Он смотрел ей прямо в глаза:

— Вы знаете, почему.

Прежде, чем Кэтрин успела остановиться, её взгляд упал на его твёрдо очерченный рот.

— Кэт… нам нужно поговорить о том, что случилось.

— Я понятия не имею, о чём вы говорите.

Лео слегка наклонил голову:

— Вы желаете, чтобы я освежил вашу память?

— Нет, нет… — девушка решительно замотала головой. — Нет.

Он едва сдержал улыбку.

— Одного «нет» вполне достаточно, дорогуша.

Дорогуша?

Чувствуя тревогу, Кэтрин постаралась говорить спокойно:

— Я же ясно дала вам понять, что желаю забыть о том происшествии.

— И вы ожидали, что это просто исчезнет?

— Да, так следует поступать с ошибками, — с усилием ответила она. — Следует их отбросить и жить дальше.

— Неужели? — невинно спросил Лео. — Мои ошибки обычно приносят такое удовольствие, что я их повторяю неоднократно.

Кэт задумалась, что с ней не так, ведь ей при этих словах захотелось улыбнуться.

— Эту ошибку мы повторять не будем.

— Ах, вот теперь вы заговорили, как гувернантка. Такой серьёзный, неодобрительный тон. Я почувствовал себя нашалившим школьником, — он поднял руку и ласково провёл по её подбородку.

Кэт охватили противоречивые чувства: кожа жаждала его прикосновений, а природное чутьё предупреждало о необходимости держаться от него на расстоянии. И в результате она впала в некое ошеломлённое состояние неподвижности, когда каждый её мускул был напряжён, как натянутая струна.

— Если вы не уйдете сию же минуту из моей комнаты, — услышала она свои слова. — Я устрою сцену.

— Маркс, я с удовольствием посмотрю на то, какую сцену вы устроите. Вообще-то, я вам даже помогу. С чего начнём? — Лео, казалось, наслаждался её неловкостью, и тем, как её лицо внезапно залилось румянцем.

Подушечкой большого пальца он нежно провёл по коже под её подбородком. От этого успокаивающего движения, её голова откинулась назад прежде, чем она поняла, что делает.

— Я никогда не видел таких глаз, — немного рассеянно произнёс Лео. — Они наполнили мне о том, как я впервые увидел Северное море.

Он провел кончиками пальцев по линии её подбородка.

— Когда ветер гоняется за волнами, вода приобретает такой же серо-зелёный цвет, как у ваших глаз… и потом она становится такой же голубой на горизонте.

Кэтрин лишь подумала, что он снова насмехается над ней. Она хмуро посмотрела на него:

— Что вам от меня надо?

Лео долго молчал прежде, чем ответить, лаская мочку её уха, слегка массируя её.

— Я хочу знать ваши тайны. И я получу от вас ответы тем или иным способом.

Услышав это, она стремительно хлопнула его по руке.

— Прекратите. Вы, как обычно, развлекаетесь за мой счёт. Вы, распутный негодяй, беспринципный грубиян, и…

— Не забудьте «безнравственный распутник», — добавил он. — Это одно из моих любимых выражений.

— Убирайтесь!

Он лениво отошел от туалетного столика.

— Ладно, я уйду. Вы, очевидно, опасаетесь, что если я останусь, вы не сможете удержать в узде своё желание ко мне.

— Я желаю лишь искалечить и расчленить вас, — ответила она.

Лео улыбнулся и пошёл к двери. Остановившись на пороге, он бросил взгляд через плечо.

— Ваши очки снова запотели, — любезно сообщил он, и выскочил из комнаты прежде, чем она успела найти, чем бы в него швырнуть.


Глава 5

— Лео, — заявила Амелия, когда на следующее утро Лео вошел в комнату для завтраков, — тебе нужно жениться.

В ответ Лео послал ей предостерегающую улыбку. Его сестре следовало бы знать его лучше — он не предрасположен к серьёзным беседам в такую рань. Он предпочитал не спеша встречать новый день, в то время как Амелия всегда сразу брала быка за рога. К тому же, он плохо спал прошлую ночь, мучимый эротическими видениями с участием Кэтрин Маркс.

— Ты же знаешь, я никогда не женюсь, — возразил он.

Из угла донёсся голос Маркс. Она сидела в небольшом кресле, солнечный луч, отражаясь от её светлых волос, заставлял сверкающие золотистые пылинки танцевать вокруг неё.

— Тем лучше, так как ни одна здравомыслящая женщина не пожелает иметь с вами дело.

Лео, не колеблясь, принял вызов:

— Здравомыслящая женщина… — вслух принялся размышлять он. — Не думаю, что когда-либо мне доводилось встречать такую.

— Даже если б и встретили, то как вы смогли бы её узнать? — парировала она. — Вас вряд ли заинтересовал бы её характер. Вы были бы слишком заняты, изучая её… её…

— Её что? — поторопил он Кэтрин с ответом.

— Размер её платья, — наконец выпалила она, и он рассмеялся над этой чопорной фразой.

— Для вас совершенно невозможно называть части тела своими именами, да, Маркс? Грудь, ноги, бёдра — почему о человеческой анатомии нельзя говорить прямо, без околичностей?

Её глаза сузились:

— Потому что это ведет к непристойным мыслям.

Лео ухмыльнулся:

— Мои мысли всегда такие.

— А мои — нет, — парировала она. — И я не желаю, чтобы они принимали подобное направление.

Он вздернул бровь:

— У вас не бывает непристойных мыслей?

— Почти никогда.

— Но когда они появляются, о чем они?

Она бросила на него возмущённый взгляд.

— Я когда-нибудь фигурировал в этих мыслях? — настаивал Лео, вызывая краску на её лице.

— Я же сказала, у меня не бывает таких мыслей, — запротестовала она.

— Нет, вы сказали: почти никогда. Что означает, что одна или две где-то там-таки прячутся.

Амелия поспешила вмешаться:

— Лео, прекрати её мучить.

Но едва ли Лео её услышал, его внимание было целиком сосредоточено на Кэтрин:

— Я не стану думать о вас плохо, если так оно и есть, — сказал он. — На самом деле, я буду даже больше ценить вас за это.

— Не сомневаюсь, что будете, — выпалила Кэтрин, — Вы, вероятно, предпочитаете женщин вообще без каких-либо добродетелей.

— Добродетели для женщины — то же самое, что перец для супа. Небольшое количество улучшает вкус, но стоит только переперчить, и блюдо уже никому не доставит удовольствие.

Кэтрин плотно сжала губы и многозначительно посмотрела куда-то ему за спину, обрывая перепалку.

В наступившей тишине Лео заметил, что вся семья ошеломлённо смотрит на него.

— Я что-то натворил? — потребовал он ответа. — Что происходит? И что, чёрт возьми, вы все там читаете?

Амелия, Кэм и Меррипен разложили на столе какие-то бумаги, а Уин и Беатрис внимательно просматривали статьи в массивном томе по юриспруденции.

— Только что доставили письмо от нашего лондонского поверенного, мистера Гэдвика, — ответил Меррипен. — Похоже, некоторые юридические моменты не были до конца прояснены, когда ты вступал в наследство.

— В этом нет ничего удивительного, — протянул Лео и направился к буфету, на котором стоял завтрак. — Имение и титул были брошены в мою сторону, как оберточная бумага. Вкупе с проклятием Рэмси.

— Проклятия Рэмси не существует, — запротестовала Амелия.

— О? — мрачно усмехнулся Лео. — Тогда почему последние шесть лордов Рэмси столь скоропалительно покинули этот мир в порядке наследования?

— Чистое совпадение, — уверила она. — Очевидно, та ветвь семейства отличалась невезучестью и была обречена на вырождение. Это известная проблема среди аристократов.

— Ну, хорошо, у нас, конечно, этой проблемы нет, — Лео переключил свое внимание на Меррипена. — Объясни, что там у нас за юридические неувязки. И по возможности кратко. Не люблю думать в такую рань, это меня травмирует.

Меррипен, сидевший за столом, выглядел несчастным.

— Этот дом, — начал он, — и участок земли, на котором он расположен — около четырнадцати акров — не были изначально частью имения Рэмси. Они были присоединены позже. Говоря юридическим языком, это копигольд[5], который является отдельной собственностью внутри основного поместья. И в отличие от остальной части поместья, копигольд может быть заложен, куплен или продан по желанию лорда.

— Хорошо, — сказал Лео, — поскольку лорд — это я, и я не хочу закладывать или продавать что-либо, всё в порядке, не так ли?

— Нет.

— Нет? — Лео нахмурился. — Согласно закону о майорате, лорд всегда сохраняет за собой свои земли и имение. Это неотчуждаемая собственность. И ничто не может изменить этого.

— Всё верно, — согласился Меррипен. — Но майорат, который ты унаследовал — это старый особняк. Тот, что расположен в северо-западной части имения, на пересечении двух рек.

Лео отставил свою наполовину опустошенную тарелку и ошеломлённо уставился на зятя:

— Но это же груда камней, заросшая кустарником. Ради бога, тот особняк был построен ещё во времена Эдуарда Исповедника[6].

— Да, — сухо ответил Меррипен. — Это и есть твой настоящий дом.

Всё больше и больше раздражаясь, Лео заявил:

— Мне не нужны эти развалины, я хочу вот этот дом. В чём, собственно, проблема?

— Могу я объяснить? — нетерпеливо вмешалась Беатрис. — Я уточнила все термины, и теперь разбираюсь в этом лучше остальных.

Вместе со своим питомцем, хорьком Доджером, на плече она присела рядом с мужчинами:

— Видишь ли, Лео, исконный главный дом был разрушен ещё несколько столетий назад. И один из предков Рэмси приобрел эти самые четырнадцать акров земли и возвёл на них новый особняк. С тех самых пор Рэмси-Хаус переходил по наследству каждому последующему виконту по заведенному порядку. Но последний лорд Рэмси — тот, что был до тебя — нашёл способ передать отчуждаемую собственность, включая копигольд, своей вдове и детям. Это называется преобразованием копигольда во фригольд [7], и он принадлежит им пожизненно. Таким образом, Рэмси-Хаус и четырнадцать акров прилегающих земель отошли во владение графине Рэмси и ее дочери Ванессе Дарвин.

Лео недоверчиво покачал головой:

— Почему мы не выяснили это раньше?

— Похоже, вдова, — отозвалась Амелия угрюмо, — не была заинтересована в имении, пока оно было в упадке. Но теперь, когда оно стало таким красивым после реставрации, она известила нашего поверенного, что намерена вступить во владение.

Праведное негодование охватило Лео:

— Будь я проклят, если позволю кому-либо отобрать у Хатауэев Рэмси-Хаус! Если потребуется, я обращусь в суд лорда-канцлера в Вестминстер.

Меррипен устало потёр уголки глаз:

— Суд не возьмется за это дело.

— Откуда ты знаешь?

— Наш поверенный разговаривал со специалистом по копигольду. К несчастью, Рэмси-Хаус никогда не входил в майорат, и неотчуждаемая собственность — это только первоначально построенный дом.

— Как насчет того, чтобы выкупить копигольд у вдовы?

— Она уже заявила, что не расстанется с ним ни за какую сумму.

— Женское мнение изменчиво, — настаивал Лео. — Надо подготовить ей предложение.

— Хорошо. Но если она откажется вести переговоры, есть только один способ сохранить дом.

— Ну, так говори быстрее!

— Завещание предыдущего лорда Рэмси составлено таким образом, что ты можешь вернуть себе копигольд, включая новый особняк, в том случае, если ты женишься и родишь законного наследника мужского пола в течение пяти лет после вступления в права наследования.

— Почему именно пяти лет?

— Потому что, — мягко ответила Уин, — в течение последних трёх десятилетий ни один Рэмси не прожил дольше пяти лет после того, как принял титул. И к тому же ни один из них не смог произвести на свет законного наследника.

— А хорошая новость в том, Лео, — оживленно воскликнула Беатрис, — что прошло уже четыре года с тех пор, как ты стал лордом Рэмси. Тебе осталось продержаться всего лишь год, и проклятие Рэмси будет разрушено!

— И ещё тебе следует как можно скорее жениться и родить сына, — добавила Амелия.

В наступившей тишине Лео ошарашено оглядел своих родственников. Затем у него вырвался недоверчивый смешок:

— Вы сошли с ума, если считаете, что меня можно вовлечь в брак без любви только ради того, чтобы семейство могло продолжать жить в Рэмси-Хаусе.

Примирительно улыбаясь, вперед выступила Уин и протянула брату листок бумаги:

— Конечно, мы ни за что не станем принуждать тебя к нежеланному браку, дорогой. Но мы составили список подходящих невест, и все они — очаровательные девушки. Не мог бы ты взглянуть на список и определить, есть ли там кто-нибудь, кому ты симпатизируешь.

Решив не возражать ей, Лео заглянул в листок.

— Мариэтта Ньюбери?

— Да, — подтвердила Амелия, — Что с ней не так?