— Но вы всё ещё её любите, — невыразительно прозвучал голос Кэтрин. — Вот почему вы никогда не женитесь.

— Нет. Я питаю чрезвычайную любовь к её памяти. Но это было давным-давно. И я никогда не смогу пройти через это снова. Если я люблю, то до безумия.

— Может быть, это не повторится.

— Нет, будет даже хуже. Потому что тогда я был мальчишкой. А сейчас тот, кто я есть, и то, что мне нужно… это чертовски сложно, чтобы кто-нибудь ещё сумел справиться, — он издал сардонический смешок. — Я произвожу впечатление даже сам на себя, Маркс.


Глава 8

К тому времени, как они добрались до склада, располагавшегося неподалёку от Рэмси-Хауса, Кэтрин была уже не на шутку встревожена. Лео отвечал односложно и тяжело наваливался на неё. Его всего колотило, он покрылся испариной, и держался за неё, обхватив здоровой рукой и вцепившись мёртвой хваткой.  Платье Кэтрин на уровне плеча пропиталось кровью Лео и липло к коже.

Увидев мужчин, собравшихся разгружать телегу с брёвнами, она взмолилась: «Пожалуйста, Господи, пусть там окажется и Меррипен»!

— Мистер Меррипен с вами? — закричала она.

К её огромному облегчению Меррипен не заставил себя ждать:

— Да, мисс Маркс?

— Лорд Рэмси ранен, — с отчаяньем начала объяснять она. — Мы упали… а его плечо проткнуло…

— Везите его домой. Я  встречу вас там.

Прежде чем она успела ответить, Меррипен плавно, словно стелясь по земле, стремительно помчался к дому.

К тому времени, как Кэтрин подъехала к парадному входу, Меррипен уже был там.                         

— Несчастный случай в развалинах, — начала объяснять Кэтрин. — Обломок дерева вонзился ему в плечо по меньшей мере час назад. Лорд Рэмси очень холодный, а его речь — бессвязна.

— И это как раз мой обычный способ вести разговор, — заявил Лео позади неё. — Я в абсолютно ясном уме.

Он попытался слезть с лошади в некотором подобии медленного падения. Протянув руки, Меррипен ловко поймал его. Он подставил своё плечо под плечо Лео и забросил его здоровую руку себе за шею. Боль пронзила Лео, заставив прохрипеть:

— Ах,  ты чёртов мерзавец!

— Ты и в самом деле в ясном уме, — сухо заметил Меррипен, после чего посмотрел на Кэтрин. — Где лошадь лорда Рэмси?

— Всё ещё у развалин.

— Вы ранены, мисс Маркс? — бросил на неё оценивающий взгляд Меррипен.

— Нет, сэр.

— Хорошо. Бегите в дом и найдите Кэма.

Привыкнув, как и Хатауэи, к непредвиденным случаям, Кэм с Меррипеном с проворством и ловкостью занялись ситуацией. Они помогли Лео войти и подняться вверх по ступенькам, поддерживая его с обеих сторон. Хотя рядом с помещичьим домом для Лео было построено холостяцкое жильё, он настоял, чтобы в нём поселились Меррипен и Уин, указав на то, что молодожёнам уединение требуется намного больше, нежели ему. Вернувшись в Гемпшир, он поселился в одной из гостевых комнат особняка.

Они образовывали удивительно гармоничное трио: Кэм, Меррипен и Лео, каждый подвизавшийся на своём поле деятельности. Хотя Лео и являлся владельцем поместья, он не возражал против раздела власти. После возвращения из Франции Лео был рад увидеть, как Кэм и Меррипен восстановили поместье Рэмси за время его двухлетнего отсутствия. Они превратили разваливающееся хозяйство в развитое и преуспевающее предприятие, не прося ничего взамен. И Лео признавал, что многому научился у них обоих.

Управление поместьем означало намного больше, нежели праздное времяпрепровождение в библиотеке за стаканом портвейна — как и полагается аристократам в романах. Оно требовало обширных знаний по земледелию, предпринимательству, животноводству, строительству, лесозаготовкам и мелиорации.  Всё это вкупе с политическими обязанностями и представительством в парламенте было намного больше, нежели один человек мог одолеть. Поэтому Меррипен и Лео решили разделить лесозаготовительные и сельскохозяйственные дела, оставив Кэма управляться с недвижимостью и инвестициями.

В случаях, требовавших быстрого медицинского вмешательства, обычно командовал Кэм, хотя и Меррипен был сведущ в подобных вопросах. Обучившись искусству врачевания у своей бабки-цыганки, Кэм стал относительно опытен в лечении болезней и ран. Было лучше, даже безопаснее, позволить ему сделать всё возможное для Лео, нежели посылать за доктором.

По установившейся в современной медицине практике доктора пускали кровь своим пациентам по любому поводу, несмотря на разногласия, царившие среди врачебной братии. Специалисты по статистике уже начали отслеживать истории болезней, чтобы доказать вред кровопускания, но процедура по-прежнему была широко распространена. Иногда кровопускание использовали и для лечения кровотечения в соответствии с мнением, что лучше сделать что-нибудь, нежели не делать ничего вообще.

— Амелия, — позвал Кэм, когда они с Меррипеном уложили Лео в кровать, — нам потребуются  кувшины с горячей водой — пошли за ними на кухню –и все полотенца, что у тебя есть. Уин, может, вы с Беатрис проводите мисс Маркс в её комнату и поможете ей?

— О, нет! — запротестовала Кэтрин. — Благодарю вас, но мне не нужна помощь. Я могу умыться сама и…

Тем не менее, её возражения были отметены в сторону. Уин и Беатрис не смягчились, пока не проследили за тем, чтобы она искупалась в ванной, и не помогли ей вымыть волосы и надеть чистое платье. Запасные очки были найдены, и Кэтрин успокоилась — теперь она снова хорошо видела. Уин настояла на том, чтобы позаботиться и о руках Кэтрин, смазав их мазью и перебинтовав пальцы.

Наконец, Уин и Беатрис ушли ждать новостей вниз, и Кэтрин получила возможность отправиться к комнате Лео. Она обнаружила, что Амелия, Кэм и Меррипен окружили кровать, на которой Лео лежит без рубашки, погребённый под грудой одеял. И её совсем не удивило, что он умудрялся спорить одновременно со всеми троими.

— Нам не нужно его разрешение, — бросил Меррипен Кэму. — Если потребуется, я волью настойку ему в глотку.

— Чёрта с два, ты так сделаешь, — прорычал Лео. — Я прикончу тебя, если ты только попытаешься…

— Никто не заставит тебя силой принимать лекарство, — раздражённо вмешался Кэм. — Но ты должен объяснить свой отказ, phral, ведь это неразумно.

— Ничего я не должен объяснять. Вы с Меррипеном можете взять своё грязное пойло и запихнуть его себе…

— Что случилось?  — спросила Кэтрин, стоя у дверей. — Какие-то проблемы?

Амелия вышла в коридор с напряжённым  от беспокойства и досады лицом.

— Да, проблема в том, что мой брат — упрямый идиот, — заявила она достаточно громко, чтобы это услышал Лео. Повернувшись к Кэтрин, она понизила голос. — Кэм и Меррипен сказали, что рана несерьёзная, но положение может весьма ухудшиться, если они не прочистят её как следует. Кусочек дерева попал между ключицей и плечевым суставом, и непонятно, как глубоко он вошёл. Они должны промыть рану, удалить оттуда щепки и обрывки одежды во избежание нагноения. Другими словами, это будет чертовски болезненно. А Лео отказывается принимать лауданум.

Кэтрин обдумала возникшую проблему.

— Но… он должен что-нибудь выпить, чтобы притупить ощущения.

— Да. Но он не хочет. Твердит, чтобы Кэм продолжал обрабатывать рану. Как будто кто-то способен выполнять такую кропотливую работу, когда пациент вопит во всю глотку.

— Говорю же тебе, я не буду кричать, — резко возразил Лео из спальни. — Я делаю так только в тех случаях, когда Маркс начинает цитировать стихи.

Несмотря на испуг, Кэтрин слегка улыбнулась.

Заглянув в дверь, она увидела, какой ужасный вид у Лео. Загорелое лицо покрылось пепельной бледностью, и его трясло, будто мокрого пса. Их взгляды встретились, и он показался ей таким упрямым, усталым и несчастным, что Кэтрин не смогла удержаться от вопроса:

— Милорд, не могли бы вы уделить мне пару минут?

— Конечно, — раздался мрачный ответ. — Я просто в восторге заполучить кого-нибудь ещё для перепалки.

Кэм и Меррипен посторонились, пропуская Кэтрин в комнату. С извиняющимся выражением она попросила:

— Могу я остаться на пару минут наедине с лордом Рэмси?..

Кэм одарил её недоумённым взглядом, явно прикидывая, какое влияние она рассчитывает оказать на Лео:

— Сделайте всё, чтобы убедить его выпить то лекарство на прикроватном столике.

— И если оно не подействует, — добавил Меррипен, — опробуйте тяжелый удар кочергой по черепу.

Парочка вышла в коридор.

Оставшись наедине с Лео, Кэтрин подошла к постели. Она содрогнулась при виде деревяшки, торчащей из его плеча, разодранная плоть сочилась кровью. Поскольку стула, на который можно было бы присесть, рядом не оказалось, она осторожно опустилась на краешек матраса. Не отводя глаз, она смотрела на него,  и голос её прозвучал с нежным участием, когда она спросила:

— Почему вы не примете лауданум?

— Чёрт побери, Маркс… — он издал хриплый вздох. — Я не могу. Поверьте, я знаю, на что будет похожа процедура без него, но у меня нет выбора. Это… — он замолчал и отвёл взгляд, сжав челюсти, чтобы удержаться от новой волны дрожи.

— Почему? — Кэтрин так сильно хотелось дотянуться до него, понять, что она вдруг обнаружила, как касается его руки. Когда сопротивления не последовало, она осмелела и скользнула своими перевязанными пальцами в его холодную ладонь. — Расскажите мне, — настаивала она. — Пожалуйста.

Рука Лео сомкнулась вокруг её ладони в осторожном пожатии, которое послало волну по всему её телу. Облегчение, ощущение чего-то, что встало на своё место. Они разглядывали свои сомкнутые руки, впитывая тепло, рождённое в соединении их  ладоней и пальцев.

— После смерти Лоры, — услышала она хриплый голос, — я вёл себя отвратительно. Хуже, чем веду себя сейчас, если вы можете такое вообразить. Не важно, что я делал, ничто не приносило мне спасительного забвения. Однажды ночью я вместе с парочкой своих самых развращённых приятелей отправился в Ист-Энд, в опиумный притон, — он замолчал, почувствовав, как в ответ напряглась её рука.  — Запах дыма можно было уловить ещё в переулке. Даже самый воздух был бурым от него. Они привели меня в комнату, заполненную бормочущими и бредящими мужчинами и женщинами, лежащими вперемешку на тюфяках и подушках. А то, как светились опиумные трубки… Они походили на дюжины крошечных алых глазок, мигающих во тьме. 

— Звучит, как описание ада, — прошептала Кэтрин.

— Да. И ад явно был местом, где я хотел оказаться. Кто-то принёс мне трубку. С первой затяжкой я почувствовал себя настолько лучше, что почти зарыдал.

— И на что это похоже? — спросила она, стискивая его руку.

— Внезапно ты приходишь в согласие со всем миром, и ничто, независимо от того, насколько мрачен или мучителен тот, не может изменить этого ощущения. Представьте, как вся вина, страх и ярость, которые вы когда-либо испытывали, уносятся ветром словно пёрышко.

Возможно, когда-то Кэтрин и строго осудила бы его за потакание такому пороку, но сейчас она чувствовала лишь сострадание. Она понимала боль, которая ввергла его в такую пучину.

— Но это чувство долго не длится, — пробормотала она.

Он покачал головой:

— Нет. И когда оно уходит, тебе становится ещё хуже. Ты ни от чего не можешь получить удовольствия. Люди, которых ты любишь, не имеют значения. Всё, о чём ты можешь думать, это опиумный дым и время, когда ты сможешь снова его вдохнуть.

Кэтрин разглядывала его профиль. С трудом верилось, что это тот же самый мужчина, которого она высмеивала и презирала весь прошлый год.  Казалось, ничто не имеет для него значения — он выглядел пустышкой, потакавшим своим слабостям. В то время как на самом деле всё было совсем иначе.

— Что заставило вас остановиться? — осторожно поинтересовалась Кэтрин.

— Я достиг того состояния, при котором даже мысль о том, чтобы жить дальше, слишком утомительна, чёрт побери. Я уже взял в руку пистолет. Меня остановил Кэм. Он сказал мне, что цыгане верят, если слишком сильно скорбишь, то превращаешь дух покойного в призрак. Я должен позволить Лоре уйти, сказал он. Ради неё же, — Лео взглянул на Кэтрин, приковывая её своими голубыми глазами. — Я так и сделал. Должен был. Я поклялся бросить опиум, и с тех пор ни разу не коснулся этой гадости. Господи боже, Кэт, вы не представляете, как это было трудно. Я должен отказываться от любой возможности. Если я оступлюсь хоть раз…  Я могу оказаться на самом дне ямы, из которой никогда не смогу выкарабкаться. Я не могу рисковать. Не буду.

— Лео… — она заметила, как он удивлённо моргнул. Это было впервые, когда она назвала его по имени. — Примите лауданум. Я не позволю вам упасть. Я не позволю вам превратиться в дегенерата.