Мужчина слабо улыбнулся. Казалось, он обдумывает ответ.

– Я курю, – наконец сказал он, – потому что мне необходимо какое-то занятие, пока я здесь стою.

Феба рассмеялась.

Джулиан вздрогнул и повернулся к ней, улыбаясь, словно потянулся к теплому летнему солнышку. Но тут же замер, и улыбка его исчезла. Между ними снова повисло напряжение, такое сильное, что его можно было потрогать. Оно всегда возникало, если они вдруг оказывались вдвоем. Луна скрылась за облаками, но звезды были хорошо видны. Сине-черное ночное небо было густо ими усыпано. Феба подумала, что сейчас, наверное, в его больших глубоких глазах отражаются галактики. Вокруг деловито сновали слуги, но Фебе не было до них дела.

Маркиз не сводил с нее внимательных глаз, и она не могла даже пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы уйти.

Да, ее шали придется подождать. Ирония судьбы: внезапно Феба ощутила озноб. И даже появилось искушение набросить на плечи шаль Лизбет. Ночной воздух неприятно холодил обнаженные руки.

– Говорят, лучшее сопрано на континенте эта певица синьора София Ликари.

– Вполне может быть, – согласился маркиз и, выдохнув очередную порцию дыма, добавил: – К тому же у нее превосходные манеры.

Превосходные…

Ох!

Она постаралась не рассмеяться.

– Думаю, я начинаю понимать, лорд Драйден. Не сказала ли она вам однажды что-то вроде… «Ciò è che cosa penso al vostro regalo»?

Что в переводе означает: «Вот, что я думаю о твоем подарке, сукин сын».

Феба подозревала, что маркизу это хорошо известно.

– Вы не солгали, сообщив, что говорите на нескольких языках, мисс Вейл. Возможно, вам следует отказаться от Африки и предложить свои услуги короне?

Он был явно раздражен.

А Феба развеселилась.

– Вы боитесь, что она, увидев вас в зале, начнет швыряться фамильными ценностями Редмондов? Там есть из чего выбирать.

– Не хочу ее искушать. Правда, это было много лет назад, и, возможно, она меня давно забыла. – Судя по его тону и плутовской улыбке, маркиз считал такое развитие событий невозможным.

Феба лишь головой покачала, поражаясь его самомнению, но все же не смогла сдержать улыбки.

Джулиан вздохнул.

– По правде говоря, я просто не хочу стать причиной небольшого скандальчика. Все же существует вероятность того, что синьора Ликари захочет выразить все, что у нее накопилось в душе… не только в песне. Не хотелось бы давать гостям пищу для разговоров. Не желаю унижать… никого.

Никто – это, конечно, Лизбет, которая придет в ужас, если бывшая любовница маркиза – действительно любовница! – начнет швырять… разные предметы и выкрикивать оскорбления на итальянском языке.

Да и не хочет он ставить под удар многообещающее в будущем деловое партнерство с Джосайей Редмондом.

Как обычно, когда дело касалось маркиза, Фебу захлестывали разнообразные эмоции. На этот раз победу одержало любопытство.

– Что она в вас бросила?

– Неужели нам необходимо это обсуждать? – Он чувствовал себя неловко, и это делало ситуацию еще забавнее.

– Никакой необходимости действительно нет. Но я хочу знать.

Маркиз усмехнулся.

– Это была коробка для сигар. Я даже увернуться не успел. Ее уголок поцарапал мне ухо.

– Не может быть!

Маркиз весело хмыкнул.

– Да, вы правы. Но, скажу честно, при виде того, как она летит мне прямо в голову, у меня замерло сердце. Но инстинкт самосохранения у меня проснулся еще на войне. Поэтому я вовремя уклонился, коробка угодила в вазу, которая разлетелась на мелкие осколки. Мой лакей потом вымел их, и на этом все закончилось. Синьора Ликари вылетела из дома, словно ведьма на метле. А ведь я подарил ей очень красивое ожерелье и произнес в высшей степени прочувствованную речь относительно того, что нам было прекрасно вместе, но пора расстаться. Ну и что вам дала эта информация, мисс Вейл?

Феба несколько секунд молчала, представляя себе описанную сцену. Особенно ей понравилось думать, как грациозный маркиз прикрывает руками голову, возможно, даже прячется за спинкой дивана…

Значит, он это заслужил.

– Лорд Драйден, до меня только сейчас дошло…

– Интересный выбор слова.

– …вы постоянно имеете дело с женщинами…

– Имею дело? – маркиз развеселился. – Тонкое замечание.

– …которые обладают взрывным темпераментом. Это представляется интересным, поскольку вы сами очень… – Феба задумалась, подыскивая подходящее слово, – сдержанны.

Реакция Джулиана была немедленной и совершенно неожиданной. Он замер и затем так быстро повернулся к ней, что она невольно отступила на шаг назад.

Когда же заговорил, голос его звучал так холодно, что Феба моментально осознала: перед ней титулованный и очень богатый джентльмен, которого окружающие уважают и боятся. И у них на то есть причины.

– Очень… что? – Каждое его слово звучало весомо и с каким-то особым значением.

– Сдержанны, – повторила Феба, стараясь говорить так же с расстановкой и внушительно, и искренне недоумевая, что его могло столь сильно обеспокоить. То, что она сказала, было правдой. И не было оскорблением. В чем же дело?

Несколько секунд маркиз пристально смотрел на нее, потом прищурился, и Феба сразу почувствовала себя неуютно, словно ее рассматривали сквозь прицел.

Затем он отвернулся, сохраняя ледяное спокойствие.

Его поза оставалась безупречной. Такой человек не мог себе позволить опустить плечи или иным способом показать свою уязвимость.

Он глубоко затянулся, выдохнул дым и только после этого произнес:

– Объяснитесь.

– Вы считаете, что именно это заставляет женщин реагировать так бурно? Сдержанность?

Маркиз невесело хохотнул.

– Мне нравится, как тщательно вы подбираете слова, мисс Вейл. Но я все еще не уверен, что понял смысл, который вы в них вкладываете.

– Если вы все время холодны… уравновешенны, безупречно владеете собой… Сами подумайте, огонь должен гореть ярче и жарче, чтобы компенсировать холод. Так что, если вы говорите об окончании связи с женщиной холодно и вежливо, как сами сказали, страсти могут перелиться через край. И тогда можно начать кидаться всем, что попадет под руку.

– Значит, вы считаете, что я такой? – резко спросил Джулиан. – Холодный? Жесткий? Таким меня описывают в газетах?

– Нет! – Слово вырвалось у нее непроизвольно, но по-другому она не могла. Феба чувствовала, что задела собеседника, сделала ему больно, хотя не понимала чем. – Нет, – добавила она мягче. – Мне известна разница между холодностью и осторожностью.

Осторожно выбранные слова.

Маркиз – умный человек. И не потерпит даже намека на свою уязвимость, незащищенность. Потому что все знали: он неуязвим и непроницаем. Его нервы – стальные канаты, сердце – неприступная крепость, ум – западня и так далее. На этом основана его репутация.

Он вздохнул. Или застонал?

– Я вовсе не бесстрастен, мисс Вейл.

– Что вы, я ни минуты так не думала!

Джулиан внимательно всмотрелся в ее лицо. Не нужно было обладать большой проницательностью, чтобы понять: ее невинный вид – обычная маскировка, и все вместе – это откровенная провокация, облаченная в осторожные слова.

Он некоторое время молча курил. Феба переступила с ноги на ногу, потерла одной рукой другую. В доме Редмондов, конечно, тропическая жара, но здесь, на воздухе, очень даже прохладно. Осень все же.

– Видите ли, мисс Вейл, на меня очень рано возложили груз ответственности. Мне было семнадцать лет, и я еще учился в школе, когда мой отец умер, оставив мне долги и обязательства. Все остальные члены семьи смотрели на меня, словно неоперившиеся птенцы, ожидая спасения. Мне пришлось принимать трудные и важные решения, и эмоции или импульсивность здесь были неуместны. В тяжелых обстоятельствах люди быстро учатся. Прошло некоторое время, и я уже точно знал, когда и что необходимо сделать. Неверное решение могло привести к катастрофе. Я выплатил долги, сколотил состояние, обеспечил благополучие всех членов моей семьи.

Маркиз объясняется перед ней. Невероятно!

Поместья, насмешливо подумала она. И неожиданно увидела их такими, какими они были – балластом, повисшим на шее юного аристократа. Огромные участки земли, большие дома – всем этим необходимо управлять. Никакая волшебная палочка тут не поможет. Он заботился обо всех с самого начала. Справился. Он уделял внимание всему и всем членам семьи, и заставил их гордиться своим именем. С ранней юности он никогда не останавливался. У него просто не было такой возможности.

Феба почувствовала стыд. Не надо было его дразнить.

– У кого-то другого все бы рухнуло, – мягко сказала она. – Или он опустил бы руки под грузом ответственности.

Его глаза на мгновение удивленно округлились, как будто подобная перспектива не приходила ему в голову. Потом он издал короткий смешок. Не веселый, нет. Растерянный.

– Иногда мне казалось, что я иду под обрывом, – проговорил Джулиан.

– А теперь?

– Теперь? – Он снова задумался. – Теперь я не могу иначе. Это мой удел – идти только вперед и всегда быть на высоте. – Маркиз покосился на собеседницу и добавил: – Почти всегда.

Мужчина, никогда не совершивший неверного шага. Воплощение грации. Уверенный, решительный и к тому же счастливчик. В результате он стал этакой живой легендой. Им восхищались, ему подражали, но никто и никогда так и не смог с ним сравняться.

И никто не понимал, чего ему это стоило.

У Фебы внутри все сжалось. Как же ему, однако, было тяжело. И на какой-то миг она почувствовала благодарность судьбе за то, что на ее долю не выпало ничего подобного.

– Должно быть, вам иногда бывало страшно.

Маркиз на мгновение задумался, затем пожал плечами. Протянув руку, он отогнал мошку, которая летела прямо на огонь.

– Я думаю это потрясающе, – тихо добавила она. – То, что вы сделали.

– Возможно. Но теперь вы понимаете, почему мне так смешно, когда меня называют безрассудным. – Он снова отогнал мошку, упорно стремившуюся к огню, отлично понимая, что она не оставит попыток. – Я никогда не был безрассудным.

Феба понимала, что это сущая правда. Жонглер и канатоходец должны научиться очень точно чувствовать время и место. Иначе – гибель.

– Вы, наверное, гордитесь, – сказала она со страстью, удивившей даже ее саму, – всем, что сделали. Вашим близким повезло – у них есть вы.

– Да, – безразлично сказал он. – Наверное, горжусь. И им повезло.

На его красивом лице появилась задумчивая улыбка.

Феба сразу поняла, что его самоуверенность совершенно естественна. И ей это понравилось.

– Я обещал матери, что верну все земли, которые были проданы для погашения долгов. На это ушло много лет. Но мало-помалу я восстановил семейное состояние. Все это так хрупко… То, что создается веками, может быть с легкостью разрушено одним человеком. Остался только один участок земли – здесь, в Суссексе, – который мой отец проиграл в карты. Поместье, которое там находится, было частью приданого моей матери, в нем прошло ее детство. Догадываетесь, кто им сейчас владеет?

Фебе не надо было гадать. Она знала, что это, вероятнее всего, собственность Редмондов.

– Есть какие-то условия, связанные с землей?

Маркиз взглянул на нее с явным изумлением, вероятно, не ожидая такой проницательности.

– Конечно. В нашей жизни нет ничего безусловного. Причем условия только множатся, если дело касается Джосайи Редмонда. Но я человек, который понимает серьезность своих действий и их последствия. Я человек дела. Поэтому у меня нет причин возражать. Что касается условия… – Он сделал паузу. – Оно не слишком тягостное. Эта собственность – часть другого приданого.

Понятно. Значит, он должен жениться на Лизбет Редмонд.

Несколько секунд Феба не могла произнести ни слова. Этот человек относится к браку как к очередной сделке.

– Я бы хотел спросить: кто заботится о вас, мисс Вейл?

Это хорошо, что он сменил тему разговора, но отвечать все равно не хотелось.

– Я могла бы задать вам тот же самый вопрос, лорд Драйден.

Маркиз, похоже, удивился.

– У меня большой штат слуг. Один только камердинер Маркварт чего стоит. Есть еще женщины, подобные Софии Ликари…

– Нет! – воскликнула она, не желая развития этой темы. Об этом ей знать не хотелось. – Это не то, что я имела в виду.

Он собирался найти жену, за которой надо будет ухаживать, баловать ее, потакать ее прихотям. Ведь это будет девушка нежная, ранимая и трепетная. Требующая внимания. И это будет еще один человек, о котором ему придется заботиться.

С кем он разделит свою ношу? Хотя, он, возможно, и не знает, что можно кому-то довериться.

Маркиз пристально взглянул на Фебу, но почти сразу отвел глаза.

– А учитывая мою сдержанность – так, кажется, вы назвали это мое качество, – в свою защиту могу сказать, что ни одной леди, которые старались разбить мне голову подручными предметами, я ни слова не говорил о любви.