил Кумира и, держа копье наперевес, двинулся навстречу неизвестному рыцарю. Однако, когда они уже были готовы сшибиться, незнакомец резко свернул в сторону, и Филип оказался в самой гуще его воинов. Это произошло слишком неожиданно. «Ловушка!» – только и успел подумать Филип, отражая щитом удары. Один из них пришелся по шлему. Шлем выдержал, но на какой-то миг все поплыло у него перед глазами. Спас Майсгрейва Кумир, вынесший хозяина из кольца врагов.

Филип тряхнул головой, развернул коня и поскакал назад, где его люди уже вступили в яростную схватку с противником.

Когда на дороге вспыхнул бой, Анна растерялась. В этот момент рядом оказался старый Бен, который, схватив ее лошадь за повод, поскакал прочь.

– Побудьте здесь! На вас нет доспехов, – торопливо бросил он, останавливаясь за деревьями, и тут же во весь дух пустился назад.

У развилки дорог шла настоящая битва. Лязг мечей, глухие удары, стоны, фырканье и ржание коней. Нападавших было вдвое больше, однако они заметно уступали в искусстве боя воинам Майсгрейва, которые отбивались столь ловко, что вскоре кровь противников окрасила свежую траву и не один конь, потеряв всадника, с испуганным ржанием унесся прочь.

На Филипа Майсгрейва наседали сразу трое латников, и выдерживал их натиск он только благодаря своему блестящему умению владеть мечом да прекрасной выучке Кумира, который, пока его хозяин действовал оружием, кусал и лягал коней противников. Улучив момент, Филип крикнул неизвестному рыцарю, чтобы тот остановил своих людей и сразился с ним один на один, как и приличествует носящим рыцарский пояс, однако тот без единого слова продолжал атаковать одного из людей Майсгрейва, прозванного Молчаливым Эдмундом, и минуту спустя разрубил его на глазах Филипа страшным ударом почти пополам.

Схватка затягивалась. Вскоре пал еще один из ратников Майсгрейва. Однако отряд неизвестного рыцаря нес куда большие потери. В конце концов, трое нападающих навалились на отчаянно отбивавшегося Малого Тома, и ему пришлось туго. Один из противников, замахнувшись тяжелой булавой, ринулся на воина-монаха, но оружие скользнуло, и удар пришелся по голове лошади. Несчастное животное рухнуло как подкошенное. Малый Том кубарем покатился по земле.

– Держись, братишка! – вскричал Том Большой, пробиваясь к нему.

Но было поздно. Малый Том сумел увернуться от одного из противников, ускользнуть от другого, но встречи с третьим было не избежать. Малый Том отчаянно закричал и выставил меч в слабой надежде отвести смертельный удар. Но удара не последовало. Чужой воин бессильно рухнул к его ногам. Из спины у него торчала короткая тяжелая стрела.

Малый Том сдвинул на затылок полушлем и вытер лоб. Только теперь он заметил, что на земле лежат еще несколько воинов, сраженных меткими выстрелами.

В этот миг стрела настигла предводителя нападающих. Он взмахнул рукой и покачнулся в седле. К нему бросился Майсгрейв, но тот неожиданно повернул коня и понесся прочь. По его плечу текла кровь.