– Все в руках Божьих. Но, думаю, Господь смилостивился над нами и буря пошла на убыль.

Он прошел за переборку, откуда слышалось жалобное ржание Кумира. Анна взглянула ему вслед и стала взбираться на тюки с шерстью, пока наконец не достигла люка и не выползла на палубу.

Море продолжало шуметь, но ливень прекратился. Девушку повергла в ужас представшая ее взору картина разрушения. Когда же она поняла, что из всей команды остались двое матросов и Филип, она безудержно разрыдалась.

«Иисусе Христе, ведь он тоже мог погибнуть, а я бы сидела в трюме и ничего не ведала!»

Она вспомнила о том, что ей пришлось пережить, когда ее в подпалубной темноте швыряло из стороны в сторону и она ушибалась о какие-то перегородки и балки, когда она слушала, как ураган, словно подземное чудовище, воет и сносит все на своем пути. Порой ей казалось, что наверху никого не осталось и она единственная, кто выжил. Тогда она принималась кричать и стучать в люк, пока очередная волна не швыряла ее обратно на тюки с шерстью.

Теперь все позади. Филип сказал, что буря близится к концу, и они живы. Они оба уцелели… Какое счастье!.. Захлебываясь слезами, Анна опустилась на колени и возблагодарила Бога.

Однако радоваться было рано. Лишенный мачт, парусов и руля, корабль превратился в игрушку ветров и волн. Его несло неведомо куда, и неведомо сколько это могло продолжаться. Едва успевшие вздохнуть с облегчением после бури, люди на «Летучем» уже приходили в отчаяние от своей беспомощности перед бескрайним океаном и однообразным, вечно пустынным горизонтом.

На четвертый день дрейфа без руля и парусов у них иссякли запасы воды. Дожевывая остатки солонины, они сидели на палубе, до боли в глазах вглядываясь в горизонт в надежде заметить парус или полоску земли. Но вокруг была только водная равнина, корабль качало, и его разболтанный корпус жалобно скрипел.

Анна обхватила руками колени. Она видела Филипа, стоявшего на носу корабля, широко расставив ноги. Ветер развевал его длинные, слипшиеся от соленой воды кудри. За эти несколько дней блуждания по морю были позабыты многие условности. Какая теперь разница, кто ты – графиня, рыцарь или матрос? Они ели одну и ту же солонину, вместе заделывали течи, спали рядом на палубе, и Анна, озябнув во сне, прижималась к Филипу. Он осторожно обнимал девушку, стараясь не разбудить ее, и долго вглядывался в ее усталое, ставшее таким дорогим ему лицо. Порой он ловил себя на мысли, что, пожалуй, именно сейчас он счастлив.

К Филипу приблизился один из матросов, вечно брюзжащий парень с подбитым глазом.

– Ветер гонит нас неведомо куда, и, как на грех, нету звезд, чтобы определиться, – плаксиво протянул он. – Так и до края света доплыть можно, чтобы свалиться прямо к чертям.

Филип, усмехнувшись, взглянул на него через плечо.

– Не торопись в ад, Том. Или ты уже забыл, чем это кончается?

Он указал на заплывший глаз парня. Тот со злостью плюнул при этом напоминании. Не далее как вчера он вдруг поднял страшный шум: указывая рукой на море, он стал вопить, что к ним плывет морское чудовище. Анна, поддавшись панике, вцепилась в руку Майсгрейва так, что у него остались следы на коже. Другой матрос, более пожилой и рассудительный, подошел к борту, какое-то время вглядывался в волны, а затем с размаху влепил Тому такую затрещину, что тот кубарем покатился по палубе.

– Прекрати голосить, щенок! Это всего лишь жалкие обломки каравеллы.

Это и в самом деле был киль носимого по воле волн перевернутого корабля. «Летучий» проплыл совсем рядом, всех охватила безмерная грусть, и лишь суетливый Том был удовлетворен. Ведь если в этих водах погибли еще какие-то бедолаги, значит, их вынесло не к краю земли и надежда еще остается.

…Вечерело. Убаюканная шумом волн и легкой качкой, Анна заснула на палубе, и пожилой матрос накрыл ее своей курткой. Филип лег неподалеку и долго вглядывался в темное, без единой звезды небо, пока и сам не задремал.

Проснулся он от неистового шума. Том бился и вопил как безумный в руках старшего матроса:

– Край света! Я же говорил… Море горит! Господи Иисусе, святые угодники, примите в руки свои грешную душу!

Казалось, он лишился рассудка и готов броситься в океан. Филип вскочил и кинулся к пожилому моряку, чтобы помочь ему удержать бесноватого. Однако при взгляде на воду его самого обуял панический страх. Море светилось, словно охваченное холодным пожаром. Это было голубовато-зеленое, мертвенное свечение, шедшее откуда-то из глубин. Гребни волн искрились так, что глазам было больно глядеть. Даже рыбы в глубине испускали таинственный свет и были видны через толстый слой воды.

– Господь всемогущий, что же это?

Пожилой матрос какое-то время глядел на воду, потом мрачно усмехнулся:

– Я видел такое однажды. Моряки говорят, что море требует жертв… Оно расстилает свой саван.

И, взглянув прямо в глаза рыцарю, он добавил:

– Молитесь, сэр. Снова будет буря.

Том лишь жалобно всхлипывал в его объятиях. Филип невольно сотворил крестное знамение.

– Раны Господни, но ведь «Летучий» больше не выдержит!

– Потому я и сказал – молитесь.

Филип перевел дух и оглянулся. Анна Невиль стояла в двух шагах от них, руки ее безжизненно висели вдоль тела. В фосфорическом свете моря ее фигура казалась объятой пламенем. Когда же рыцарь приблизился к ней, она обреченно спросила:

– И все-таки мы умрем?

Она подняла к нему осунувшееся лицо, глаза на нем при необычном свете были особенно огромными и печальными. Филип попытался улыбнуться.

– Однажды вы уже задавали этот вопрос, миледи. Как видите, провидение было милостиво к нам. Кто знает, может, и на этот раз нам повезет. Где же ваш кураж, мой храбрый мастер Алан, ведь нам приходилось бывать в переделках и похлеще, разве не так?

Улыбка Анны получилась жалобной. Филип взял ее руку.

– Я буду более спокоен, если вы вновь спуститесь под палубу к основанию мачты.

Анна замотала головой:

– Нет, нет. Я останусь с вами.

Филип положил руки ей на плечи.

– Пожалуйста, будьте покладистой. И ради всего святого, не связывайте мне руки своим присутствием, иначе я буду вынужден заботиться только о вас, а не о себе.

Какое-то мгновение Анна глядела на него, а затем покорно спустилась в трюм, захлопнув за собой крышку люка, Филип же отправился посовещаться с матросами о том, что они могут сделать, чтобы хоть как-то укрепить судно перед предстоящей бурей.

Море погасло так же внезапно, как и вспыхнуло. Занялся рассвет, а с ним явился и ветер, пригнавший тяжелые тучи. Начался шторм. И вновь обезображенный корпус судна швыряло и крутило среди волн, пены и вихрей брызг. «Летучий» стонал и, казалось, готов был развалиться при каждом новом порыве ветра. Море ревело, молнии одна за другой секли небо, и при их свете беснующееся водное пространство казалось еще более грозным.

Три человеческих существа на палубе не в силах были что-либо предпринять. Они лишь горячо молились, вверив свою судьбу небесам, да из последних сил цеплялись за обрывки снастей и обломки ограждения.

Филип втиснулся в небольшое углубление у кормы и лишь набирал в легкие побольше воздуху, когда замечал, что очередная волна готовится накрыть корабль. Он пытался успокоить себя тем, что предыдущая буря была куда сильнее, но временами ему казалось, что этому безумию не будет конца, и безмерное отчаяние охватывало его. Вдруг он замер в испуге. У обломанного основания грот-мачты откинулась крышка люка, и оттуда показалась голова Анны.

– Назад! Назад! – изо всех сил закричал Майсгрейв.

В этот момент новый вал обрушился на палубу, и у Филипа все оборвалось внутри. Забыв обо всем на свете, он кинулся по скользкой наклонной палубе туда, где только что была Анна, и прыгнул в люк. Хвала небесам! Она была здесь. Ее оглушило и отбросило назад потоками воды. Филип схватил ее за руки.

– Я же просил вас!..

– Сэр, трюм наполняется водой, – проговорила девушка. – Я не могла больше оставаться здесь, не сообщив вам.

Филип похолодел. Они с Анной стояли на груде тюков шерсти, а внизу плескалась вода. Он медленно спустился и тут же, не устояв, рухнул в воду. Поначалу он погрузился с головой, а когда поднялся, вода достигала его груди. Снаружи в борта с силой пушечных ядер ударяли волны. За переборкой бился Кумир. Когда он на миг притих, рыцарь услышал слабое журчание воды. Он вздрогнул, поняв, что расшатанные качкой доски внутренней обшивки сдали, и вода через множество щелей устремляется в трюм. Значит, он не обманулся, заметив наверху, что корабль как бы осел и накренился в сторону кормы. Так оно и было – они погружались, и любая большая волна могла ускорить их гибель, опрокинув отяжелевшее судно.

Вода прибывала неумолимо. Филип стоял не двигаясь, пока очередной удар в борт не повалил его в воду. За перегородкой снова заметался Кумир. Тогда рыцарь вскарабкался на тюки и, стараясь не глядеть на девушку, заговорил:

– Попробуем что-нибудь сделать. Залатаем пробоины… Надо откачивать воду… Завалим щели тюками с шерстью…

– Но ведь их слишком много, – возразила Анна. – Кругом течь. Я все осмотрела, прежде чем подняться наверх.

Она говорила совершенно спокойно, но голос ее как бы слегка охрип. Филип повернулся к ней – Анна улыбалась.

– Разве теперь не все равно?.. – негромко проговорила она. – Разве я не была счастлива в этой жизни? И разве ты сейчас не со мной?..

Она шагнула к нему и обняла. Они погибали, и все, что имело значение в их земной жизни, не стоило сейчас ровным счетом ничего. Анна прильнула к Филипу всем телом, ее руки ласкали его шею и плечи, блуждали в жестких от соленой воды кудрях.

Филип также обнял ее одной рукой, держась другой за кусок каната, прикрепленный к основанию мачты. Их качало, и он с трудом стоял на ногах и удерживал ее. Зеленые, как у кошки, чуть прикрытые глаза Анны были совсем рядом. В них отражались туман и нежность.

– Я так давно люблю тебя, Фил… – шептали ее губы возле самого его рта. – Я люблю тебя и не хочу умереть, не познав, что такое твоя любовь. До смерти еще остается целая вечность, и я хочу принадлежать тебе. Возьми же меня, люби меня, Фил…

Ее голова откинулась, влажные губы блестели. Филип терял голову. Буря, шторм, течь – все это куда-то ушло, все, кроме этой полной первозданной страсти улыбки, кроме сокрушительной нежности в ее глазах и хрупкого, тесно прильнувшего к нему тела. Потрясенный и околдованный, он склонился и приник к ее теплым сладостным устам, раздвинул их в поцелуе, ощутил, как его язык коснулся ее зубов. На какой-то миг они оба застыли, позабыв обо всем, упиваясь этим долгим, завораживающим поцелуем.

На корабль внезапно обрушился такой удар, что они не устояли на ногах и непременно упали бы с тюков, если бы Филип отпустил канат. Он удержал Анну, перехватив ее талию, и она изогнулась, запрокинув голову. И в этот миг сверху долетел неистовый вопль:

– Земля! Смотрите, земля! Совсем рядом!

Филип резко выпрямился. Нет, он не ослышался. Кричал Том, и его голос перекрывал шум ветра.

– Земля! Это земля!

Филип, встряхнув головой, хотел было броситься наверх, но руки Анны удержали его.

– Не уходи!

– Пустите… Да успокойтесь вы, миледи!..

Он разомкнул обнимавшие его руки и почти отшвырнул девушку на тюки с шерстью. От соленой воды они стали как каменные. Анна слабо застонала, ударившись о них спиной. Филип же, едва не сбитый с ног потоком хлынувшей сверху воды, кое-как выкарабкался на палубу и прикрыл за собой люк.

Сомнений не было. Перед ними была земля – длинная, слегка всхолмленная полоса суши.

– Что это за берег? – спросил он у пожилого матроса.

– Не знаю. Мне ни разу не приходилось бывать здесь.

Их неотвратимо влекло в сторону берега, но – Боже правый – как он был еще далек!

Корабль все сильнее кренился, почти ложась на бок. Филип сообщил матросам, что трюм наполняется водой.

– Я давно догадался, – сказал старший, указывая на осевшую корму и задравшийся нос корабля. – Долго мы не продержимся.

– Но успеем ли дотянуть до суши?

– Вряд ли. Однако небеса явили нам землю как раз вовремя, и мы можем попытаться рискнуть.

– Что вы имеете в виду?

– Как что? Каждый сам за себя!

Выкрикнув это, он прыгнул в воду и, борясь с волнами, размашисто поплыл к берегу. В тот же миг прыгнул в море и Том.

Филип взбежал по наклонной палубе, откинул крышку люка и торопливо спустился в трюм. При свете крохотного фонарика под потолком он увидел, что Анна безучастно сидит там же, где он ее оставил.

– Вы умеете держаться на воде, миледи?

Она молчала, и рыцарь, не дожидаясь ответа, направился туда, где гремел копытами Кумир. Ему с трудом удалось утихомирить коня, затем отвалить боковую лючину и по сходням вывести его на палубу. Измученное качкой животное дрожало всем телом и едва держалось на мокром настиле. Оставив его, Филип вернулся в трюм.