— Жаль, — тяжело дыша, сказал он, — я планировал нечто умопомрачительно сладострастное. — Он скатился с неё и потянулся за брюками, пытаясь застегнуть их и бормоча что-то о том, что рискует получить травму.

Кэтрин недоверчиво следила за ним.

— Ты не собираешься заканчивать?

Он издал неуверенный вздох.

— Я же сказал: всё или ничего.

Кэтрин обняла себя руками за плечи. Она так дрожала от желания, что стучали зубы.

— Почему ты мучаешь меня?

— Мне стало ясно, что даже целой вечности терпения недостаточно, чтобы пробиться сквозь твою оборону. Значит, я должен попробовать что-нибудь еще. — Лео нежно поцеловал её и встал. Провел двумя руками по всклоченным волосам, поправил одежду и бросил на неё испепеляющий взгляд, и тут же усмехнулся, похоже, над ними обоими одновременно. — Я объявляю тебе войну, любовь моя. И единственный способ победить в подобной войне — заставить тебя желать поражения.


Глава 28

Вероятно, лишь женщина с каменным сердцем могла устоять против завоевательной кампании, которую развернул Лео на следующей неделе. По его убеждению, это было ухаживание, но, должно быть, существовало более подходящее слово, способное описать тот натиск, когда он с помощью своего сладостного, лишающего воли очарования заставлял Кэтрин постоянно балансировать на тонкой грани душевного равновесия.

Лео мог с лёгкостью вовлечь её в какой-либо нелепый, но очень занимательный спор, а мгновение спустя внезапно становился покладистым и любезным. Он нашёптывал ей на ушко изысканные комплименты и стихотворные строчки, обучал пикантным французским словечкам и заставлял  смеяться в самые неподобающие моменты. Пожалуй, единственное, чего Лео не делал — так это не пытался её поцеловать или обольстить. Вначале столь очевидный  тактический ход вызвал у Кэтрин интерес, однако спустя некоторое время она стала втайне им раздражаться, и в конечном итоге подобное поведение заинтриговало её. Она всё чаще ловила себя на мысли, что засматривается на его безупречно очерченные, твёрдые губы… не в силах избавиться от воспоминаний об их прошлых поцелуях, и мечтая о повторении.

Однажды, во время посещения музыкального вечера в одном из особняков по Аппер Брук, Лео похитил Кэтрин прямо из группы гостей, которым хозяйка любезно согласилась показать дом. Он увлёк её за собой в укромный уголок, скрытый от посторонних глаз горшками с высокими, раскидистыми папоротниками, и Кэтрин тут же очутилась в его нетерпеливых объятьях. Однако, вместо того, чтобы поцеловать, он притянул её к своему горячему, сильному телу… и продолжал удерживать подле себя. Лео просто держал Кэтрин, не выпуская,в своих тёплых объятьях, тесно прижимая к себе и легонько поглаживая по спине. Уткнувшись в массу её приподнятых локонов, он что-то ласково нашёптывал, но делал это так тихо и невнятно, что она не смогла разобрать ни слова.

Но наибольшее наслаждение Кэтрин получала от их совместных прогулок, когда они с Лео неспешно бродили по садам «Ратледжа», где солнечные лучи пронизывали ветви деревьев и живых изгородей, а лёгкий ветерок приносил с собой прохладное дыхание приближающейся осени. Они вели долгие беседы, касаясь иногда весьма щекотливых тем. Осторожно заданные вопросы чередовалась с непростыми ответами. При этом  казалось, оба они кружили вокруг одной и той же цели, постепенно сближаясь, влекомые своего рода связью, которую ни один из них никогда не знал прежде.

Иногда Лео слегка отодвигался и несколько секунд в молчании смотрел на неё так, как любуются в музее бесценным произведением искусства, пытаясь отыскать его глубинный смысл. Это было непередаваемо — интерес, который он к ней проявлял. Пленительно. Кэтрин поняла, что Лео — великолепный собеседник: он с упоением рассказывал ей истории о своих детских проказах, о том, на что это походило — расти в семействе Хатауэйев, о времени, проведённом в Париже и Провансе. Кэтрин внимательно вслушивалась в мельчайшие детали повествования, собирая их, как крохотные лоскутки, соединив которые, смогла бы составить портрет одного из самых сложных мужчин, которых ей когда-либо доводилось встречать.

Не склонный к сентиментальности негодник, он, однако, был способен к глубокому сочувствию и состраданию. Лео в совершенстве владел искусством красноречия и в одинаковой степени умело мог либо успокоить словом — мягким, словно медовый бальзам,  — либо ранить острым, точно скальпель хирурга, словцом.  Когда ему это было выгодно, он виртуозно исполнял роль пресытившегося аристократа, ловко скрывая работу своего живого ума.  Но случалось, Лео забывал об осторожности, и тогда под всеми этими масками Кэтрин удавалось на миг разглядеть галантного юношу, каким он был когда-то, прежде чем суровый опыт закалил его и сделал жёстче и мужественнее.

— В чём-то он очень сильно похож на нашего покойного отца, — призналась ей однажды Поппи. — Папа обожал вести беседы. Будучи серьёзным человеком, интеллектуалом, он считал интересный разговор своей маленькой слабостью.

Она улыбнулась далёким воспоминаниям.

— Мама не раз говорила, что могла бы выйти замуж за более красивого или состоятельного человека. Но не существовало ни малейшей вероятности встретить мужчину, который владел бы искусством  слова с таким же мастерством, как папа. А она всегда причисляла себя к тому типу женщин, которые никогда не обрели бы счастья, связав свою жизнь  с глупцом.

Кэтрин с лёгкостью могла это понять.

— А оказала ли какое-либо влияние на воспитание лорда Рэмси ваша мать?

— О, да. Обладая художественным вкусом, она поощряла Лео в изучении им архитектуры, — Поппи на мгновение замолчала. — Я не думаю, что ей доставило бы удовольствие известие о том, что Лео унаследовал титул — слишком невысокого мнения она была об аристократии. И, разумеется, мама не одобрила бы поведение Лео в последние несколько лет, хотя её сильно обрадовало бы, что он решил стать на путь исправления.

— От кого же из родителей досталось ему столь впечатляющее остроумие? — спросила Кэтрин. — От отца или от матери?

— Это, — ответила Поппи, усмехаясь, — исключительно черта характера Лео.


* * *

Почти каждый день виконт преподносил Кэтрин какой-либо маленький подарок: книгу, коробку конфет, воротничок из превосходного брюссельского кружева, выполненный  в виде ажурного узора из невесомых, диковинных цветов.

— Это — самое прекрасное кружево, которое я когда-либо видела, — сказала она ему с огромным сожалением, аккуратно раскладывая изящную вещицу на стоящем рядом столике. — Но, милорд, боюсь, я…

— Я знаю, — прервал её Лео. — Джентльмен не должен делать леди, за которой ухаживает, столь интимные подарки.

Он понизил голос, памятуя о том, что их разговор могут услышать Поппи и миссис Пеннивистл, беседующие на пороге покоев Ратледжей.

— Но я не могу принять его обратно, поскольку никакая другая женщина не сможет оценить его по достоинству. И, Маркс, ты понятия не имеешь о той степени сдержанности, которую я проявил. Ведь сначала я хотел купить тебе пару вышитых чулок с затейливым цветочным узором, который оплетал бы твои ножки и поднимался прямо к…

— Милорд, — прошептала Кэтрин, и лёгкий румянец окрасил её щеки. — Вы забываетесь.

— Нет, на самом деле, я ничего не забыл. Ни одного миллиметра твоего великолепного тела. Скоро, очень скоро я начну делать новый набросок. Каждый раз, когда я подношу карандаш к бумаге, искушение изобразить тебя обнажённой почти убивает меня.

Кэтрин попыталась выглядеть серьёзной:

— Вы дали обещание не делать этого снова.

— Но мой карандаш руководствуется своими собственными желаниями, — столь же серьёзно ответил он.

Кэтрин покраснела ещё сильнее, однако улыбка уже коснулась её губ:

— Вы неисправимы.

Он слегка прищурился:

— Поцелуй меня, и я стану паинькой.

С её губ сорвался рассерженный звук.

— Вы хотите, чтобы я поцеловала вас прямо сейчас, в нескольких ярдах от Поппи и экономки?

— Они ничего не заметят. Обе с головой ушли в захватывающую беседу о материале для  полотенец в номера гостиницы. — Голос Лео снизился до шепота. — Поцелуй же меня. Всего один маленький поцелуй. Вот сюда.

И он указал на свою щёку.

Возможно, виной всему было то, что Лео вёл себя, как задорный мальчишка, и  его голубые глаза светились озорством, когда он лукаво поддразнивал её. Но стоило Кэтрин взглянуть на него, и её охватило новое, доселе неведомое чувство — непристойное легкомыслие, которое завладело каждой частичкой её существа. Она наклонилась вперёд, и вместо того, чтобы коснуться его щеки, поцеловала Лео прямо в губы.

Он задохнулся от удивления, позволив ей взять инициативу на себя. И, поддавшись искушению, она задержалась дольше, чем собиралась. Нежным, дразнящим движением Кэтрин застенчиво коснулась язычком его губ. Ответом ей стал низкий, гортанный  звук, вырвавшийся у Лео, когда он обвил сильными руками её талию. Кэтрин всем своим телом ощутила разгорающийся жар его страсти, грозящий вырваться из-за тщательного возводимого бастиона сдержанности и вспыхнуть всепоглощающим пламенем.

Неохотно прервав поцелуй, Кэтрин уже приготовилась увидеть Поппи и экономку, изумлённо глазеющих на них с потрясёнными лицами. Но когда она выглянула из-за плеча Лео, то убедилась,  что миссис Пеннивистл по-прежнему стоит к ним спиной.

Поппи, бросив в их сторону проницательный взгляд, тут же верно оценила ситуацию.  

— Миссис Пеннивистл,  — бойко сказала она, увлекая экономку прочь от порога, — давайте пройдём в холл, мне показалось, что на днях я видела там на одном из ковров ужасное пятно. Я бы хотела вам его показать… — по-моему, где-то здесь… — нет, скорее всего, там… Чёрт возьми, да где же оно?

На время оставшись наедине с Лео, Кэтрин заглянула в его голубые, полуприкрытые отяжелевшими веками глаза.

— Зачем ты это сделала? — спросил он охрипшим голосом.

Она попыталась придумать ответ, способный его отвлечь:

— Мне хотелось бы, чтобы вы проверили уровень моего интеллекта.

В уголках его губ мелькнула улыбка. Глубоко вздохнув, Лео медленно отпустил её. 

— Ты входишь в тёмную комнату с единственной спичкой в руках, — наконец произнес он. — Что ты сначала зажжёшь — керосиновую лампу на столе или огонь в камине?

Кэтрин быстро взглянула на него, пытаясь вникнуть в суть вопроса:

— Лампу.

— Спичку, — сказал он, покачав головой, и в его тоне послышался мягкий укор. — Маркс, ты даже не пытаешься.

— Ещё раз, — потребовала она с вызовом, и Лео без промедления подчинился, склонив к ней голову. Он одарил её долгим, жарким поцелуем, и она приникла к его груди, погрузив пальцы ему  в волосы. Лео прервал ласку, получив довольно ощутимый толчок локтем.

— Законна или незаконна женитьба человека на сестре собственной вдовы? — задал он ещё один вопрос.

— Незаконна, — рассеянно пробормотала Кэтрин, пытаясь вновь притянуть к себе его голову.

— Женитьба невозможна, потому что он мёртв, — Лео воспротивился её усилиям и посмотрел на девушку с кривой усмешкой. — Пришло время остановиться.

— Нет, — возразила она, снова потянувшись к нему.

— Полегче, Маркс, — прошептал Лео. — Один из нас обязан сохранять хоть толику здравого смысла, и этим человеком должна быть именно ты.

Он легонько прикоснулся губами к её лбу:

— У меня есть для тебя ещё один подарок.

— И что это?

— Посмотри в моих карманах.

Лео даже немного подскочил и, рассмеявшись, слегка отстранился, когда Кэтрин  принялась его обыскивать.

— Нет, маленькая плутовка, я имел в виду не карманы брюк.

Схватив её за запястья, Лео на секунду приподнял их вверх, словно урезонивая расшалившегося котёнка. Не в силах противиться искушению, он снова склонился к ней и нежным поцелуем приник к влажным губам. Однажды Лео уже целовал её, точно также удерживая за запястья,  и в прошлый раз Кэтрин сильно испугалась. Но теперь у неё внутри не было страха, поцелуй пробудил в ней некое глубокое, пьянящее чувство.

Лео оторвался от губ Кэтрин и, смеясь, отпустил её руки.

— Он в кармане сюртука. Бог мой, как же я хочу… — нет, я не стану этого произносить.  Да, это и есть твой подарок.

Кэтрин вынула из кармана небольшой предмет, завёрнутый в мягкую ткань. Очень аккуратно она развернула свёрток, в котором оказались новые серебряные очки… блестящие и великолепные, со сверкающими овальными линзами. Восхищаясь мастерством изготовления, Кэтрин провела пальцем по филигранному узору, украшающему изящные заушники.

— Какие красивые, — восхищённо вымолвила она.