Ольга Дашкова - Обрыв

На мои вопросы Егору, что с ним случилось и почему он такой помятый, словно его били трое боксеров, ответил, что упал с лестницы. На что Кирилл закачал головой и засмеялся. Правды от него не услышу все равно.

Больница тоже оказалась не простая, как и мужчины, окружающие меня. Егора с трудом, но удалось уговорить пройти осмотр, ему поставили уколы, дали обезболивающие, а еще успокоительные, и теперь он спал в соседней палате.

Мне разрешили принять душ, выдали свежую пижаму, взяли анализы и сказали отдыхать. Но напряжение прошедших суток так и не отпускало, успокоительные принимать отказалась.

— Что с Глебом? Его можно увидеть? — Кирилл стоял у окна и смотрел на меня, склонив голову.

— С ним все хорошо, пуля прошла навылет: бедро, мягкие ткани. Кости и сухожилия не задеты. Врачи говорят, парень он здоровый, заживет, как на собаке.

— Так и говорят, как на собаке?

— Так и говорят.

Кирилл мне нравился, он не напрягал, его внимание не настораживало. Мне не хотелось попросить его выйти или уйти самой. Жгучий брюнет, лет тридцати пяти, такая слегка восточная внешность, легкая щетина, которая ему шла, темные внимательные глаза, дружелюбная улыбка.

— Что вас связывает с Глебом?

— Вместе служили.

— Но пошли дальше по разным дорожкам?

— Примерно так.

— А вы, Кирилл, ведь парень непростой? Угадала?

Кирилл отошел от окна, сел рядом на стул, скрестив руки на груди.

— А вы, Вероника, неглупая женщина, но так по-глупому попадаете в плохие истории.

— Подсказать и научить в свое время было некому. Как отличить плохое от хорошего. Вы из какой-то спецслужбы? Ведь так? Так и не сказала вам спасибо за мое спасение.

— Морозову спасибо скажите.

— У нас с ним как-то с первого дня не заладилось, я, безусловно, ему очень благодарна и скажу спасибо.

— Да, Морозов не тот человек, с которым легко с первого дня знакомства. Я хотел спросить, о чем вы разговаривали с, тем мужчиной, что вас взял в заложницы? Он что-то говорил, куда вас собирались везти?

— Я расспрашивала, но так толком и не поняла. Ему дали мое фото, назвали адрес и велели привезти в нужное место. Но Колян, так его называл дружок, передумал, они поспорили прямо в машине. Колян махал пистолетом, выехал на встречную полосу, ушел от столкновения, и мы полетели, но прямо в кювет. Тот второй, его звали Антоха, погиб?

Кирилл лишь кивнул.

— Что было дальше?

— Я выбралась и убежала в лес, он меня нашел, потащил к дороге, а там уже вы. И Егор, которого я и не ожидала больше вообще увидеть в жизни.

— Что вам говорил Николай?

— Говорил, что получит за меня больше денег, что он уверен, это дядя моего мужа попросил меня доставить. Ко мне есть разговор и еще, что я от них живой не уйду.

— Ну, это он погорячился.

— Мне стоит дальше опасаться за свою жизнь? За Егора? Он непременно в это ввяжется. Я не могу его потерять.

— Бессонов был давно в разработке, последние два года он словно озверел, но подойти близко и найти зацепки было трудно. Когда он сорвался на другой конец страны, удивил всех. Мы ждали его, был готов захват, но, скорее всего,

его свои же и отправили на тот свет. Бес слишком много знал, был очень весомой фигурой, но последнее время пошел по наркоте, сомнительные и непроверенные поставщики. Его исход при такой работе был предопределен.

Я слушала Кирилла, затаив дыхание. Оказывается, их ждали в аэропорту, но все пошло не по плану.

— Я был очень удивлен, когда позвонил Глеб и попросил присмотреть за вами. За женой Толи Беса и так велось наблюдение, но только первые две недели, дальше была моя инициатива и просьба друга.

— Так, значит, все закончилось?

— Будем надеяться, что да.

— А как же тот человек, что хотел меня видеть? Дядя Бессонова?

— Он ушел, не думаю, что вы ему так важны, и он будет искать с вами встречи.

— Спасибо, вы меня успокоили.

— Не за что, я пойду, вам надо отдохнуть. И да, не забудьте пригласить на свадьбу.

Я от удивления приоткрыла рот, а Кирилл подмигнул и вышел из палаты. Сразу навалилась жуткая усталость. Проваливаясь в сон, я думала, что все, что приключилось — это было не со мной, это просто какой-то детектив, но я-то точно не героиня таких романов.

***

Рано утром меня разбудила медсестра, чтобы взять еще анализы, но после этого я опять заснула. В следующий раз проснулась сама, и как только умылась и привела себя в порядок, в палату зашел доктор.

— Вероника Васильевна, как вы себя чувствуете?

Приятный немолодой мужчина что-то рассматривал в бумагах на планшете, а потом посмотрел на меня и улыбнулся.

— Хорошо. Что с Егором? К нему можно?

— Егор Ильич еще спит, думаю, будет можно, но позже.

— Вероника, вы знали, что беременны?

— Я догадывалась. Скажите, как вообще, что по анализам? Я так и не дошла до гинеколога.

— По анализам все хорошо. Чуть понижен гемоглобин и глюкоза, но надо провести осмотр.

У вас можно его пройти прямо сейчас?

Можно, пойдемте.

***

Я тихо открыла дверь и заглянула в палату к Егору. Было тихо, шторы задернуты. Подошла к кровати, хотела присесть, но не стала, боясь разбудить. Он лежал на спине, повернув голову, не удержалась и провела рукой по припухшей скуле, небритым щекам, задевая губы. Я так жадно всматривалась в его черты, морщинки около глаз и глубокую между бровей. Так хотелось его поцеловать.

Склоняюсь ближе, невесомо касаюсь губами его губ, но тут Егор тянет меня себе на грудь, целует сам. Господи, как я соскучилась по его поцелуям. Целует жадно, горячо, сминая губы, прижимая к себе сильнее.

— Я чуть не сдох без тебя. — хрипит, задирая пижамную рубашку.

— Я тоже.

Скидываю ее через голову, садясь на него сверху. Наклоняюсь, целую сама, ерзая на его бедрах.

— Я так скучала по тебе, думала, никогда не увижу.

Продолжаю целовать. Егор накрывает мою грудь рукою, сжимая до стонов чувствительный сосок. Приподнимает чуть наверх, всасывает его в рот. Возбуждение вспыхивает во мне как спичка, подставляю для поцелуя другую грудь. Егор мнет ее, перекатывает соски между пальцев, кусает, зализывает, нежно сосет.

— Черт, Вера. Сейчас взорвусь.

Не отрываясь от груди, стягивает с меня больничные штаны. Помогаю, чуть сводя колени, откидывает их на пол. Я совершенно обнаженная и раскрытая перед ним. Сердце колотится, его пальцы скользят по моим мокрым складочкам. Снова мой громкий стон на всю палату.

— Помоги мне, сними белье.

Дрожащими руками оттягиваю резинку на его штанах. Возбуждённый член вырывается на свободу, беру в руку, скользя по стволу, смотрю на раздутую багровую головку.

— Вера, у меня женщины не было три недели. Еще маленько и я кончу прямо в твои руки.

Ползу наверх, сажусь прямо напротив его стоящего члена, наклоняюсь вперед, облокачиваясь руками на плечи. Хочу его чуть помучить, скольжу по члену уже своим лоном, размазывая по нему влагу. Егор жадно смотрит на мои движения, на то, как головка мелькает между припухших половых губ. Сама нахожусь в какой-то нирване, вожу бедрами, стимулирую клитор.

— Девочка, сядь на него.

Покорно подчиняюсь, чуть приподнимаю бедра, Егор направляет член, а я медленно на него опускаюсь, ловя свой первый кайф. Легкая судорога проносится по телу, стенки влагалища сжимают член.

— Черт, Вера, двигайся.

Раскачиваюсь, но Егор приподнимает свои бедра, наклоняя меня на себя, опираясь ногами о кровать, и начинает вколачиваться резкими движениями. Из легких выбивает воздух, стон разносится на всю палату, кричу, когда так неожиданно накрывает оргазм.

Тело трясёт, мышцы больно сводит, Егор держит мои бедра, кончает с хриплым рыком. Чувствую его горячую сперму, чувствую, как сама теку на нем, пока он пульсирует глубоко во меня. Падаю на грудь вся мокрая, с последними стонами целую его губы.

— Как же я тебя люблю, ты не представляешь.

Рукой приподнимает мой подбородок. Он все еще во мне, я все еще голая на нем. И нет никакого стыда, что к нам может кто— то войти. Так должно быть всегда, только он рядом, никто другой, только он. Мой горячий мужчина с далекого севера.

— Нет, родная, не так. Это ты не представляешь, как я люблю тебя.

Улыбаюсь, упираюсь лбом в его лоб, глажу по щекам, царапая пальцы щетиной.

— Мне надо ещё кое-что тебе сказать.

— Говори, любимая.

— Я беременна.

— Я знаю.

Но откуда? — поднимаюсь, удивленно смотрю в его глаза.

У нас будет сын. Я видел его.

Егор

Разве мог я представить, что ровно год назад моя жизнь изменится так кардинально. Что в мой дом войдет девушка, от которой я потеряю голову. С которой я пойму, что такое любовь. Которая утренним морозным утром посмотрит своими огромными карими глазами прямо в душу и заберет ее навсегда. Которая станет моей верой в любовь. Моей Верой. И тот обрыв, с которого мы падали вместе, станет нашим спасением.

— Посмотри, какой он милый, когда спит.

Вера стоит у кроватки, накрывая одеялом нашего сына. Ему всего три месяца, но он уже центр нашей вселенной. Матвей родился чуть раньше срока, я безумно испугался, когда начались схватки. Мы были за городом, в особняке, Вера спокойно собралась, спустилась, села в машину, а меня трясло так, что не решился вести машину. Тамара Степановна перекрестила нас, водитель погнал в город, а я крепко сжимал Верину руку.

Самый большой страх — это потерять Веру. Теперь еще страх за сына. Думаете, сильный мужик ничего не боится? Боится, еще как. Морозов ржал как конь, глядя на то, как трясется стакан воды в моих руках. Посмотрю я на него, когда его женщина будет рожать. Роды прошли хорошо, малыш и мама были здоровы.

— Почему милый только, когда спит?

— Потому что ночью он сущий дьяволенок, как и его папа.

Вера смотрит на меня и чуть щурит глаза. Подхожу сзади, обнимаю, целую открытую шею. На ней тонкое домашнее платье, прижимаю сильнее к себе, даю понять, как я возбужден. Вера откидывает голову мне на плечо, расслабляясь в моих руках.

Продолжаю целовать, нежно захватывая губами мочку уха. Чуть сжимаю руками налитую молоком, чувствительную грудь. Приподнимаю халатик.

— Егор, ты торопился, — она прерывисто дышит, поднимая руки, обхватывая меня за шею.

— Подождут. Морозов их развлечет, он теперь член совета директоров, пусть опыта набирается.

Разворачиваю Веру, приподнимаю за попку, сажаю на себя, целую ее пухлые губы, от которых мне так трудно оторваться. Несу в нашу спальню, аккуратно укладываю на еще не заправленную кровать. Задираю халатик выше, отодвигаю трусики, моя девочка уже вся влажная. Растираю ее соки, слегка надавливая на клитор.

— Чем дольше я с тобой, тем мне труднее от тебя оторваться.

Стягиваю с плеч платье, расстегиваю бюстгальтер, у которого застежка спереди. Жадно всасываю сосок. Вера громко стонет, но тут же вскрикивает.

— Егор, больно.

— Извини, — Тут же нежно зализываю.

— Давай уже, Егор, не мучай меня.

— Моя ненасытная девочка.

— Я твоя голодная жена. Ты два раза за ночь мучил меня, но, когда твой сын наконец-то заснул, уснул и ты.

— Прости, родная.

Пред глазами охренительная картина: обнаженная Верина грудь с торчащими сосками, в глазах туман, она кусает губы, которые я только что целовал. Высвобождаю член, лишь спуская брюки, хочу ее до одури. Она разводит колени шире, приглашая меня, мнет рубашку на плечах. Вхожу медленно на всю длину. Вера стонет, подается навстречу бедрами.

Мокрая безумно, горячая, вхожу снова, но резче, целую шею. Не протяну долго. Увеличиваю темп, приподнимаю попку, чтобы войти глубже. Вера протяжно стонет, закрывает рот, чтобы не кричать и не разбудить сына.

— Кончай, милая. Не могу больше.

Сильнее сжимаю ее бедра, проникая глубже, чувствую первую судорогу, что проходит по ее телу, затем вторая и еще одна. Ее внутренние мышцы плотно обхватывают мой разбухший член, сокращаясь на нем. Кончаю сам, сжимая челюсть, утыкаюсь мокрым лбом ей в плечо. Оба тяжело дышим.

Поднимаюсь, Вера гладит меня по лицу, на пальце блестит тонкий ободок обручального кольца. Она, теперь моя жена, с новым именем, фамилией и даже отчеством.

— Ты ведь знаешь, что я тебя люблю? — Она так пристально смотрит мне в глаза, что начинает щемить сердце от нежности.

— Я люблю тебя сильнее. И я самый счастливый мужчина на земле. Ты сделала меня таким.