– Успокойся, Алан. А вы, милорд, угомоните своего брата.

Он загородил собою Анну, ибо идиот, вращая глазами, снова потянулся к ней.

– Адам, уведите Джозефа, – медлительно распорядился барон.

Однако Шенли-младший упирался и вопил, когда слуга вытаскивал его из зала; эти крики еще долго были слышны в пустых переходах замка.

– С Джозефом это случается редко, – спокойно заметил сэр Мармадьюк. – Вообще-то он довольно безобидный малый.

Анну трясло. От испуга у нее кружилась голова. Майсгрейв успокаивающе положил руку на ее плечо:

– Больше нечего бояться, Алан. Будь мужчиной.

Но это было сейчас труднее всего. Никогда еще она не чувствовала себя столь беззащитной. Из глаз ее текли слезы, она едва дождалась, пока безмолвный ужин подошел к концу и слуги барона поднесли им воду для омовения пальцев.

Но замок Фарнем еще не раскрыл всех своих тайн. Когда рыцарь со своими спутниками, в сопровождении барона и его слуг, вышел из зала, сквозняк отворил одну из боковых дверей и из глубины покоев до них долетел слабый женский крик.

– Помогите! – кричала женщина. – Если вы добрые христиане, молю вас, помогите!

Барон Шенли резко шагнул в сторону и, с силой захлопнув дверь, повернулся к Майсгрейву. Тот остановился.

– Что значит этот крик, милорд?

Глаза Шенли сверкнули.

– Вас, видимо, волнуют семейные дрязги в чужом доме?

– Дрязги меня не касаются, – сухо ответил Филип. – Однако сейчас я явственно слышал, как женщина взывала о помощи.

– Вздор! Очевидно, Джозеф где-то столкнулся с леди Шенли. Моя супруга хоть и давно живет в Фарнеме, все еще боится моего брата не меньше, чем ваш мальчишка-паж.

Майсгрейв не ответил, всем своим видом выражая недоверие. Тогда Мармадьюк Шенли, глядя на него, опять оскалился своей страшной улыбкой.

– Вам ведь достаточно моего слова, что ничего серьезного не происходит и я сам во всем разберусь?

Филип какое-то мгновение глядел на него, затем, не произнеся ни слова, повернулся и двинулся дальше. Барон не последовал за ним.

Вернувшись в отведенную им комнату, воины, прежде чем улечься, коротко переговорили.

– В этом замке что-то нечисто, – пробурчал всегда подозрительный и ворчливый Большой Том. – Клянусь мессой, здесь чувствуешь себя еще более неуютно, чем под проливным дождем.

– Ну и отправляйся под дождь! – хмыкнул Шепелявый Джек. – По крайней мере, мы хоть сытно поужинали и нас ждет сухая постель.

– Если только нас не перережут еще до рассвета, – заметил Патрик Лейден. – Такое уже случалось во время войны Роз под небом старой Англии.

– Не думаю, – спокойно возразил Филип Майсгрейв. – Барон Шенли, конечно, способен на любое злодеяние, но законы гостеприимства в Англии святы, как и рыцарская честь.

– Так думаете вы, сэр, – сказал Гарри Гонд, которому Анна в этот момент меняла повязку. – Вы, не нарушивший закона гостеприимства, даже когда непогода пригнала к дверям Нейуорта вашего злейшего врага – шотландского рыцаря Делорена. Но Мармадьюк Шенли совсем из другого теста. От него можно ожидать всего.

– И зачем, милорд, вы явились к столу с ковчежцем, который получили за победу на турнире? – спросил Шепелявый Джек. – Барон не мог глаз от него отвести.

Майсгрейв кивнул.

– Возможно, вы и правы. Но мы уже здесь, и следует позаботиться о нашей безопасности. Поэтому ложитесь в одежде и держите оружие наготове. На двери нет ни замка, ни засова, и мы не можем запереться. Придется по очереди сторожить за дверью, чтобы предупредить остальных в случае опасности. Хотя, как знать, может, наши хлопоты и впустую.

Он повернулся к Алану.

– Ты что молчишь, Алан? Тебя, видно, сильно напугал этот Джозеф Шенли?

– Уф! – передернулся Шепелявый Джек. – Я бы тоже заголосил, если б это исчадье ада вцепилось в меня. На месте барона я бы держал его за семью замками и никому не показывал. А вы, видать, глянулись ему, мастер Алан?

Анна вздохнула.

– Клянусь всеми смертными грехами, мне действительно стало не по себе в этих когтистых лапах. Но сейчас я думаю о другом. У меня из головы не идет крик женщины. Я не верю ни единому слову барона.

Все умолкли, раздумывая о словах Алана.

– Вы подозреваете, – продолжала Анна, – что барон способен на любые преступления, и в то же время поверили ему на слово, хотя в криках той несчастной было куда больше истинного чувства, чем в его словах. И мне стыдно, что столько сильных, хорошо вооруженных мужчин думают лишь о своей шкуре, когда опасность грозит слабой женщине.

Филип рывком поднялся.

– Твой упрек, Алан, основан лишь на догадках, тогда как ответ Шенли звучал вполне убедительно. К тому же он полноправный хозяин в своем замке, тогда как нам всего лишь оказана милость пребывать под этим кровом.

– Но голос, милорд! Она ведь молила о помощи!

Филип не ответил. Он был в смущении, не зная, как поступить.

– В любом случае, – сказал он, – мы не имеем права шататься по замку и вынюхивать, что здесь в действительности происходит.

Анна вскинула голову.

– Это лишь предлог, сэр! Уловка труса, чтобы отсидеться с оружием за толстой дверью, избежав тревог и беспокойства.

Анна на миг забыла, что она не только Алан Деббич, мальчишка, но и мужчина, отвечающий за свои слова.

Майсгрейв слегка побледнел.

– Конечно, все мы трусы на редкость по сравнению с вами, отважный сэр храбрец, если только не принимать к сведению слабоумных да слепых калек. Что ж, явите нам пример мужества – ступайте сейчас за дверь и проведите пару часов на страже. Насколько я припоминаю, вам еще не приходилось исполнять эту обязанность.

Анна заколебалась. По правде сказать, этот сумрачный замок внушал страх, и ей вовсе не улыбалось оказаться в полном одиночестве в его темных переходах. Однако отступать было поздно. Майсгрейв оставался непоколебим. Молчаливым кивком он указал ей на дверь. Под насмешливыми взглядами ратников девушка нехотя поплелась к выходу.

По темным коридорам гуляли пронизывающие сквозняки. Тьма стояла, как в преисподней. В соседней башне глухо ухал филин и доносилось тихое попискивание мышей. Анна опустилась на корточки. Ей было холодно и жутко, хотелось поскорее оказаться в освещенном теплым светом очага дымном покое, где отходили ко сну ее спутники.

«Что, если появится привидение? – сложив пальцы крестом, холодела от страха девушка. – В таких старинных крепостях наверняка обитают целые полчища призраков. Однако лучше уж призрак, чем Шенли-младший. Будь у меня такой родственничек, я бы прятала его в самой дальней башне. Но сэр Мармадьюк явно гордится им, он словно стремится, выставляя напоказ его безумие и безобразие, бросить вызов здоровым и красивым людям, которых не терпит! И все оттого, что зло вошло в его плоть и кровь. Несчастная леди Шенли! Каково ей жить с таким супругом, если с ним вообще возможно жить?..»

Анна вспомнила долетевший из глубины замка женский крик, слепца на цепи, который словно пытался предупредить их о чем-то. Что здесь происходит?

Девушка внимательно вглядывалась в плотный сумрак. Глаза ее свыклись с темнотой, и она отчетливо различала сводчатый проход. Порой до ее слуха долетали какие-то шорохи, и тогда она еще крепче сжимала рукоять кинжала. Она не знала, что ее больше страшит: реальные или потусторонние силы, которым, как она решила, сейчас самое время дать о себе знать. Чтобы немного успокоиться, она несколько раз с воодушевлением шепотом прочла «Pater noster» и «Credo».

Филин вопил и томился в соседней башне. Анна только начала было успокаиваться, как в проеме бокового прохода мелькнул слабый свет. Девушка медленно поднялась. Пламя приближалось, послышались осторожные шаркающие шаги. Анна прижалась к стене и выхватила кинжал. Ее сердце билось тяжелыми толчками, и ей казалось, что его стук выдает ее. Вот свет уже совсем близко к нише двери, за которой находятся люди Майсгрейва. Наконец девушка различила крепкую фигуру и бородатое лицо Адама – прислужника, который присматривал за слабоумным братом барона. Он осторожно продвигался вперед, держа в руке масляную лампу, в которой трепетало слабое пламя. Дойдя до поворота, Адам оглянулся и помедлил минуту, словно желая удостовериться, не следует ли кто за ним. Пламя слепило его, и он не видел притаившуюся в нише Анну. Когда он был уже совсем близко, девушка сделала стремительный шаг вперед.

– Еще одно движение, и тебе конец! – прямо в лицо прислужника смотрело длинное узкое лезвие.

Адам вздрогнул от неожиданности, а затем немного приподнял лампу, осветив паренька.

– Не надо шуметь, господин, – глухо произнес он. – Никто не должен знать, что я был здесь.

– Чего ты хочешь?

– Тише, тише… Мне нужно поговорить с сэром рыцарем.

Видя, что паж не двигается с места и взгляд его недоверчив, он пробормотал:

– Страшное преступление совершается в этих стенах. Барон задумал уморить свою жену голодом.

– Что?

Анна не поверила своим ушам.

– Да-да, – закивал прислужник. – Леди Дебора должна умереть, и барон уже подыскивает себе новую супругу. Он распускает слухи, что леди тяжко больна, на самом же деле он пытает ее голодом. Никто не бывает в нашем замке, но теперь само небо послало вас, чтобы спасти ее. Ради Бога, добрый господин, позвольте мне переговорить с сэром Филипом, ведь я пришел сюда, рискуя жизнью.

Анна колебалась, не зная, верить ли этому человеку. Наконец она решилась и, осторожно приоткрыв дверь, впустила его в покой, затем растолкала спавшего ближе всех Малого Тома и велела ему занять ее место. Майсгрейв проснулся с трудом.

– Выслушайте этого человека, сэр, – сказала Анна.

Прислужник поклонился.

– Мое имя Адам Пиррет. Сколько помню себя, я служу этому дому, и вот уже семь лет в мои обязанности входит смотреть за полоумным братом барона. До этого я был конюхом и помню еще времена, когда была жива первая жена хозяина, леди Матильда. Но барон убил ее. Увы, но это правда. Сэр Мармадьюк столкнул ее с башни, и она разбилась о плиты двора. Моя покойная супруга – царство ей небесное – была свидетелем тому и обо всем поведала мне, хотя я и сам подозревал, что тут дело нечисто, ибо он столь жестоко избивал баронессу, что диву даюсь, как она протянула все эти шесть лет.

– В чем же причина такой жестокости? – спросил Майсгрейв.

– Барон ненавидит женщин. Он хороший господин для собственных слуг и дружинников, которых подбирает по своему вкусу, но женщин готов живьем есть. Леди Матильда, первая баронесса, принесла барону хорошее приданое, однако не смогла дать ему наследника. Хозяин поначалу только попрекал ее этим, а потом начал избивать. И наконец избавился от нее, столкнув с башни. Пышные были похороны, барон полгода не снимал траур. Теперь пришел черед леди Деборы.

Адам сокрушенно вздохнул.

– Прошу вас, сэр рыцарь, верьте мне! Ибо за каждое слово из тех, что вы сейчас услышали, барон Шенли залил бы мне глотку жидким свинцом. Но мне нестерпимо жаль эту почти девочку, нашу нынешнюю госпожу. Она бесконечно добра. Как-то хозяин собирался жестоко наказать меня, но леди Дебора заступилась, и его неукротимый гнев обрушился на нее одну. Меня никто никогда не жалел, и с той поры я готов жизнь за нее положить.

Филип и Анна переглянулись.

– Не кроется ли здесь ловушка? – предположил рыцарь.

Адам Пиррет осенил себя крестным знамением.

– Пусть мой ангел-хранитель покинет меня в день Страшного суда, если я кривлю душой!

Филип встал и неторопливо застегнул пояс с мечом.

– Что ж. В замке сейчас все спят, и ты проводишь нас к леди Шенли. Если твои слова подтвердятся… Кстати, где сейчас твой подопечный?

– Сэр Джозеф в своих покоях. Когда мне необходимо отлучиться, я пою его маковым отваром, и он засыпает сном младенца.

При упоминании о брате барона Анна невольно поежилась. Филип же только кивнул и принялся будить Фрэнка Гонда. Коротко пояснив суть дела, он велел ему вооружиться и сопровождать их. Анна настояла, чтобы взяли и ее.

– Чем же не угодила барону его новая супруга? – спросила девушка у Адама, пока Фрэнк облачался.

– Сэр Мармадьюк поначалу был даже почтителен с ней – настолько, насколько он может быть почтителен с дамой. А потом… Словом, леди Дебора слишком хороша собой, и барона обуяла ревность. Потому-то он и заточил ее в Фарнеме, но и здесь ей не было покоя – беспрерывная слежка и подозрения. Она находила утешение лишь в беседах с капелланом замка отцом Бонифацием. Разумеется, сэр Мармадьюк решил, что у них какие-то шашни. Их как-то застали наедине, и с тех пор хозяин словно с цепи сорвался. Он приказал вырвать у отца Бонифация язык, ослепить и искалечить его. Вы, наверное, видели его – на цепи перед въездом в третий двор. С тех пор леди Дебора обречена. Она томится в одном из каменных мешков замка, ее никогда оттуда не выпускают и почти не кормят. Она настолько слаба, что тает прямо на глазах. В случае ее смерти всех оповестят, что она скончалась от тяжкого недуга.