Джулия Лонг - Очаровательная скромница

– Надо же… – В его глазах плясали смешинки. Маркиз явно провоцировал ее, хотел заставить рассмеяться.

Ад и проклятье! Беда в том, что она воочию представила этого мужчину с любовницей и эта мысль лишила ее присутствия духа. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Большая ошибка! Она снова почувствовала восхитительный запах, и у нее закружилась голова. Все шло совсем не так, как она рассчитывала.

– Мы говорили о программе, – напомнил маркиз, решив, что она никогда не заговорит больше.

Им навстречу метнулась Мэри Фрэнсис с метелкой для обметания пыли. Очень уж ей хотелось посмотреть на маркиза.

Она пробежала мимо, потом вернулась обратно, чтобы смахнуть пыль с портрета мисс Эндикотт, словно картина могла сделать ей выговор, если сей же момент не станет чистой.

– Конечно. И говоря о нашей насыщенной программе, лорд Драйден, должна отметить, что мы принимаем только самых способных девушек. Думаю, мисс Эндикотт сказала вам, что мы проводим предварительное собеседование, желая убедиться, что новые ученицы не будут отставать на занятиях.

– Полагаю, самые способные девушки одновременно являются самыми богатыми?

Теперь Феба лучше понимала собеседника.

– Вы даже не представляете, как часто это оказывается правдой.

Его неожиданно веселая и озорная улыбка молнией осветила чопорную сдержанность беседы. И все вокруг изменилось.

Но улыбка моментально исчезла.

– Кстати, – Феба говорила с некоторым трудом, потому что от его улыбки ей стало трудно дышать. Она остановилась и откашлялась. – Мы всегда информируем родителей будущих учениц из хороших семей, что принимаем и девочек, не имеющих никаких средств и родословной. И всех учим одинаково. Мы считаем, что это помогает формированию характера всех учениц.

Маркиз резко остановился и с видом ценителя стал рассматривать висевший на стене хорошо выполненный пейзаж Суссекса. Его написала одна из бывших воспитанниц. На стенах академии мисс Эндикотт не могло быть посредственных картин. Она бы их не потерпела.

– Иными словами, вы сводите избранных девушек с чернью?

– И чернь с избранными.

– Значит, так вы шлифуете бриллианты, – задумчиво пробормотал он. – Посредством… трения.

Его глаза снова блеснули.

Фебе это очень понравилось.

И еще ей послышался в его словах какой-то намек. Словно он подготавливал ее к чему-то.

«Держи себя в руках, Вейл. Ты ему даром не нужна». Она инстинктивно выпрямилась и расправила плечи в попытке казаться значительнее и более устрашающе – так выглядят некоторые южноамериканские ящерицы.

Она знала о ящерицах, поскольку прочитала о них в книге мистера Редмонда. Она читала все и обо всем, когда бывала такая возможность.

– Я бы не назвала это трением, лорд Драйден. Скорее, речь идет о соприкосновении различных поверхностей.

Боже мой, но ведь в этой фразе явный эротический подтекст! Или ей показалось?

Эффект оказался поразительным. Маркиз повернулся к ней лицом. Его глаза горели интересом. Но губы не улыбались.

У него были невероятные глаза.

«Неподходящая для поцелуев», – настаивал греческий хор в ее голове.

Она поспешила объясниться.

– Знаете, если девушки бедны, это еще не означает, что они – сброд и чернь. У многих из них просто трудно складывалась жизнь, или они… встретили препятствие на… пути своей судьбы.

Феба пожалела о сказанном, лишь только слова слетели с ее губ.

Ненадолго воцарилось молчание.

– Путь… судьбы, – задумчиво повторил он. Вероятно, на случай, если она в первый раз не заметила, как нелепо это звучит.

Ну почему у него так ярко сверкают глаза?

Неужели он бросает ей вызов? Создается впечатление, что он знает, какова она на самом деле под налетом чопорности, и намерен, во что бы то ни стало, заставить ее показать свое истинное «я».

Феба отметила, что сцепила руки за спиной. Зачем? Схватила одной рукой другую, чтобы не коснуться его? Нет, она все же не настолько безрассудна. С другой стороны, она еще никогда не подвергалась столь сильному искушению. У него невероятные, колдовские глаза.

«Детская игра», – сказал он. Феба это хорошо запомнила. – «Мне не нужен ее поцелуй». Эти слова назойливо повторялись в ее мозгу. «Детская игра, детская игра, детская игра».

Детская игра? Ну, это мы еще посмотрим, лорд Драйден.

Маркиз почувствовал перемену в ее настроении. И сразу снова напустил на себя официальный вид.

– Школа имеет отличную репутацию, мисс Вейл. И щедрого мецената в лице мистера Джосайи Редмонда.

– И мистера Джейкоба Эверси.

Патриархи Пеннироял-Грин не имели ничего против школы – уважаемой, с хорошей репутацией и опытным педагогическим составом, – в которой учились девочки, отцы которых имели титулы и политические связи.

Феба пошла дальше, маркиз за ней, и наконец они дошли до конца коридора. Дверь одной из классных комнат была распахнута настежь, оттуда доносились запахи льняного масла и лимона. Вероятно, прислуга только что закончила уборку помещения и ушла. Маркиз с любопытством заглянул в класс. Едва ли ему мог не понравится вид блестящего деревянного пола, рядов чистых полированных столов и стульев и высоких сводчатых окон, через которые лился солнечный свет. Вдоль одной из стен стояли книжные шкафы. На учительском столе красовался огромный глобус. Большой камин был холоден и чисто вычищен.

В комнате никого не было. Ученицы разъехались на каникулы.

Феба топталась позади маркиза, застывшего на пороге класса. Казалось, он размышлял, стоит ли заходить внутрь.

В этот момент ее сердце тревожно забилось.

Если он собирается выиграть пари, то это прекрасное место для попытки. А если она собирается высказать свою точку зрения… это место тоже подойдет.

Время тянулось мучительно медленно. Феба слышала только стук собственного сердца.

Она смотрела на ноги маркиза. Вот наконец он решился и медленно вошел в класс.

В начищенных сапогах он твердо ступал по деревянному полу. Маркиз остановился в потоке света из первого окна. Солнце высветило рыжие проблески в темных волосах – словно тлеющие угли в черной золе. В уголках его глаз притаились морщинки.

«Он предназначен для меня».

Мысль появилась из ниоткуда и потрясла Фебу до глубины души. Она удивленно покосилась на своего спутника. Никогда в жизни ее не беспокоили подобные мысли. Сердце тоскливо заныло. Ей показалось, что она давно знает этого человека, все его достоинства и недостатки, фобии, ошибки и страсти. Мысль была, мягко говоря, неожиданной.

Наверное, всему виной это необычайное освещение.

Как только он выйдет из потока солнечного света, все снова будет в порядке.

Маркиз не смотрел на Фебу. Теперь его заинтересовал вид из окна – пологие зеленые холмы, деревья, быстро теряющие листву. Осень решительно вступала в свои права. Из этих окон моря не было видно. В любом случае вид из окна не мог повлиять на его решение. Критиковать здесь было нечего.

Тем не менее он стоял, смотрел. И молчал.

Быть может, он хочет своим молчанием заманить ее в комнату?

Ей придется принять решение.

К немалому удивлению, Феба обнаружила, что решение пришло само собой. Казалось, ноги сами несли ее в класс. Кровь шумела в ушах.

Маркиз отвернулся от окна и взглянул на нее. Их глаза встретились.

Тишина была такой абсолютной, что казалось оглушительной.

Значит, сейчас он ее поцелует? Интересно, как целуют за десять фунтов? Наверняка он должен хотя бы подойти поближе, чтобы обнять ее…

Ну сколько же можно ждать! Она не вынесет напряжения!

– Что ж, у меня нет никаких возражений, – сказал наконец он. – Я буду рекомендовать брату отдать дочь в вашу школу.

И это все?

– Очень рада это слышать, лорд Драйден. – Напряжение, волнение, гордость, странное тоскливое томление… все это напрасно.

Странно, но маркиз, казалось, был доволен. Его губы снова сложились в улыбку. Фебе нравилось, как улыбка его преображала. Ей нравилось, когда он на нее так смотрел. В какой-то момент Фебе показалось, что он… смутился? Ей была известна разница между растерянностью и робостью, безразличием и занятостью. И хотя этот мужчина, безусловно, знал свое место – в своей семье, в обществе и в мире, здесь он чувствовал себя неуютно.

Интересно почему?

Возможно, он все же готовился поцеловать школьную учительницу, хотя не имел никакого желания это делать, и не был заинтересован в получении жалких десяти фунтов.

Жалких для него.

Ну хватит, она больше этого не вынесет.

– Ладно, лорд Драйден, может быть, вы наконец покончите с этим?

Улыбка исчезла.

– Простите, я не понимаю.

– Вы собираетесь поцеловать меня или нет?

Маркиз остолбенел. Судя по охватившему его смятению, он был совершенно сбит с толку. Он открыл рот, снова закрыл, через несколько секунд открыл снова.

И потряс головой.

– Простите… Почему вы думаете… Я не понимаю…

Драйден от растерянности запинался, наверное, впервые в жизни.

– Мы здесь одни. У вас репутация человека, легко заключающего пари и всегда их выигрывающего. И кроме того, я слышала, как ваш друг предлагал вам это пари. Кажется, ставка была десять фунтов? Очень выгодно. Представляете? Вы сможете купить за эти деньги один палец одной перчатки.

Эмоции на его лице быстро сменяли друг друга. Сначала смущение, затем осознание, ужас, раздражение, похотливое любопытство…

И наконец вполне веселое признание поражения.

– Ну если все известно, это уже совсем неинтересно.

Фебе было что ему сказать. И она точно знала, чего говорить не стоит.

– Вы уверены, что совсем?

Все-таки она это произнесла.

Молчание. И затем:

– Мисс Вейл…

– Да?

– Вы со мной флиртуете?

– А вы сильно удивитесь, если я скажу «да»?

– Ну…

Феба невесело усмехнулась.

– Потому что я простушка и у меня даже мыслей таких быть не может, и потому что вам известно только одно правило игры – вы наступаете, а девушка капитулирует. Неужели вы еще не устали от этого? Всегда все одно и то же!

Она всплеснула руками, глядя на маркиза с насмешливой серьезностью.

Маркиз явно не знал, что сказать.

– Да… нет… то есть вы не простушка…

Джулиан не знал, так ли это, но слово уже вырвалось. Хотя в подобных обстоятельствах это было лучшее, что он смог сказать. Девушка действительно была красива, ему следовало это заметить.

– Знаю. Мое лицо красиво. Мне об этом говорили. Достаточно часто, чтобы я запомнила. – Феба развеселилась.

Шокированный Джулиан внезапно осознал, что девчонка играет с ним.

Он постарался успокоиться. Он не мог вспомнить, когда в последний раз вынужден был сделать над собой усилие, чтобы успокоиться. Иногда он задавал себе вопрос, насколько его репутация отличается от той, которую он хотел бы иметь.

Девушка мыслила быстро – это ему нравилось. Ума ей хватало. Остроумия тоже. Еще заметив ее в магазине, он почувствовал исходящую от нее энергию, но тогда решил, что это было страстное желание получить шляпку, с которой, он заметил, она не сводила глаз.

Он не хотел ее целовать.

Так ли это?

А ведь эта девчонка считала его в действительности абсолютно никчемным. Слабым. По иронии судьбы именно слабость была роскошью, которой он никогда не мог себе позволить. И, черт побери, он ведь на самом деле изучал лицо Фебы и старался не дать ей это заметить.

В солнечном свете, льющемся из высоких окон… что ж, сравнение с драгоценным жемчугом не было бы неточным. Она излучала здоровье, желание и… жизнь. Она вся светилась жизненной энергией.

– Ваше лицо не кажется мне непривлекательным, – наконец произнес Драйден.

– Неужели! Лицемерие вам не к лицу.

Джулиан почувствовал, что улыбается. Причем помимо воли.

– Должен ли я извиниться за всех представителей своего пола за неоднократное повторение одного и того же комплимента? Разве было бы лучше не слышать комплиментов вообще?

– Когда много раз слышишь одно и то же, трудно не прийти к заключению, что это единственное твое достоинство.

Ее голос звучал весело. Словно ей было все равно. Джулиан никогда раньше не встречал женщины, имеющей такое железное самообладание. Хотя, конечно, она имела отличную практику, руководя неуправляемыми девицами. Маркиз им не конкурент.

– Могу только выразить искреннее сожаление. Не все мы, увы, поэты. Мы считаем, что женщинам нравятся комплименты их красоте, и выполняем свой долг. Считайте, что ваши поклонники настолько потрясены вашей прелестной внешностью, что не могут думать ни о чем другом.

– Прекрасная теория! Я ее непременно обдумаю.

– А вашим глазам досталось должная порция комплиментов?

– Вы хотите сказать комплимент моим глазам?

– Я не осмеливаюсь. Вы сочтете мои слова недостаточно красочными, и я буду выглядеть глупцом.