Я подчиняюсь, не потому что хочу, просто не знаю, что можно воспротивиться. Раз женщина настаивает, что надо идти, значит, и вправду надо. Страх никуда не делся, но он настолько заполнил меня, что я будто одеревенел, чувствую себя куклой, с которой можно делать все, что угодно. Сказали идти, подтолкнули в спину — я и пошел.

Слышу, как закрылась потайная дверь, но не оборачиваюсь, бреду вперед, бездумно переставляя ноги, не глядя вниз, благо пол ровный. Отупение проходит нескоро, только когда начинает гаснуть факел. Стоит оказаться в кромешной тьме, и оно полностью исчезает, страх вырывается наружу с криком, а я…

…Просыпаюсь. На кровати в «Тихой гавани».

— Ох, Тим, ну зачем ты вчера так напился? — надо мной склонилась Эрика.

Медленно сел, с трудом высвобождаясь из ошметков кошмара, будто из липкой паутины.

— Тебе полохо? — не унималась сестренка. — Полечить?

— Воды дай…

Она поспешно подала большую глиняную кружку, к которой я жадно припал. Три болота, тимьяновый взвар! Молодец, сестренка — для меня это определенно лучше рассола. Осушив до капли, перевел дух и с благодарностью вернул посудину Эрике.

— Тим, что случилось? Плохой сон?

Я не стал запираться, поведал сестренке про подземелье и неизвестную женщину. Глядишь, после пересказа сам что-нибудь пойму.

Айрица слушала внимательно, не перебивала, но стоило мне добраться до конца, засыпала вопросами. Есть с перепою не хотелось, времени свободного было навалом, так что скоро Эрика довольно подробно узнала о приключении в замке Туманного лорда. Подземелье-то было то самое — тимьян вернул ясность мыслям, и сомнений не осталось. Если в незнакомке поначалу подозревал Малинку (как же: из каземата выбрался благодаря ей, да и Тимушкой никто, кроме сладенькой, меня не называл), то к концу рассказа почти уверился — это была моя мать. Голос женщины, по-своему приятный, не имел ничего общего с низким грудным воркованием Малинки. К тому же, как я теперь понимал, незнакомка обращалась со мной не как с мужчиной, а как с ребенком. Получается, я вспомнил события, последовавшие, вероятно, сразу после отцовских штучек с моей памятью. Легче от этого не стало, ничего нового я не узнал. Да, теперь ясно, что именно мать показала мне потайной ход, ведущий за пределы родового замка хозяев Мглистых земель, но ее собственная судьба по-прежнему оставалась покрытой мраком. И еще: кого она имела в виду, говоря «Оба будто ума лишились»? Ведь сперва она поминала только одного («Что он с тобой сделал?»), наверняка подразумевая отца. Кто же второй?

— Я ничего не могу посоветовать тебе, Тим, — чуть виновато промолвила Эрика. — Людские нравы и обычаи знаю очень плохо.

— Да я и не жду совета. Пошли лучше завтракать, — взвар позели сделал свое дело, похмелья как не бывало.

О Корне этого сказать было нельзя. На мой стук дверь долго не открывалась, наконец айр соизволил выглянуть в коридор. Физиономия изрядно помятая, под глазами серые круги. При виде Эрики друг едва сдержал рвотный позыв (во всяком случае, мне так показалось).

— Чего колотишь? — сипло вопросил Корешок. — Сбор у Кремня только завтра вечером.

— Так ты сегодня весь день валяться в постели собираешься? Мы завтракать идем.

— Валите, — нежная зелень, появившаяся на подернутых щетиной щеках друга, не оставляла сомнений в его состоянии.

Я заподозрил неладное. Не, понятное дело, перебрали мы вчера изрядно, но это была далеко не первая совместная попойка, и, насколько помнилось, прежде айр справлялся с последствиями невоздержанности куда лучше. Взглянул на сестренку и понял, что мыслю в верном направлении. На личике айрицы было написано глубочайшее удовлетворение.

— Эри, ну нельзя же так! — возмутился я. — Давай-ка, исправляй, что наделала.

— Я наделала?!

Корень сделал попытку захлопнуть перед нами дверь, да я вовремя подставил ногу. Тогда айр, словно позабыв о нас, нетвердым шагом отправился к кровати и осторожно улегся на спину. Я втолкнул упирающуюся сестренку в комнату, вошел следом и закрыл дверь. Чужие глаза и уши нам совершенно ни к чему.

Эрика, вопреки моим ожиданиям не делала попыток утечь, наоброт, живенько подошла к кровати и приялась с интересом разглядывать широкую вышитую ленту, висящую в изножии на одном из столбиков. Я отлично знал эту деталь женского убора: жительницы Ветлужа подвязывают такими волосы, а те из них, что отличаются легкостью нрава, любят оставлять на память понравившемуся мужчине. И когда только Корешок успел? Вчера, пока мы с сестренкой по лавкам ходили?

— Какой узор необычный, — прощебетала Эрика. — Можно взять, рассмотреть как следует?

— Оставь! — айр с неожиданной прытью поднялся и вырвал ленту из пальцев девушки.

Чрезмерное усилие незамедлило сказаться, Корешок снова опасно позеленел, издал утробный звук и повалился на постель.

— Эри, в третий раз повторять не стану. Сейчас же избавь Корня от похмелья. Да не вздумай попутно еще какую-нибудь шуточку выкинуть! — странное выражение, мелькнувшее на лице сестренки, заставило насторожиться. Тут же помимо воли проснувшееся чутье доставило ощущение злорадного предвкушения, почему-то связанного с оставленной на память лентой. Что она себе позволяет, эта девчонка! Навязалась на мою шею, да еще пакостит.

— Больно надо! — весьма правдоподобно возмутилась Эрика. — Он сам виноват! Не я же его напоила. Да еще жадничает — будто съем его трофей изукрашенный. На что…

— Еще слово, сестренка, я плюну на свои планы и потащу тебя назад, в Зеленя, — говорил я очень спокойно, но, видать, чутье айрицы тоже не дремало и донесло до хозяйки всю серьезность моих намерений.

Эрика, нахмурившись и сжав губы, подошла к кровати. Пара мгновений — и Корешок открыл глаза, встретился взглядом с мучительницей, скривился и сел, уставясь в пол, по-прежнему сжимая в руке злополучную ленту.

— Порядок? — на всякий случай спросил я друга.

— Ага. Спасибо. Рад, что ты становишься настоящим мужиком. Ловко взнуздал стре…

Эрика не дослушала, повернулась и вышла из комнаты, только дверью не хлопнула. Впрочем, за завтраком до прихода Корешка айрица выудила у меня обещание купить ей полдюжины вышитых лент. Мол, и узоры на них красивые, и волосы удобно подвязывать. Говорит, а сама ласковая да улыбчивая, что весеннее солнышко, и невинная, как котенок, впервые на лапки вставший. Ох, Тимьян, погубят тебя бабы…

Друг, на следующее утро увидев обнову злокозненной стрекалки, заметно разочаровался в моих успехах.

* * *

Купцу Кремню Эрика приглянулась. Сам он был парень видный да обходительный, и сестренка отнеслась к нему весьма благосклонно. Я по первости тревожился, но быстро заметил: интерес с обеих сторон уж очень вежливый, не грозящий вылиться во что-то непристойное. Мужика, конечно, жалко, коли всерьез втрескается, а сестренке, по-моему, это не грозит. Она не столько строила Кремню глазки, сколько расспрашивала о его занятии и жизни в тех краях, куда заносила торговля. Любопытсво айрицы вполне укладывалось в известную купчине полуправду о ее побеге из дому, Кремень любил поговорить, особливо с приятной и внимательной собеседницей, и я решил, что беспокоиться не о чем.

А вот друг мой так не считал и при каждом удобном случае нудил, что Клевер до меня и в Багряном Крае доберется, ежели его внучка решит остаться в человечьих землях.

— Да с чего ты взял, что ей такое в голову придет? — удивлялся я.

— А ты не заметил, что Кремень ее ленточку к поясу прицепил? На кой ты ей накупил столько?

— Ну, ты вон тоже ленточки на поясе таскаешь. Сколько уже? Одна, две, три…

— Завидно? — айра определенно раздражала моя беспечность.

— Да просто помираю, — хмыкнул я. — Надо у Эри парочку позаимствовать, для солидности.

— Во-во, позаимствуй. Может, она к оставшимся бережнее относиться станет.

— Слушай, Корень, кто из нас ей брат? — нудеж друга изрядно утомил.

— Я отвечаю за вашу безопасность…

— За мою, только за мою. Дед с Рогозом не знали, что Эрика отправится в скитания. Увязалась она за мной, так что и спрос с меня.

— А я тебе о чем толкую? Скитания в человечьих землях — не увеселительная прогулка для юных дев. Перестань ей потакать, Клевер уже достаточно распустил пигалицу. Какого пырия она мне похмелье продлила? А вдруг ночью что-то случилось бы, а я не смог вовремя прийти на помощь?.. — и так чуть ли не каждый день.

В остальном дорога не тяготила. Стояла весна, степь (настоящая, ветлужская, а не моя из сна) зеленела, потихоньку зацветая. Светило солнышко, заливались жаворонки, иногда налетали стремительные ливни — в общем, все шло своим чередом.

Днем я старался урвать хоть часок сна, чтобы выломать очередную ветку из тернового куста. Дело продвигалось медленно. Времени на расчистку просвета, закрывшегося после неудачной попытки Малинки, потребовалось едва ли не больше, чем в первый раз. Шипы продолжали впиваться в руки, ветер буйствовал в ответ на мою боль, в голове кололо, в глазах темнело — короче, веселье было еще то. По счастью, раны заживали бесследно, стоило добраться до позели, а рубаху я берег и снимал перед тем, как взяться за куст, так что ни Малинка, ни Эрика не тревожили меня сочувственным кудахтаньем.

Отсутствия сладенькой вскоре прекратились, чему я, понятное дело, был только рад. Рассказал ей как-то о своем кошмаре, она подивилась.

— Может, тебе стоит время от времени напиваться? Вдруг еще что-то вспомнишь?

— Может, мне еще чар-грибом начать закусывать? Вспомню-то я, пожалуй, только то, что было после отцовских ковыряний в моей голове, а это не слишком интересно, потому как более или менее понятно. Пришла за мной мать в ту пещерку или нет — какая разница? Если и пришла, все равно после нас очень быстро разлучили, я уверен. Но мне почему-то кажется, что тогда, в подземелье, видел ее в последний раз.

Малинка не стала спорить, покивала задумчиво. Сладенькая в последнее время была рассеянной или, скорее, погруженной в какие-то мысли, похоже, не имевшие ко мне никакого отношения.

Что ж, Тимьян, в конце концов, можешь дойти до Окоёма и набиться к Дёрену в слуги или ученики, как повезет. Где-нибудь через полгодика освободишь память, выпустишь ветер, глядишь, человечий колдун и наставит тебя в науке управления стихией. Кстати, интересно, откуда черпает силу Малинкин знакомец?

* * *

С караваном Кремня шли несколько путников: кому нужно было в Светлогорье, кому — в лежащие по дороге селения. Был среди них мужик, Зор-каменщик, с дочерью лет десяти с небольшим, Пеночкой. Жена Зора давно умерла, и он не первый год бродил из города в город, перебиваясь непродолжительными работами. В столицу Светаны его погнал слух о том, что недавно женившийся король собирается возводить новый дворец для молодой супруги. Известие походило на правду (светанский король действительно недавно женился) и давало надежду на спокойную и сытную жизнь в течение нескольких лет.

Я не стремился к общению с кем бы то ни было из каравана — не до того. Где-то внутри все явственней ворочалась тревога, подгоняя не слишком успешный труд по выламыванию отцовского наследства. Чтобы не вызывать подозрений, приходилось, конечно, какое-то время проводить среди людей, но тут на меня наседал либо Корень со своим занудством, либо Эрика с вопросами, новостями и впечатлениями.

Айрица определенно находила удовольствие в моем обществе. Полное имя братца, казалось, позабыла напрочь, от него остался только первый слог. И даже не просто Тим, а Ти-им — сестренка растягивала с неповторимой интонацией, и, признаюсь, звучало это очень мило. У Корня, когда он бывал рядом и слышал ее «Ти-им» рожу перекашивало, будто зуб болел. Гримасы друга, что скрывать, доставляли не меньшее удовольствие, чем болтовня с Эрикой.

Сестренка быстро подружилась с Пеночкой. Дочка каменщика не отличалась красотой: худенькая, довольно высокая для своих лет, нескладная и угловатая, волосы жидкие, светлые с рыжиной, лицо в блеклых, почти желтых веснушках, увы, не добавлявших ей очарования, только беззащитности. Несмотря на, скажем прямо, не радующую глаз внешность, Пеночка была милой девочкой кроткого нрава, а ее робость исчезала бесследно, стоило ей начать петь. Голосок не слишком сильный, зато для уха приятный и мелодию ведет отменно. Мужики из охраны и те заслушивались.

Эрика сразу заметила, что девчушка смотрит на нее с восхищением, но боится подойти к взрослой красавице, и сама, осторожно, исподволь, завязала дружбу. Мне призналась, что Пеночка привлекла своей «нечеловеческой», по выражению сестренки, невинностью, а с ее отцом айрица вела долгие разговоры о зодчестве. Вернее, говорил Зор, с удовольствием рассказывая о любимом деле, Эрика все больше спрашивала — в Зеленях-то дома из камня не кладут. Не знаю, много ли она понимала из объяснений каменщика — я особо не вслушивался, но то, что долетало до ушей, казалось заумным и скучным. Может, потому что строительство никогда не увлекало. Шалаш из веток могу сложить, чтобы в лесу переночевать, а большее на кой бродяге сдалось?