Стефани Блэйк - Обжигающий огонь страсти

Крег был ошеломлен подобной откровенностью. Он-то, дурак, думал, что Стелла робкая, наивная девушка. А она открыто предлагает ему себя…

А может, все это лишь игра, притворство? Может, западня? Вот сейчас он протянет к ней руку, и она закричит: «Помогите!»

Она вышла, закрыв за собой дверь, но ее мелодичный смех все еще звенел у него в ушах.

– Плевать я на все хотел! – пробормотал Крег и начал сбрасывать с себя одежду.

Оказавшись голышом, он вдруг почувствовал себя уязвимым. Казалось, за ним следят чьи-то глаза. Крег посмотрел на дверь, затем на окна; чудилось, что вот-вот появится смеющаяся Стелла.

Но до чего же приятно было лежать в настоящей ванне с теплой водой и пенным мылом. Крег закрыл глаза и попытался освободить свое воображение от осаждавших его видений – обнаженных женских тел. Интересно, почему Сэм Диринг велел ему вернуться сегодня пораньше? Непонятно. И тут Крег вспомнил, что сегодня день его рождения…

– Надеюсь, ты передумал и разрешишь мне потереть тебе спину? – неожиданно раздался веселый голос.

О Господи! Пресветлый Господи!

Но плоть отказывалась внять голосу рассудка. Ухмыльнувшись, он вручил Стелле кусок мыла.

– Ох, и приятно же это, должно быть.

Крег чуть наклонился, и девушка принялась втирать пышную желтую пену в его шею и плечи.

– Ну как, хорошо?

– Чудесно.

Чудесно, но может быть еще чудеснее. Эти мягкие белые женские руки так ласково растирают его тело. Он с трудом сдерживался, чтобы не схватить ее за руку.

Однако Стелла, казалось, прочитала его мысли. Внезапно ее рука скользнула Крегу на грудь.

– Теперь надо и здесь помыть, – сказала она.

Ее пальцы прошлись по его напрягшемуся животу и стали шарить между ног.

– Что тут у нас? – проворковала она, и маска скромности сразу же слетела с ее лица. Теперь ее голос был хриплым от страсти. Веки же как будто налились свинцом, щеки и губы, казалось, распухли. Она наклонилась, чтобы поцеловать его.

– Еще, еще, – пробормотал он, когда она убрала руку.

– Но ты же сказал, что ванна может вместить и двоих. Стелла стала с лихорадочной быстротой раздеваться. Крег в восторге наблюдал за ней и не был разочарован в своих ожиданиях. Ее груди были точно спелые дыни, соски – как две клубники. Она была широка в бедрах, но не толстая. Впрочем, полные женщины были в его вкусе. Хотя он и отдавал должное красоте таких стройных и гибких фигур, как у Адди.

«Как ты можешь думать об Адди в такой момент?» – тут же мысленно осудил он себя.

Дрожа от желания, она шагнула в ванну и уселась на его бедра.

– Никогда не занимался этим в ванне, – сказал он, когда они стали возиться, примеряясь друг к другу.

Хихикнув, она легонько укусила его за ухо.

– А я занималась.

– Правда? Так ты все это время дурачила меня, Стелла. А я-то думал, что ты такая скромница…

– А ты поменьше думай.

Она нащупала его отвердевшую плоть и со стоном опустилась между его ног. Глаза ее закатились.

По мере того как разгорался их пыл, вода все обильнее разбрызгивалась по кухне. Когда же они, наконец, успокоились, воды в ванне осталось всего на два дюйма.

Крег поспешно оделся, опасаясь, как бы вдруг не нагрянули родители и брат Стеллы. Совесть вновь возвысила свой на время притихший голос: «В один прекрасный день ты из-за собственной глупости окажешься среди скованных общей цепью каторжников да еще и получишь тысячу плетей».

– О Господи, только не это! – пробормотал он. Стелла, вытиравшая пол тряпкой, в недоумении подняла на него глаза.

– Что ты сказал?

– Ничего. Поторопись. Она прыснула.

– Боишься, как бы нас не застали ма и па? Да не бойся ты. Они не вернутся раньше вечера. Вообще-то, – она игриво вскинула брови, – я думаю, у нас достаточно времени, чтобы повторить все сначала.

– Нет-нет, у меня нет времени. Хозяин сказал, чтобы я вернулся к четырем.

– Хозяин? – В ее глазах вспыхнуло презрение. – Да, совсем забыла. Ты же каторжник. – Но тут она улыбнулась, вспомнив о полученном удовольствии. – Ничего, любимый, зато ты мужчина что надо.

Выйдя из дома, они увидели группу каторжников на одной цепи. Зрелище было не из приятных. Скованные вместе попарно наручниками и кандалами, они двигались короткими шаркающими шагами под оглушительный лязг своих цепей.

Всего каторжников было двадцать, все в грязных, поношенных одеждах из грубой ткани. Такие одежды называли «сорочьим оперением», потому что одна штанина была черной, а другая желтой. Их Чисто выбритые головы прикрывали кожаные кепи, на спине у каждого красовался его номер. Все вместе они тащили длинное тяжелое бревно.

– Боже, – пробормотала Стелла, – они похожи на огромную сороконожку.

Конвойный подошел к девушке и, притронувшись к козырьку, сказал:

– Не угостите ли водой из своего колодца, мэм?

– Пейте, пожалуйста.

– Спасибо.

Она посмотрела ему вслед. Нахмурилась.

– Что у него там такое?

Кроме висящего за плечом ружья, у конвойного имелся еще и длинный бич с полотняным шаром на конце.

– Сейчас узнаешь, – ответил Крег. Конвойный выкрикивал приказ за приказом:

– Поторапливайтесь, черти косолапые. Положите это проклятое бревно. Поторапливайтесь, говорю я вам, не торчать же нам тут весь день. Эй ты, шестой номер, опускай комель. – Он щелкнул бичом, и полотняный шар ударил беднягу по голове. Тот упал на колени, потащив за собой своего соседа, и вся колонна заколыхалась.

– Это довольно мягкое наказание, – объяснил Крег. – Такой бич не лишает людей способности работать.

– Неглупо придумано. – И в тоне Стеллы, и в выражении ее лица он заметил нечто, оскорбившее его, – скрытое злорадство по поводу страданий других людей.

Когда каторжники ушли, она спросила:

– Когда мы снова увидимся?

– Я буду проезжать здесь. Такая у меня работа. Но мы не сможем заниматься тем, чем занимались сегодня, когда твои возвратятся домой. А насколько мне известно, они снова поедут в Сидней не раньше чем через три-четыре месяца.

Она надула губы.

– Не знаю, дождусь ли я…

– Обходилась же ты как-то до меня, – буркнул он. И вдруг нахмурился. – Ты сказала, что уже занималась с кем-то любовью в ванне. С кем же это?

– С моим братом Бобом, с кем же еще? – ответила Стелла не задумываясь.

Не говоря ни слова, Крег повернулся и пошел к своей лошади.

– Если бы ты жил в этом проклятом Богом месте и у тебя не было никого, кроме сестры, ты бы делал то же, что и Боб! – закричала она вдогонку.

Подъехав к дому, Крег поставил лошадь в конюшню, умылся и надел свежую рубашку. Затем постучался в парадную дверь. Его впустил дворецкий, каторжник Карл Ван Демир, некогда блистательный адвокат. Это был человек с неприметным лицом – бросался в глаза лишь большой красный нос луковицей.

– Хозяин ждет тебя в гостиной, – сказал он Крегу.

Следуя за Ван Демиром в большую комнату, Крег чувствовал, как колотится его сердце. К его изумлению, здесь собралась вся семья: Сэмюел Диринг, его жена Джоанна, Аделаида и Джейсон. Здесь же находился и губернатор Блай, чье присутствие немного обеспокоило Мак-Дугала.

Выглядел губернатор неважно. Похоже, его здоровье пошатнулось: он похудел, побледнел, под глазами залегли темные круги.

Как до него Гидли Кинг, Блай бросил перчатку богатым могущественным землевладельцам, среди которых самым заклятым его врагом был Джон Мак-Артур. Блай неумолимо проводил политику, начатую до него Гидли Кингом: запрещал офицерам заниматься коммерцией, преследовал торговлю ромом; более того, опротестовывал многочисленные решения о пожаловании земельных наделов, принятые государственным секретарем – офицером корпуса.

Блай заявлял:

– Я хочу покончить с Ромовым корпусом, в рядах которого давно гнездится предательство. Это навсегда положит конец тиранической власти военных, и тогда свободные люди и освобожденные заключенные смогут совместными усилиями обеспечить колонии долгожданное процветание.

Особенно тяжкое оскорбление он нанес Мак-Артуру, объявив того «самим сатаной, главным смутьяном, злокозненным подстрекателем». Однако мелкие землевладельцы были благодарны губернатору за то, что он отстаивает их права.

Поздоровавшись с миссис Диринг и Адди, Крег кивнул Сэму Дирингу и Джейсону. Затем с некоторой нерешительностью обратился к Блаю:

– Сэр губернатор, я очень рад видеть вас. Вы хорошо выглядите.

Сложив руки за спиной, губернатор уставился на молодого человека:

– Это ложь, Мак-Дугал. Выгляжу я хуже некуда. Где ты пропадал?

Проклятая совесть подсказала Крегу, что Блай намекает на его недавнее «купание» со Стеллой Джонсон.

– Где я мог пропадать? – сказал он с хрипотцой в голосе. – Объезжал ферму, чинил изгороди.

– Работник он замечательный, губернатор, – с гордостью сказал Сэм.

– Да, вы не устаете мне это повторять, Сэм. – Блай с улыбкой взглянул на Крега.

Молодой человек судорожно сглотнул.

– Я что-нибудь сделал не так? – спросил он. Вместо мужчин ответила Аделаида:

– Да, ты кое-что сделал не так. Именно сегодня. Крег лишился дара речи. О Боже милостивый, как они могли прознать о том, что он сделал сегодня?

– Он сегодня это «кое-что» сделал дважды, – пробормотал Сэм.

– Дважды? – Крег замер в ожидании.

– Да, – подтвердил Сэм. – Сегодня, 6 февраля, ты достиг совершеннолетия. Тебе исполнилось семнадцать, Крег Мак-Дугал. Поздравляю. – Сэм неожиданно улыбнулся и протянул молодому человеку руку.

– Мой день рождения? – пробормотал Крег. – Да я никогда о нем не вспоминаю…

– А вот мы вспомнили, – сказала Адди. Она встала, подошла к нему и поцеловала в щеку. – Поздравляю, Крег. Желаю тебе счастья и еще многих-многих дней рождения.

Мать Адди также поцеловала молодого человека. Только Джейсон стоял с равнодушным, отчужденным лицом, стоял, скрестив руки на груди.

Крег даже не знал, как отнестись ко всему этому. Объяснил ситуацию губернатор Блай. Он встал напротив Крега, прочистил горло и сказал:

– У меня есть подарок для тебя, мой мальчик. – Он взглянул на Сэма Диринга. – В сущности, этот подарок не только от меня, но и от всей семьи Дирингов. Именно по их просьбе я решил даровать тебе безоговорочное помилование, Крег Мак-Дугал. С этого момента ты свободный поселенец в колонии Нового Южного Уэльса и можешь зарабатывать на пропитание любым, каким тебе нравится, способом.

Мистер и миссис Диринг, а также Аделаида захлопали в ладоши.

– Браво, браво! – закричали они.

Крег стоял, не в силах вымолвить ни слова. Его переполняло чувство благодарности к этим чудесным людям, которые оказывали ему такую поддержку и доверие. К этому примешивались огорчение и жгучий стыд. Он исподтишка взглянул на Адди, так походившую на ангела в своем белом муслиновом платье, с золотой лентой в волосах.

– Боже, Крег! – воскликнула она. – Ты плачешь.

Он и в самом деле плакал, плакал, ничуть не стыдясь своих слез.

Следующий год был лучшим годом в жизни Крега Мак-Дугала. Сэм Диринг настоял, чтобы он перебрался жить к ним, в большой дом.

– Отныне ты как бы член нашей семьи, – сказал он. – Теперь, когда Джейсон почти весь год занимается делами Мак-Артура на Земле Ван Димена, ты – главный работник на нашей ферме. Главный и самый надежный. А что до Джейсона, то мы видим его только по большим праздникам. – Он потрепал Крега по плечу. – Жена на днях говорила мне, что мы привыкли смотреть на тебя как на второго сына.

Адди сидела на крыльце, подслушивая их разговор. Неожиданно она заглянула в окно отцовского кабинета и насмешливо сказала:

– Я всегда смотрела на Крега как на своего маленького братишку. Иди же сюда, братик, посиди на коленях у сестрички, а я спою тебе колыбельную.

Крег густо покраснел, а Сэм рассмеялся. Взяв со стола тяжелую линейку, он с напускным негодованием погрозил ею дочери:

– Вам не пристало подслушивать чужие разговоры, молодая леди. Не то я вас отшлепаю.

Адди рассмеялась:

– Прости, папа! И ты прости, маленький братишка.

Сэм, глядя на Крега, пытался сдержать улыбку. Адди постоянно дразнила юношу – мол, он на шесть месяцев младше. Пустяк, казалось бы, но Крег смущался.

– Пусть тебя это не беспокоит, сынок, – утешил он молодого человека. – Она у нас большая озорница.

– Да я и не расслышал ее, – солгал Крег и тут же сменил тему: – С восточной стороны мне надо кое-что еще доделать, поэтому с вашего позволения, сэр…

– Да плюнь ты на это. Ты еще не ответил на мой вопрос. Я предлагаю тебе остаться у нас на жалованье, с полным пансионом. Или ты предпочитаешь принять предложение губернатора – взять тридцать акров земли и начать собственное дело?

– Я уже отклонил великодушное предложение губернатора, сэр. И с благодарностью принимаю ваше предложение. Только я должен отказаться от жалованья.