— Ты единственная, кому я рассказал о своем чутье, — признался он.

Даже его бывшая жена ничего не знала.

— Мне жаль тебя расстраивать, но твой секрет ни для кого давно не секрет.

Он закрыл крышку, пока у него еще оставались силы бороться с искушением, и покачал головой:

— Не-а. Этот номер у тебя больше не пройдет. Можешь сколько угодно язвить и злословить, но мы оба знаем, что я твое слабое место. Ты сейчас в этом призналась.

— Только попробуй кому-нибудь рассказать! Я буду все отрицать.

— Брось, — сказал он, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. — Я подвезу тебя к твоему пикапу. И вообще, если я не ошибаюсь, где-то в гараже у меня должна быть канистра с бензином.

— Нет, я…

Но он уже подхватил свой портфель и двинулся вниз по ступеням.

К тому времени, когда торт и портфель расположились на заднем сиденье, а полная канистра бензина — в багажнике, Джулия стояла на подъездной дорожке и вид у нее был смущенный и до нелепости трогательный.

Он распахнул перед ней пассажирскую дверцу, и Джулия со вздохом забралась в машину.

Когда Сойер уселся за руль и завел двигатель, она принялась играть с его навигатором. Когда она запрограммировала систему на «Туалетный мир» на шоссе, он только улыбнулся.

Вместо «Туалетного мира» Сойер через несколько минут затормозил у ее пикапа. Они вылезли из машины, и он перелил бензин из канистры в ее бак. Она поблагодарила и уже собиралась сесть за руль, как он вдруг, повинуясь какому-то побуждению, попросил:

— Давай поужинаем сегодня вместе.

— Это не лучшая идея. — Она покачала головой.

— Перестань. Ты еще полгода будешь здесь. Дай себе хотя бы немного пожить.

— Ты на полном серьезе предлагаешь мне завести с тобой интрижку?!

— И в мыслях не было, — с притворным возмущением отозвался Сойер. — Я говорил исключительно про ужин. Прочие фривольные подробности ты дорисовала в своем испорченном воображении уже сама.

Джулия улыбнулась, и он обрадовался. Это было намного лучше, чем колючая отчужденность, которую она демонстрировала ему с тех самых пор, как вернулась в город. Повинуясь безотчетному побуждению, он поднял руку и провел пальцами по ее волосам, отыскивая розовую прядь. Он частенько задавался вопросом, почему Джулия сохранила ее. Должно быть, это как-то было связано с ее розовыми волосами в подростковом возрасте. Может, это был ее способ помнить? Или, возможно, напоминание о том, что возвращаться назад нельзя.

Он взглянул ей в глаза и поразился, какие они огромные. На миг ее взгляд переместился на его губы.

Она думает, что он собирается ее поцеловать.

И не пытается сбежать.

Внезапно кровь загрохотала в ушах, с каждым ударом сердца ускоряя ритм, пока отдельные толчки не слились в оглушительный рев. И тогда, склонившись вперед, он коснулся губами ее губ.

Кроме ощущения ее кожи под его ладонями и ее губ под его губами, не осталось больше ничего. Между ними словно электрический разряд пробежал. Господи, он почти физически чувствовал, как в ее укреплениях образовалась брешь. Джулия просто раскрылась ему навстречу. Без каких-либо усилий с его стороны. Он еще с той ночи на футбольном поле помнил, с какой готовностью она покорилась ему, как похожи были те ощущения на эти, теперешние. Помнится, он тогда еще подумал: «Да она, кажется, влюблена в меня».

Пораженный, он оторвался от ее губ.

— Мне нужно ехать, — поспешно произнесла Джулия, не глядя ему в глаза; ее смущение было слишком очевидно. — Спасибо за бензин.

Она рванула дверцу своего пикапа и забралась на сиденье.

Сойер долго еще стоял на тротуаре после того, как она уехала.

Что это было?

Что, черт побери, это было?

Глава 11

Так давно, что этого почти никто уже и не помнил, Маллаби окружали свиноводческие фермы. В те скудные для Северной Каролины времена, когда разведение крупного рогатого скота не приносило почти никакой прибыли, свиноводство стало для штата палочкой-выручалочкой. Подобно жителям множества других мелких городков в округе, маллабийцы немало гордились своим способом приготовления свиной туши в яме на медленном огне, и вскоре он стал важной частью их самоопределения. Поначалу это была традиция воскресного времяпрепровождения, затем она превратилась в символ всей округи и в конце концов переросла в своеобразный вид искусства. Искусства старой Северной Каролины, рожденного трудом настолько тяжким, что он способен был свалить с ног даже дюжего здоровяка.

Однако со временем мелкие фермы и некогда оживленные свиноводческие торговые пути, тянувшиеся в Теннесси, мало-помалу исчезли. Как грибы после дождя начали расти жилые районы и торговые центры, потом провели шоссе, которое унесло прочь тех, кто еще помнил о прошлом здешних мест, и принесло им на смену тех, кто ничего о нем не знал. В конце концов истоки и первопричины канули в Лету, и осталось лишь коллективное бессознательное, традиция, не подкрепленная памятью, сон, который каждый год в один и тот же день видели все обитатели Маллаби.

Ранним утром в день маллабийского фестиваля барбекю на город опускался туман, змеей заползал в окна и прокрадывался в ночные сновидения.

«Вы все позабудете, когда проснетесь, — нашептывал он, — а пока знайте и гордитесь. Это ваша история».

К тому времени, когда Джулия наконец вышла за порог, Стеллы не было дома уже несколько часов. День фестиваля она считала днем, когда можно пуститься во все тяжкие. Начинала она с утра пораньше и домой являлась хорошо если на следующий день. Порой Джулия против воли беспокоилась за подругу. За прошедшие полтора года она успела неплохо узнать Стеллу. Никогда еще в жизни ей не доводилось видеть человека, который так упорно старался радоваться тому, что имеет.

Та Стелла, которую Джулия знала сейчас, очень отличалась от Стеллы, какой та была в старших классах. Та Стелла обожала пустить пыль в глаза, в точности как Далси Шелби. Они с ней вообще были закадычные подружки. Стелла разъезжала в блестящем черном «БМВ», купленном специально в тон ее блестящим черным волосам. Джулия помнила рассказы о том, как мать Стеллы, декоратор по профессии, жившая в Роли, в то время как Стелла жила в Маллаби с отцом, отделала спальню для дочери в виде кинотеатра, не забыла даже маленький киноэкран и аппарат для попкорна. О ней потом даже вышла статья с фотографиями в каком-то журнале по дизайну. Откровенно говоря, Джулия была удивлена, когда, вернувшись, обнаружила, что Стелла по-прежнему живет в Маллаби. Она-то всегда воображала, что ее богатые бывшие одноклассницы ведут удивительную жизнь. У них ведь было для этого всё, все возможности. Как можно было все это так бездарно профукать? Как можно было удовольствоваться чем-то меньшим?

Стеллу, как выяснилось, погубило то, что она связалась не с тем парнем. История была стара как мир. Ее бывший муж изменял ей направо и налево, а вдобавок ко всему подложил своей жене грандиозную свинью, промотав средства ее трастового фонда. Этот печальный опыт привел к тому, что Стелла превратилась в чудачку с пониженной самооценкой, работала в цветочном магазине, жила в доме, который едва ли могла себе позволить, и пила вино прямо из коробки. Порой Джулия задавалась вопросом, не мечтает ли Стелла вернуть все назад, отдать все, чему научила ее жизнь, за то, чтобы снова стать объектом зависти однокашников.

Вслух она этот вопрос не задала ни разу. Для обеих прошлое было щекотливой темой, потому-то Джулия и не рассказала ей про Сойера и про то, что они с ним целовались, хотя ее так и подмывало это сделать. Выходит, раз она так и не смогла заставить себя рассказать Стелле нечто настолько личное, значит они не настолько близки, как полагала Стелла. От этой мысли Джулии почему-то было грустно. Но она ведь сама не хотела ни с кем здесь сближаться. Ее настоящая жизнь там, в Балтиморе.

Когда Джулия наконец подошла к дому Вэнса, чтобы захватить Эмили и отправиться на фестиваль, был уже полдень. Она постучала в дверь и услышала, как девочка с не свойственным ей энтузиазмом сбежала по лестнице. Джулия мгновенно исполнилась подозрения.

Эмили выскочила на крыльцо. Следом за ней показался Вэнс.

— Ты точно не хочешь пойти с нами? — уточнила Эмили у деда, чуть не приплясывая на месте от нетерпения.

— Точно, — заверил ее Вэнс. — Повеселитесь там вдвоем хорошенько.

Девочка вприпрыжку сбежала по ступенькам.

— Я верну ее домой до темноты, — пообещала Джулия старику. — А вам мы привезем чего-нибудь вкусненького.

— Это так мило с твоей стороны, Джулия. У нее такой радостный вид, правда? — сказал Вэнс, когда Эмили скрылась в сени деревьев.

— Да, — задумчиво произнесла Джулия. — Очень радостный.

— Радуется в предвкушении барбекю. Совсем как я. — Он помолчал немного, потом поправился: — Ну, то есть во мне не так много такого, что мне хотелось бы, чтобы она унаследовала, но…

— Она действительно во многом на вас похожа, Вэнс. — Джулия накрыла его руку своей ладонью. — И это прекрасно.

Когда Джулия нагнала девочку, Эмили спросила:

— Почему он не пошел с нами? Он ведь любит барбекю.

— Вэнс старается держаться подальше от многолюдных сборищ, — пояснила Джулия, шагая рядом с Эмили в направлении центра города.

— Наверное, я так к этому привыкла, что иногда даже забываю про это.

— Значит, ты понемногу становишься здесь своей. Ну и как вы с ним ладите?

Эмили пожала плечами — мысли ее явно были заняты чем-то своим.

— Да неплохо, пожалуй. Уже лучше.

— Ну и славно.

Они вышли на Мэйн-стрит, и Джулия поняла, что девочка слегка ошарашена. На тех, кто видел фестиваль в первый раз, он обычно производил такое впечатление. Большинство людей полагали, что, коль скоро Маллаби не так уж и велик, фестиваль тоже не будет отличаться особым размахом. В действительности же маллабийский фестиваль барбекю был самым крупным подобным мероприятием на всем юго-востоке, и гости стекались на него со всей страны. Дорожное движение было перекрыто, и повсюду, насколько хватало глаз, белели купола палаток. Вдали виднелось чертово колесо. Отовсюду неслись упоительные ароматы жарящегося мяса.

Эмили и Джулия пробирались по запруженной людьми улице мимо бесчисленных палаток — сердца фестиваля. В этих палатках было поставлено на поток изготовление сэндвичей с барбекю. С соусом, без? Капустный салат добавлять? Кукурузных клецек не желаете? Сэндвичи были в руках у каждого второго прохожего, наполовину обернутые в фольгу. В некоторых палатках продавали свиные шкварки и горячую кукурузу, куриные шашлычки и жареные сардельки, маринованные огурцы во фритюре и шоколадные батончики в нем же — и, разумеется, хворост. Там и сям были разбросаны палатки, в которых местные умельцы торговали своими поделками.

— Я и не знала, что он такой огромный, — призналась Эмили, крутя головой по сторонам, чтобы не упустить ни одной мелочи. — Как вы умудряетесь находить друг друга в этой толчее?

— Ты ищешь кого-то определенного?

— Да нет. — Девочка замялась. — Просто спрашиваю.

Однако в целях проверки своей теории Джулия умышленно привела Эмили к главной сцене. Вокруг было натыкано несколько сцен, с которых играли разнообразные группы — в основном фолк и блюграсс, — но главная сцена возвышалась прямо посреди Мэйн-стрит. Толпы людей обтекали ее, точно потоки воды.

Перед лестницей, ведущей на сцену, столпилась кучка людей, большинство из которых принадлежали к семейству Коффи. Мужчины были в шляпах, а женщины — в накрахмаленных платьях с поясами. На Вине была соломенная шляпа-канотье; любой другой его сверстник в таком наряде выглядел бы по-идиотски. Эмили, разумеется, немедленно уставилась на него во все глаза. А он, похоже, почувствовал ее взгляд, потому что тут же вскинул голову и нашел ее глазами. Ни один из них не сделал ни единого движения навстречу другому, однако же незримая нить, в одно мгновение протянувшаяся между ними, казалась осязаемой.

— Почему Вин… почему все Коффи так вырядились? — спросила Эмили. — Я имею в виду — необычно.

— Потому что это их фестиваль. Их семья положила начало традиции ежегодно проводить его около шестидесяти лет назад. Это их детище. Сейчас они немного покрасуются на сцене, а потом будут судить конкурс на лучшее барбекю и лучший пирог.

Отец Вина взглянул на своего отпрыска, потом проследил за его взглядом. И немедленно подозвал его к себе, и одновременно Джулия увлекла девочку прочь.

Следующие несколько часов они с Эмили провели как нельзя лучше. Наелись до отвала и купили себе по памятной футболке с надписью «Я нахрюкался на фестивале барбекю в Маллаби». Джулия едва ли могла позволить себе подобное мотовство — она старалась тратиться по минимуму, потому что хотела поскорее расплатиться по закладной за ресторан, — но это того стоило.