Ольга Дашкова - Обрыв

Он держит меня за плечи, склоняет голову ниже, чтобы разглядеть лицо. Я пока не чувствую боли, но пульсирует нижняя губа, а во рту теплая кровь, пытаюсь ее проглотить, но начинает мутить. Резко кружится голова, тошнота подступает к горлу, вырываюсь из рук мужчины.

Он отпускает, а меня сгибает пополам на краю крыльца и выворачивает на землю одной горькой желчью. Сплёвываю кровь, не могу отдышаться, тошнота подкатывает опять, но уже просто нечем. Сердце бешено рвется из груди, опускаясь прямо на крыльцо, вдыхаю холодный воздух.

Позади меня какая-то возня, слышен сильный грохот. Оборачиваюсь, вижу, как тот, что Колян, пинает валяющегося на полу Антоху ногами.

– Сука ебаная, я говорил тебе держать свой отросток в штанах и не лезть к девчонке. Сука, я говорил или нет? Отвечай, тварь.

– Колян, да ты чего? Чего меня метелишь из-за какой-то бабы! Дай попользоваться, да ее хватит на нас двоих. Там-то все равно ее отымеют по полной программе. Да она не выйдет уже от тех людей живой.

Застываю и леденею от такого откровенного признания Антохи. Спасибо, теперь понятно, что меня куда-то везут, я для чего-то нужна тем людям и обратно мне дороги уже не будет. Господи, это какой-то кошмар, и он никогда не закончится. Точнее, нет, скоро уже закончится.

Возня утихает, Антоху перестают пинать, хотя думаю, это было чисто в воспитательных целях, и никто его не покалечил. Но вот у меня начинает болеть правая сторона лица, губа опухла, трогаю ее пальцами, стирая кровь и слюну. На колени падает бутылка с водой.

– Пей и иди умойся.

Напившись воды и еще раз сплюнув всю кровь на землю, иду к умывальнику на убогой кухне. Видимо, это чей-то дачный домик, хозяева закрыли его до лета или вообще много лет не появляются. Кругом раскиданная утварь, посуда, детские игрушки, на которых я залипаю и забываю, куда шла.

– Умывальник дальше, – грубый голос вырывает меня из ступора.

Прохожу мимо сидящего на табурете Антохи, он держится за ребра и зло смотрит исподлобья. Ничего, мы с ним, можно сказать, квиты.

Старый умывальник с треснутым зеркалом, лучше вообще не смотреть в него. Холодная вода приносит минутное облегчение, но губа так же болит. Приглаживая волосы, всё-таки смотрю на себя, худое и бледное лицо, большие глаза и разбитая губа. Как там сказал Антоха, я уже не жилец.

– Вы можете сказать, зачем я вам? Куда и к кому вы меня везете?

Недобрый взгляд в сторону Антохи, мужчина сплевывает на пол и отворачивается.

– Вы мне ответите?

– Иди, попей сладкого чаю, и съешь что-нибудь.

Он не собирается отвечать на мои вопросы, кивает в сторону стола, на котором стоит чайник и продукты. Есть не хочется, но я чувствую, что надо. Еще придется бороться за свою жизнь, поэтому капризы тут ни к чему.

Все дальнейшее происходит молча, горячий сладкий чай обжигает горло, впихиваю в себя булку и печенье. Мужчины молчат, лишь несколько раз у Коляна вибрирует в кармане телефон, это очень хорошо слышно, он уходит говорить на улицу. А я жую булку с маком и не знаю, что меня ждет дальше.

Егор

Ему снился сон. Реальный такой, яркий. В нем он чувствовал запахи, слышал голоса. В нем он заходит в комнату, он четко знает, что находится у себя в особняке, но этой комнаты там раньше не было. Она светлая, уютная, но он ничего не замечает вокруг, потому что у окна стоит Вера. Он точно знает, что это она, никакая другая женщина, только Вера. Его Вера.

Она держит на руках ребенка, что-то показывая ему в окне, тихо говорит, он не может разобрать слова, но малыш смеется и тоже показывает пальчиком в окно, он тоже пытается заглянуть в окно и разглядеть то, что так увлеченно рассматривают Вера и малыш. Егор стоит, словно парализованный, не решаясь сделать еще хоть шаг и спугнуть это видение.

Но тут Вера поворачивается, видит его и улыбается. Ребенку на ее руках по виду нет еще и года, пухлые щечки, короткие черные волосики, это мальчик, точно мальчик. На нем синяя кофточка с нарисованными машинками и такие же штанишки. Малыш тоже обращает на него внимание и улыбается, словно узнавая. Вера опять ему что-то тихо говорит, и малыш начинает тянуть к нему ручки.

Оглушенный эмоциями, он начинает медленно подходить, жадно разглядывая Веру и малыша. У нее отросли волосы, теперь они ниже плеч, она такая же тонкая и хрупкая. Малыш снова поворачивается к ней, но Вера смотрит на него, улыбаясь, чуть склонив голову. Она такая красивая, словно светится изнутри.

Он подходит совсем близко, поднимает руку, чтобы коснуться ее лица. Но сильный шум отвлекает. Чей-то голос выдергивает из сна.

– Егор, проснись, – Глеб трясет его за плечи.

Он так и заснул, одетый, на неудобном кресле в Вериной маленькой квартире. После того, как улыбчивая медсестра рассказала ему последние новости, которые, как оказалось, скрывали от него из лучших побуждений, Егор кипел и скрипел зубами. Медсестричка была с матом выгнана и со слезами на глазах убежала, в стену полетел поднос с едой и ваза с цветами.

Как хорошо и шикарно он устроился, отдельная палата, обслуживание и лечение, когда там его девочка совершенно одна. Он, дурак, думал, что она уехала с мужем, что она с ним. Куда он против него сейчас?

В таком состоянии. Грыз себя ночами, думал, много думал, как бороться с Бесом, как вырвать из его рук Веру. Проклинал себя за свое бессилие, за то, что ничего сейчас не может сделать, а время идет. Жалел о том, что спустился на парковку, что так глупо подставился. Что сам отправил Веру в руки мужу. Надо было держать возле себя и никуда не отпускать, и похуй на все и всех. Прятал бы всю жизнь.

А, оказывается, Беса грохнули. Уже потом он прочитал на новостных сайтах, отобрав планшет у главного врача, потому что его, сука, горе-начальник охраны не отвечал на звонки. Узнал, как аккуратно снайпер снял Бессонова Анатолия Александровича в тот самый момент, когда они с женой подходили к автомобилю на парковке аэропорта. Что ведется следствие, отрабатывается несколько версий, в том числе причастие его супруги к убийству собственного мужа.

Далее шли статьи о таком внезапном появлении законной жены, которую никто не видел на протяжении почти двух последних лет. Версии были одна фантастичней другой, от лечения от алкоголизма и наркозависимости до побега к любовнику, который как раз и отправил на тот свет уважаемого в городе и области человека.

Егору было плевать на смерть Беса, возможные ее причины и версии, собаке – собачья смерть. Но то, что он ничего не знал о Вере, напрягало больше всего. Что с ней? Как она? Где и с кем? Может быть, ей нужна помощь, хороший адвокат? Бессилие убивало, а бездействие рвало на части.

Но скоро пришел его пропащий начальник охраны Морозов и получил от босса по полной. Он не пререкался, как только хотел вставить хоть слово и перебить Егора, тут же замолкал, натыкаясь на его недобрый взгляд. Медленно, но передвигаясь самостоятельно, Егор покидал элитную клинику. Морозов тащил коробку с лекарствами, но Егору было плевать на нее, так же, как и на все вокруг.

Дорога в аэропорт, не заезжая домой, одежду тоже купил прямо там. Ожидание рейса и долгий, почти шестичасовой, перелет дался нелегко. Таблетки и обезболивающие уколы пригодились, от молчаливого Морозова была хоть какая-то польза.

Прилетели вечером. Машина еще не въехала в незнакомый город, как Глебу позвонили, он недолго слушал и отключился.

– Она не возвращалась еще домой. И не смотри на меня так, да, за ней приглядывали. Не следили, а именно присматривали. Один мой друг.

– Хоть за это можно сказать тебе спасибо.

– Не надо мне ни за что говорить спасибо. Я сразу был против всей этой затеи и возни с девчонкой, ты знаешь.

– Морозов, лучше молчи.

Осеннее пальто так кстати подошло по погоде. Декабрь, а тут льет дождь, словно в октябре. Машина петляла по дворам, ища нужный дом, чуть было не окатили из лужи какую-то девушку, снова заехали не в тот квартал.

Они опоздали. Двор был пуст, тусклый фонарь за углом освещал лишь его часть. Женская сумочка валялась почти у подъезда, как ее еще никто не подобрал, удивительно. Я увидел ее сразу, по сердцу полоснуло острым стеклом. В сумочке был ее паспорт, ключи от дома и немного денег.

Ударил несколько раз кулаком в закрытую обшарпанную подъездную дверь. Боль эхом отдалась во всем теле, сильно сжал зубы, так, что, казалось, они начнут крошиться. Морозов стоял рядом, что-то набирая в телефоне.

– Пойдем, зайдем в гости. Ключи есть.

Мы поднялись на четвертый этаж, три двери, одна из них, самая старая, оказалась нужной. Щелкнул выключатель, тусклый свет под низким потолком осветил тесную прихожую. Прошел дальше, включая свет. Старая мебель, старые обои, на кухне капающий кран. Затоптанный палас на полу, выцветшие обои, тусклые зеркала. Здесь делали ремонт, скорее всего, именно в год Вериного рождения или того позже.

– Это квартира ее матери, девушка жила здесь. Но после ее убийства, какой-то маньяк изнасиловал и задушил женщину, девочку удочерил Геннадий Штольц, очень, кстати, состоятельный человек, владелец антикварных магазинов, галерей и ресторана. Но история странная, кем он приходился на самом деле Веронике Резниковой – непонятно.

Ходил по квартире, рассматривая, где жила моя девочка, как была эти три недели. Все чисто убрано, все на своих местах, много книг, но нет ни одной фотографии. На кухне почти пустой холодильник, только масло, яйца и немного сыра. В шкафах тоже пусто, чай, кофе, рис и макароны.

– Мой друг присматривал за ней. Она сегодня ходила в цветочный салон, потом зашла в кафе. Он довел ее до поворота во двор, дальше не пошел, чтобы не пугать девушку. Видимо, ее взяли прямо у подъезда.

– Морозов, ты понимаешь, я как загнанный дверь. Не знаю, что делать, в чужом городе, на другом конце страны.

– Плохая была идея сюда ехать.

– Глеб, не накаляй меня!

– Я могу накалять, это уже ничего не изменит. И мое мнение остается прежним. Не надо было сюда ехать и подставляться.

– Какого хрена ты несешь, Морозов? Ты молчал три недели, ничего не говорил, что вообще случилось. Я узнаю о том, что Беса убили, от медсестры. А сейчас ты мне говоришь, что не надо было совсем сюда ехать?

– Ты можешь орать на меня сколько угодно, но я, в первую очередь, несу ответственность за твою безопасность. Я виноват, мой прокол, что тебя приложили на парковке. Я не оправдываюсь, но никто не знал, что Бес так быстро сориентируется, даже взятый ОМОНом.

Я сжимал кулаки, молчал, давал выговориться Глебу.

– Снежану до сих пор не могут найти, убийцу Романова тоже. Веру везли спонтанно, мы понадеялись на случай, были уверены, что успеем, и никто не узнает, хорошо, двое еще остались живы. Дымовые шашки в доме – дело рук одного из охранников. Все это дерьмо смешалось вместе, не разгрести. Беса снимает снайпер, твоя девочка под подозрением. Ты понимаешь, что своим появлением ставишь под удар именно ее? Хочешь носить ей передачи на зону, когда на нее повесят заказ собственного мужа? Наверняка, исполнителя уже убрали, и скоро найдут тело. Ты ведь знаешь, как у нас быстро шьют дела, если это кому-то надо. Или сам хочешь пойти под следствие? Когда следаки сложат два и два, где и с кем была Бессонова. Как тогда ты ей поможешь? Да, деньги решают многое, но если кому-то очень понадобится найти крайнюю или крайнего, то найдут.

– И что, ты предлагаешь мне, лежать в теплой кроватке, пока мою женщину через день прессуют на допросах?

– Я бы предложил выждать, мы бы все равно связались с ней.

– Если бы я узнал раньше, всего бы этого не случилось.

Нервно тру шею и сильно отросшую щетину на лице, так скоро борода вырастет. Впору завыть от бессилия, но нельзя сдаваться, надо найти мою девочку.

– Ты видел, что я нашел тут еще? А ты посмотри, стратег хренов.

Достаю из кармана пальто запакованный тест на беременность, который нашел в сумочке на самом дне, не поняв сразу, что это за коробка. Машу им перед лицом Морозова.

– Это, сука, тест на беременность! Мать ее, беременность! Ты понимаешь, что моя женщина, беременная от меня, сейчас неизвестно где. Что ей может угрожать опасность. А ты мне говоришь о моей безопасности и о том, что надо было ждать! Чего еще нужно ждать?

Морозов молчал, зло смотрел мне в глаза, лишь желваки играли на скулах. Верю, он хотел как лучше, но не в данной ситуации. В чем-то он прав, но мои эмоции берут верх над здравым смыслом, да и нет его давно, того здравого смысла, уже давно нет.

С появлением Веры все рухнуло, все летело с обрыва в пропасть. Дела, расчет, устоявшиеся привычки, даже взгляд на отношения стал другим. С Верой все изменилось. Она изменила все.

– Я ее найду.

Морозов ушел, громко хлопнув дверью, а я остался в тишине и пустоте Вериного мира. Конечно, по паспорту она не Вера, а Вероника, но для меня только Вера. Интересно, как жила эта девочка здесь? О чем мечтала? Как проводила время? Вот бы посмотреть на ее детские фото.