— Прошу вас к делу, синьор, — мягко, но решительно потребовала она. Синьор Монтальто неловко , одернул фрак.

— Голландцы торговали в основном с Вест-Индией. Пираты и штормы в Карибском море привели, как упомянул его милость, к значительным потерям, поэтому они решили расширить торговлю с колониями.

— Достаточно логично, синьор.

— Да, но дело не только в этом, Кассандра, — вставил граф. Чувствуя его пристальный взгляд, девушка невольно напряглась.

— Видите ли, южные колонисты, — объяснил Монтальто, — нуждаются в большом количестве рабочих рук для хлопковых и табачных плантаций. Голландцы предлагают, и, признаться, я одобряю это предложение, брать в плен африканских дикарей, перевозить их в колонии и продавать плантаторам. Мы немедленно получим ощутимую прибыль. Хлопок, табак и древесину можно сразу же переправить в Европу, и доходы мгновенно удвоятся.

— Не уверена, что правильно поняла вас, синьор, — удивилась Касси. — Вы считаете, что мы должны финансировать торговлю людьми? Поощрять рабство?

— Люди! — фыркнул Монтальто. — Они не что иное, как жалкие дикари, дражайшая синьорина. Их единственная ценность в том, что они плодятся, как кролики, и усердно трудятся на полях.

— Но как этих.., дикарей берут в плен? Ловят?

— О нет, — поспешил ее поправить Марчелло. — Таким способом их только можно искалечить и сбить цену на аукционе. Они словно дети, синьорина, и достаточно одного мушкетного выстрела в воздух, чтобы черные сбились в беспомощное стадо.

— Как странно, что вы сравниваете их с невинными детьми. Но в этом случае их необходимо защищать от хищников!

— Возможно, я не так выразился, — выдавил Монтальто, с мольбой глядя на графа, но тот ответил иронической усмешкой. — Все покупают и продают этих черных попрошаек! Даже церковь не уверена, что у них есть души!

— И, конечно, они ни слова не говорят по-итальянски, не так ли, синьор?

— Разумеется, нет! Бормочут какую-то тарабарщину. Порядочному человеку их ни за что не понять.

Касси медленно поднялась, и, поскольку была почти одного роста с синьором Монтальто, их глаза встретились:

— Следовательно, синьор, мы должны согласиться на поимку и продажу ни в чем не повинных мужчин и женщин, чтобы набить кошельки?

— Я уже объяснял, синьорина, они животные, невежественные дикари!

— Любопытно, — задумчиво протянула Касси. — А я почти поверила, что итальянцы не могут считаться цивилизованными людьми, поскольку не знают английского, и завели варварский обычай отправлять детей в монастырские школы. Как я ошибалась!

Синьор Монтальто пошел багровыми пятнами, и граф понял, что пора вмешаться.

— Итак, Кассандра, мы оставляем торговлю живым товаром другим, менее щепетильным людям. Однако, дорогая, нам все-таки необходимо возместить убытки.

Он понимал, что ставит ее в положение, из которого можно выйти, только обладая опытом, которого у Касси, конечно, не было, и уже хотел броситься ей на помощь, когда девушка резко спросила:

— Скажите, это правда, что в колониях огромные просторы свободной земли, где на много миль не встретишь ни одной живой души?

Монтальто, уже усвоивший, что с англичанкой нельзя обращаться снисходительно, торопливо ответил:

— Да, синьорина. Вся Европа может уместиться на восточном побережье.

Касси прикусила губу и повернулась к графу:

— Прошу простить мое невежество, милорд, но если в колониях так много земли, не могут ли свободные люди поселиться там и тоже работать?

— Что ты хочешь сказать, дорогая?

— Но ведь голландцы могли бы перевозить туда англичан и европейцев! Людей, которые желают начать новую жизнь на своей земле! Они, без сомнения, увеличат население колоний, а заодно и экспорт тех товаров, о которых упоминал синьор Монтальто! Возможно, я наивна, милорд, но разве с такого предприятия невозможно получить прибыль?

В комнате воцарилось молчание, и Касси нервно поежилась. Синьор Монтальто, слегка оправившись от удивления, пренебрежительно взмахнул рукой.

— Действительно, синьорина, вы правы, и я сам уже думал об этом, однако прибыль будет столь ничтожна, что и говорить не о чем.

— Прибыль, несомненно, мала, — согласился граф, задумчиво потирая подбородок, — поскольку у этих людей просто нет денег. Кроме того, голландцам придется переоборудовать суда, если им предстоит перевозить не рабов, а свободных людей. Но все это вполне достижимо, Монтальто. Прошу вас изложить наше предложение представителю голландцев.

— Ну что же, если вы настаиваете… — сдался Марчелло.

— Превосходно. Ну а теперь, когда мы пришли к полюбовному соглашению, давайте вернемся к гостям.

Он взял Касси под руку и повел к двери, но по дороге поднес ее пальцы к губам и поцеловал:

— Благодарю тебя, сага.

Касси, изумленно взглянув на него, покачала головой:

— Я не понимаю вас, милорд. Что мне думать о человеке, который похитил меня, привез в чужую страну, а теперь позволил рисковать своим состоянием?

Глаза графа остановились на жемчужном ожерелье. Однако вслух он лишь вкрадчиво сказал:

— Не ломай себе голову, дорогая. Вполне достаточно стать моей женой.

Касси мрачно нахмурилась, повернулась и поспешно направилась в гостиную.

— Тебе весело, Кассандра? — спросил Энтони, догоняя ее.

— Скажем, я приятно удивлена. Признайтесь, вы подкупили гостей, чтобы они были добры ко мне?

— Если считать вкусную еду и хорошее вино подкупом, тогда ты права.

— Интересно, о чем шла речь? При звуках мелодичного голоса графини Джованны Касси немедленно оглянулась.

— Дорогой Антонио, — мягко продолжала Джованна, положив ему на рукав нежную белую ручку, — до сих пор мне удалось обменяться лишь несколькими словами с вашей очаровательной.., гостьей. Вы же знаете, как меня интересует все, связанное с Англией. Не будете ли вы так добры оставить нас с синьориной наедине, чтобы мы смогли получше познакомиться?

Граф заколебался: ему совсем не нравилась коварная улыбка, растянувшая губы Джованны. Он уже хотел воспротивиться, но тут Касси весело заметила:

— Да, милорд, прошу, оставьте нас ненадолго. Я так много слышала о графине, что сгораю от нетерпения узнать о ней побольше.

Энтони испытующе посмотрел на девушку:

— Хорошо, дорогая, но не забудь, что остальные гости жаждут насладиться твоим обществом.

Однако тревожные мысли не покидали графа. Он до такой степени ушел в себя, что почти не слушал своего друга Джакопо Сандро, стареющего аристократа, чьим единственным развлечением было приобретение в Париже париков самых невероятных фасонов.

— Итак, синьорина, — вкрадчиво начала графиня, — вам нравится Генуя?

— Признаться, всегда интересно побывать в чужой стране, графиня, — осторожно откликнулась Касси. Хотя ее опыт в обращении с дамами, вооруженными кошачьими коготками и нравом фурии, был весьма скуден, у нее, однако, хватало сообразительности держаться начеку. Взгляд графини снова устремился на жемчужное ожерелье.

— У вас прелестные жемчуга. Совершенно необыкновенные.

— Благодарю, синьора, — просто ответила Касси, гадая, что задумала графиня. Ей пришло в голову, что она, возможно, ошибалась относительно истинных намерений Джованны, и девушка немного смягчилась:

— Ваши драгоценности подобраны с таким вкусом.

Графиня грациозно наклонила голову. Улыбка по-прежнему не сходила с ее губ:

— Это граф учил вас итальянскому?

— Нет, гувернантка. Боюсь, однако, мой акцент невыносим.

Итак, Чезаре был прав! У шлюшки была гувернантка — скорее всего она из благородной семьи.

Злость на мгновение затуманила ее рассудок, и Джованна не выдержала:

— Значит, вы собираетесь выйти замуж за графа?

Касси недоуменно подняла брови:

— Отчего вы так решили, графиня?

— Эти жемчуга вот уже несколько поколений носят невесты семейства Парезе.

Касси ошеломленно смотрела на Джованну, пока печальная истина наконец не дошла до нее. Девушка была вне себя от досады на собственную доверчивость. Подумать только, этот вероломный негодяй убедил ее надеть ожерелье! Уж не потому ли гости с таким уважением отнеслись к ней?! Приняли в свое общество, ибо жемчуг лучше всяких слов убедил их в намерениях графа?!

— Это всего лишь ожерелье, синьора, — сухо сообщила она Джованне, — и заверяю вас, не имеет никакого особого значения.

Сбитая с толку Джованна не знала, что и думать. Волна облегчения нахлынула на нее. Неужели граф действительно не собирался жениться на потаскушке? И у дурочки не хватило ума это скрыть!

— Но, моя дорогая синьорина, — сладко пропела она вслух, — ваши прелести способны очаровать любого мужчину!

Она недвусмысленно уставилась на округлые груди Касси, гордо вздымавшиеся над кружевной отделкой лифа.

— Боюсь, графиня, что мои прелести здесь ни при чем, хотя иногда они и впрямь побуждают мужчин на самые безумные поступки.

К сожалению, Касси плохо знала итальянский, и укол не достиг цели. Так и не поняв смысла язвительного намека, Джованна решила, что англичанка попросту глупа и не может стать достойной соперницей. Хорошо зная, что граф не выносит безмозглых женщин, она окончательно успокоилась и с довольной улыбкой отошла от Касси.

Однако девушка заметила, что Джованна немедленно отвела в сторону Бьянку Пьязи и” смеясь, сообщила той достаточно громко, чтобы было слышно окружающим:

— Кажется, граф посчитал, что генуэзское общество нуждается в развлечениях, иначе не выставил бы напоказ свою английскую шлюху. Потаскушка сама призналась, что жемчуга новобрачной не имеют никакого значения, дорогая Бьянка.

Касси вспыхнула от стыда и гнева. Как она могла быть такой дурой?! Пальцы сами потянулись к жемчужинам. О Боже, если бы только граф оставил ее в покое!

Она подошла к Чезаре и, лихорадочно блестя глазами, попыталась завести остроумную беседу, но, к своему ужасу, поняла, что не может выговорить ни слова. Девушка поспешно направилась к выходу, бормоча на ходу извинения. Очутившись в спальне, она распахнула стеклянную дверь. Вечерний ветерок с моря охладил пылающие щеки. Касси вышла на балкон и в отчаянии прислонилась к перилам. В эту минуту она и впрямь не представляла, что делать. Пальцы снова сомкнулись на ожерелье, и девушка, бешено рванув нить, послала по полу дождь белых бусин. Жемчужины раскатились во все стороны, и было слышно, как некоторые ударяются о мраморные статуи в саду.

Касси оцепенела, потрясенная тем, что наделала. Опустившись на колени, она стала собирать жемчуг, но слова Джованны настойчиво сверлили мозг. Слепая ярость застлала глаза, и Касси отшвырнула горсть белых шариков. Одернув платье, она вынудила себя сойти вниз с высоко поднятой головой. Граф немедленно оказался рядом и вопросительно посмотрел на нее. Но Касси, подчеркнуто не обращая на него внимания, вежливо прощалась с гостями, хотя хорошо понимала, что все заметили отсутствие ожерелья.

— Вот теперь, синьорина, вы выглядите.., как подобает… — бросила Джованна на прощание.

— Сука, — пробормотала Касси, однако искренне улыбалась остальным гостям, желавшим ей спокойной ночи.

Как только Скарджилл закрыл входные двери, граф повернулся к Касси. Его темные глаза зловеще сверкали:

— Я жду объяснений, дорогая. Касси вздернула подбородок и продолжала упрямо молчать.

— Почему, Кассандра?

Слова, однако, не шли с языка, и девушка неожиданно для себя беззвучно зарыдала.

Граф немедленно сжал Касси в объятиях и погладил по голове.

— Прости, дорогая. Я надеялся, что тебе доставит удовольствие сегодняшний вечер.

— Так и было, — всхлипывала она, отстранившись. — Но графиня, ваша amata [15]…

Она осеклась. Только глаза блеснули гневом.

— Моя бывшая любовница, — твердо поправил ее граф. Плечи девушки устало опустились.

— Какой я была дурочкой! Она уничтожила меня!

Граф удивленно поднял брови:

— Что случилось? Я бы поставил состояние на твою способность заставить даму прикусить змеиный язычок.

— И проиграли бы, милорд. Она спросила меня о жемчугах, и я ответила, что они не имеют никакого значения. Она.., она воспользовалась моей глупостью, а потом рассказала дамам о вашей английской шлюхе.

— Понимаю. И что ты сделала с ожерельем? Девушка робко улыбнулась:

— Его можно перенизать, милорд, после того, конечно, как мы соберем весь жемчуг.

Касси отпустила Розину и уселась за туалетный столик, безуспешно пытаясь не смотреть на графа, снимавшего халат. Но глаза не желали ее слушаться. Оставшись обнаженным, он лениво потянулся. Энтони не отличался тщеславием, но хорошо сознавал, как великолепно его большое мускулистое тело. Ее смущенные взгляды исподтишка всегда приводили его в восторг. Граф подошел к столику и приобнял Касси.

— Неужели в вас нет ни капли скромности? — раздраженно спросила она, как всегда, недовольная тем, что ее тело бесстыдно отзывается на его прикосновение. Энтони нагнулся и поцеловал ее в висок.