— Добра? — переспросила Юлия, поднимая брови.

— Должен ли я выразиться яснее? — Александр помолчал, но ответа не последовало. — Я полюбил вас мгновенно и тогда же назвал вас Прекрасной Селестой — эти слова навсегда запечатлены в моем сердце.

Юлия улыбнулась и покачала головой:

— Нет, нет, государь, вы ошибаетесь. В вашем сердце могут быть запечатлены многие другие имена, но не мое. И, кроме того, признаюсь вам по секрету: я влюблена кое в кого другого.

Она почувствовала, как напрягся сидевший рядом с нею мужчина. Юлия произнесла эти слова легко, она была уверена, что на этом интерес императора к ней иссякнет. Ей было отлично известно, сколь обременительно бывает внимание властелинов, и была намерена разрушить намечающийся роман с российским государем в самом его начале.

— Влюблены в кого-то другого?

Александр повторил эти слова с удивлением, словно не мог поверить, что такое возможно, не мог поверить, что это может быть правдой.

— Да, влюблена, — повторила Юлия, и ее лицо неожиданно посветлело. — Для меня, государь, любовь — это серьезное, очень серьезное чувство.

— Кто этот счастливец? — сухо осведомился Александр.

— Этого я не могу сообщить вашему величеству по весьма веским причинам.

— Не верю, — с ноткой раздражения в голосе отвечал император.

— Но это правда, — настойчиво повторила Юлия, — и я знаю, что вы, славящийся своей щедростью государь, не пожелаете мне ничего иного, кроме счастья.

По тому, что его лицо выразило досаду, Юлия поняла, что зашла намного дальше, чем было можно. Не закончив ужина, она поднялась со стула.

— Ваше величество позволит мне удалиться? Я обещала следующий вальс прусскому королю.

Юлия присела в низком поклоне и, не мешкая, удалилась. Царь смотрел ей вслед, раздраженно барабаня пальцами по столу. Сидевшая справа от него австрийская императрица повернулась, собираясь заговорить с ним, но Александр, не заметив ее, резко поднялся из-за стола и широкими шагами направился к выходу.

Выйдя из банкетного зала, он кивком головы подозвал к себе князя Волконского и молча зашагал вперед — князь засеменил сзади. Александр нашел маленькую, никем не занятую приемную.

Когда дверь за ними закрылась, Александр повернулся к князю. Лицо его было искажено гневом.

— В кого она влюблена? — закричал император. — Почему мне ничего не сказали? Какого дьявола я плачу вам, хотелось бы знать! За то, чтобы обо всем узнавать последним? Вы что, князь, настолько слепы, настолько глухи или беспомощны, что не можете собрать информацию даже о тех, кто больше всего интересует меня?

— Смею высказать предположение, вы говорите о графине Юлии Жичи, ваше величество? — уточнил князь.

— О ком же еще, осел! — взорвался государь император.

Это был один из тех гневных припадков, которые хорошо были знакомы князю Волконскому и к которым он, в отличие от большинства придворных, относился совершенно спокойно.

— Прошу прощения, государь, но вы не поставили меня в известность, что интересуетесь этой дамой. В противном случае вам немедленно была бы предоставлена любая информация.

— Так говорите же, в кого она, как ей кажется, влюблена? Кто добился успеха там, где я потерпел поражение? Ну говорите же, говорите — разумеется, если хоть что-нибудь знаете!

— Могу заверить ваше величество, что нет ничего проще, чем ответить на этот вопрос, — с достоинством отвечал князь Волконский. — Совсем недавно графиня пробудила в сердце человека, о котором вы спрашиваете, страсть, причем эта, как следует из всех донесений, «великая страсть» не идет в сравнение ни с одним из романов, каковые имеют место в настоящее время в Вене.

— Прекратите свою болтовню и отвечайте прямо, без экивоков, в кого она влюблена!

Князь на секунду замялся, он знал, что следующими словами нанесет царю сильнейший удар, но что ему оставалось делать?

— Графиня влюблена… — он прокашлялся, — в князя Меттерниха, — тихо закончил он.

Лицо Александра побагровело.

— Лжешь!

— Это правда, о мой государь.

— Меттерних! Всегда и повсюду этот Меттерних! Бестия! Он без конца встает мне поперек дороги, и никто из вас ничего не желает с этим поделать! Вы слышите меня, князь? Никто из вас не желает даже и пальцем пошевелить!..

— Боюсь, в данном случае мы ничем не можем помочь, государь…

— Меттерних! Чертов, ненавистный мне Меттерних! Подумать только — влюблена в Меттерниха! Тьфу!..

Александр схватил со стола вазу и шваркнул нежный предмет о камин — сотни мельчайших осколков разлетелись вокруг, опылив севрским фарфором ковер…

— Дьявол его побери! — продолжал неистовствовать государь. — Он отбирает у меня все — даже женщину, которую я мечтал сделать своей!

Глава десятая

Екатерина вошла в царскую спальню и на секунду задержалась у двери. Александр отлично знал, что она здесь, но игнорировал ее присутствие и продолжал изображать погружение в Святое Писание — в Библию.

Глядя на это, Екатерина улыбнулась — неуловимо, одними краями губ. На ней было свободное, струящееся неглиже из желтовато-розовой тафты, отделанное кружевом, шуршавшим при каждом ее движении. Свет зажженных свечей красиво освещал волосы, подчеркивая византийскую красоту ее глаз, неизменно влекущих к себе государя. Всегда, но не сейчас.

Царь пребывал в ужаснейшем состоянии — об этом Екатерине поведал князь Волконский и обратился к ней с просьбой попытаться развеять дурное настроение Александра.

— Ореол славы вокруг государя поблек, — объяснил ей Волконский. — Поначалу все в Вене готовы были возносить его до небес как победителя Наполеона, славословить его милосердие, в которое тогда еще верили, как и в его стремление к миру. Но многих своих поклонников он оттолкнул непредсказуемым поведением.

— Да, с ним бывает непросто, — вздохнула Екатерина.

— Непросто? — на верхних нотах переспросил князь Волконский, явно имея в виду чувство гораздо более сильное, какое оставляет по себе император, если с ним много общаться. — Я к нему ближе, чем кто-либо. Он доверяет мне, знает, что я верой и правдой служу ему, служу, не жалея сил…

— Да, разумеется, князь, ваши усилия неоценимы, — вежливо прервала его Екатерина.

— А разве не так? — все с той же возвышенной интонацией вопросил князь. — Напомню для убедительности: царь не знает, как добыть нужную информацию, если меня нет рядом. Но даже я порой чувствую, что не могу больше терпеть все это.

— И все же он умеет быть таким обаятельным! — с улыбкой заметила Екатерина.

— И дьявольски нестерпимым! — со вздохом, почти стоном, добавил Волконский.

Екатерина рассмеялась над тем, как он произнес эту фразу, словно вынул из себя сердце.

— Хорошо, постараюсь сделать все, что смогу, — пообещала она.

Жесткие морщинки в уголках губ Волконского слегка разгладились.

— Царь очень ценит вас, — сказал он, — в самом деле очень ценит.

Екатерина повела мягкими покатыми плечами.

— Это сегодня. А завтра меня могут сослать в Сибирь. Ну так и что за дело? Итак, я постараюсь… Снова князь Меттерних?

— Да, снова князь Меттерних. И на этот раз не из-за Польши, а из-за графини Юлии Жичи.

— Этого я ожидала, — кивнула Екатерина, — едва увидела, как поспешно она покидает стол во время вчерашнего ужина.

— И как нарочно, — продолжал Волконский, — сегодня утром царь узнал, что Мария Нарышкина наставляет ему рога с одним молодым кавалерийским офицером.

— Кто же ему об этом донес? — резко спросила Екатерина.

— Не я, — ответил Волконский. — Я всегда стараюсь сообщать царю только о том, что ему хочется слышать, но у него есть и другие источники информации, о чем прекрасно известно как мне, так и вам.

— Мария Нарышкина во всем своем блеске! — воскликнула Екатерина. — Известная потаскуха! Ее новый любовник — не новость, но в данный момент эта безделица может иметь катастрофические последствия. Царь любит ее.

— Кто знает… — задумчиво протянул Волконский. — Они вместе слишком давно. Александр к ней привык, как привыкает ребенок к своей старой потрепанной кукле.

— Может ли любовь превратиться в привычку, стать скучной? — не имея уверенности, стоит ли соглашаться, спросила Екатерина.

— В темноте все кошки серы, — пошевелил бровями Волконский.

Екатерина, запрокинув голову, залилась раскатистым смехом.

— Вы в самом деле такой циник или только притворяетесь? — спросила она сквозь смех.

— Только не в том, что имеет отношение к вам, — ответил он, наклоняясь, чтобы поцеловать ей руку.

Ближе к вечеру Екатерина сумела найти возможность повидаться с царем наедине. Весь день он либо устраивал разнос своим министрам — кричал на них, обвинял, распекал, грозил прогнать вон, — либо погружался в мрачное молчание, которого приближенные опасались гораздо больше шумных разносов.

Для тех, кто предполагал сегодня до зари веселиться, было обычным делом перед обедом поспать. Правда, многие обитатели дворца использовали эти часы не только для сна, но и для любовных утех. Вспомнив об этом, Екатерина усмехнулась, проходя по коридорам и прикидывая, за сколькими из закрытых дверей сплетаются в этот момент телами любовники, забывшие о своих обязанностях ради того, чтобы выкроить несколько свободных минут для любви.

«Впрочем, долго скрывать такую связь невозможно», — подумала она обо всех, кого назвать по именам пока не могла. Но уже сегодня к вечеру князь Волконский будет знать, кто с кем спал днем — об этом ему донесут горничные и лакеи, официанты и охранники, все, кому он платит. В руки князя Волконского стекалась информация обо всем и всех, начиная от государя с императрицей и заканчивая самым незаметным секретарем посольства.

Приближаясь к спальне императора Александра, Екатерина знала, что будет точно зафиксировано время, когда она войдет туда, и Волконский получит подтверждение об этой встрече.

«Нужно постараться не подвести князя», — подумала Екатерина. Ей было важно остаться с ним в добрых отношениях.

Александр лежал на жесткой узкой кровати, правда, покрытой золотым, отороченным соболями покрывалом. На государе был зеленый парчовый халат, на пальце, которым он перелистывал страницы Библии, посверкивало кольцо с бриллиантом.

Екатерина подошла ближе, изящно присела в поклоне.

— Мне нужно поговорить с вами, ваше величество, — мягко сказала она.

— О чем?

Царь задал этот вопрос строго и резко.

— О вас. Мы все обеспокоены тем, что ваше императорское величество обеспокоены и огорчены.

Царь перевернул еще страницу и прочитал вслух:

— «Когда нечестивые умножаются и творцы порока процветают, не должно ли уничтожить их навеки?»

— Все ваши враги будут уничтожены, — уверенным тоном ответила Екатерина, — но при этом вы сами не должны уничтожать своих друзей.

— У меня есть друзья? — с иронией осведомился государь император. — Могу ли я кому-нибудь верить?

— Быть может, вы предъявляете слишком высокие требования к тем, кого любите, — негромко промолвила Екатерина. — Вы должны помнить, что лишь немногие из людей так же сильны душой и телом, как вы, государь. В первую очередь женщины вроде меня — мы такие слабые и очень, очень глупые, — вела Екатерина свою льстивую партию. — И вы не должны судить нас слишком уж строго.

— Но есть вещи, терпеть которые невыносимо, — немедленно откликнулся Александр.

«Это он о Марии Нарышкиной», — подумала Екатерина и намеренно решила сменить тему:

— Юлия Жичи, например, совершенно не заслуживает вашего внимания.

— Она прелестна! — последовало возражение. — И она влюблена в Меттерниха! Что за силой он обладает, если ни одна женщина не может устоять перед ним? Даже вы в свое время поклонялись этому… божку!

Екатерина безразлично повела плечами.

— В нем бывает определенный шарм — иногда.

— Она влюблена в него! — повторил Александр. — Она сама мне сказала об этом.

— Она не единственная женщина в Вене…

— А кто же тогда буду я, если стану подбирать то, что не представляет интереса для князя Клеменса Меттерниха? — Александр швырнул Библию на кровать и спустил ноги на пол. — Этот человек не дает мне покоя! Я не могу избавиться от его незримого присутствия, он преследует меня повсюду! Он демон, терзающий мою душу. Я хотел Юлию Жичи. Да, хотел, почему нет? Я свободный человек, свободный от клятв, которые давал Марии Нарышкиной. Она не может ожидать от меня верности, если сама меняет любовников одного за другим и каждый раз требует, чтобы я простил ее. Но теперь хватит, слишком долго это продолжалось, слишком долго. Я больше не хочу этого, вы слышите, не хочу!