Под неровным светом полускрытой облаками луны они свернули на узкую, прячущуюся в тени сосен аллею, которую стало видно только под фонарями, висевшими на углах кареты. Проехав мимо сосен, карета оказалась возле весьма нелепого и какого-то неуклюжего здания из оштукатуренного камня с бревенчатыми вставками. На первый взгляд его можно было принять за коттедж, однако внушительный размер строения предполагал нечто большее.

За занавесками в окнах нигде не горел свет. Казалось, что передняя дверь крепко заперта, а ночную тишину нарушают лишь стрекот кузнечиков, уханье сов да тихий шум ветра. Остановив карету, Колин спрыгнул на землю и быстро обошел экипаж, чтобы помочь Холли выйти из него.

— Где мы? — спросила она. — Что это за место?

— Это охотничий домик моего отца на краю Девона, — объяснил граф.

— Стало быть, мы уже близко от вашей усадьбы?

— В зависимости от погоды осталось ехать всего два-три часа, — пояснил он. А потом, словно прочитав ее мысли, добавил: — Я подумал, что вам следует отдохнуть после долгого путешествия. Здесь никто не живет, кроме семейной пары, которая следит за домом и землями. Ночью мы будем тут в безопасности, а наутро отправимся в Бриарвью.

Заглянув на заднее сиденье, Колин открыл свой саквояж и вытащил оттуда связку ключей. А потом взял Холли за руку и помог ей подняться на несколько ступенек, ведущих к передней двери.

В доме стоял тяжелый запах кожи, книг и табака — чисто мужская смесь, которая позволила Холли предположить, что хозяин жилища не привечает здесь дам. Призрачные чехлы накрывали мебель. Колин стянул один из них с небольшого диванчика.

— Садитесь! — не терпящим возражений тоном скомандовал он.

Его большие руки легли на ее плечи, и Холли мгновенно ощутила их тепло.

— Устраивайтесь поудобнее, — добавил Колин, направляясь к двери. — Пойду вниз, к Фулсомам, чтобы сообщить им о нашем приезде. Уверен, что миссис Фулсом сумеет приготовить нам что- нибудь поесть.

— Скажите ей, чтобы она особенно не беспокоилась.

Оглядываясь по сторонам, Холли пришла к выводу, что находится в гостиной. Постепенно привыкая к полумраку, она стала различать очертания каких-то странных фигур — экзотических и ошеломляющих, которых не увидишь ни в одной цивилизованной гостиной. Тиканье каминных часов заставило ее обратить внимание сначала на конусообразную морду, а затем — на широко расставленные рога и пустые, стеклянные глаза на голове оленя. Холли вздрогнула, когда смогла разглядеть чучела остальных животных, устремивших на нее стеклянные взоры из темноты. Заяц, енот, гусь и — о! — даже волк, которого поставили таким образом, будто он подкрадывается к добыче.

Дрожа от возмущения, Холли забилась глубже в подушки. Всех этих великолепных животных убили, превратили в чучела и установили здесь не для того, чтобы прокормить семью, а чтобы польстить гордости единственного человека. Холли снова посмотрела на голову оленя, и перед ее глазами замелькали недавние картины. Синяк на руке герцогини… Покрытые шрамами руки Брайса… Бравада Сабрины… Робость Джеффри…

Мятеж Колина, направленный сначала против отца, а потом — против королевы. Сердце Холли тревожно заныло, когда в безжизненных и пустых глазах чучел животных она смогла разглядеть правду.

Холли хотела было встать, но тут же упала назад на подушки — резкая боль снова пронзила ее бедро. Тогда она ухватилась за подлокотник дивана и, втянув в себя воздух, сделала еще одну попытку подняться. Стараясь не замечать приступов боли, она, покачиваясь, прошла через холл к передней двери. Холли уже успела схватиться за щеколду и собиралась широко распахнуть дверь, как вдруг ее остановил голос, раздавшийся у нее за спиной:

— Лошадей отвели в конюшню, а миссис Фулсом разогревает для нас мясной пирог. И куда же, интересно, вы собрались?

Колин медленно подошел к ней.

— Фулсомы заслуживают доверия, к тому же никто здесь вас не узнает. Стало быть, и сплетничать будет некому.

— Да мне на это наплевать… Это место… Тут ужасно. Тут…

Холли крепко сжала губы.

— Это логово моего отца, — спокойно проговорил Колин, — но сейчас его здесь нет. Так что он нас не побеспокоит.

— Господи, Колин! — прошептала Холли. — Он очень плохой человек, ведь правда? И он издевался над… всеми вами.

Колин оставался невозмутимым, но, судя по тому, как затрепетали его ноздри и сжались челюсти, она попала в точку. До этого мгновения Холли надеялась, что ошибается в своих предположениях, но теперь она поняла, что была права. И все, что касалось этой противоречивой семьи, обрело смысл. Ее сердце сжалось от боли, когда она увидела, что Колин на мгновение опустил голову и закрыл глаза. Но на вид он оставался решительным и сильным, и только сейчас Холли осознала, чего ему стоило нести на своих плечах этот нелегкий груз ответственности за семью, которую он сохранял долгие годы со свойственной ему отвагой.

Без сомнения, даже Саймон де Бург, его лучший друг, не знал этих интимных и чудовищных тайн из жизни Эшуортов. Наверняка, если бы ему что-то было известно, об этом узнала бы и Айви, но она никогда даже словом об этом не обмолвилась.

При мысли о молчаливых страданиях Колина Холли бросилась к нему с распростертыми объятиями.

— Мне жаль… — прошептала она. — Мне так жаль…

— Нет.

Колин поднял руки словно для того, чтобы остановить ее, но вместо этого они обхватили ее.

Ища у нее поддержки, он ткнулся лбом в ее плечо, прижался лицом к изгибу ее шеи. Его губы — влажные, дрожащие — прикасались к ее коже.

— Он никого не любит, — тихо проговорил Колин. — Ни свою жену. Ни детей. Его волнует только его чертово, злобное «я». — Его руки скользнули вверх, на ее плечи, а когда он поднял голову, его глаза были наполнены жгучей сердитой болью раненого волка. — Но как ты узнала? Помнится, я говорил тебе о том, что отец ударил меня, но отцы и сыновья, нередко наносят друг другу удары в определенные моменты жизни.

— Я много увидела и услышала за последние несколько дней. А потом — вот это.

Она ткнула пальцем в сторону мрачной гостиной Тадцеуса Эшуорта.

Подойдя к двери в гостиную, Колин поднял руку и облокотился ею о дверной косяк.

— Мой отец — большой охотник и опытный стрелок. Последние два короля каждый год приглашали его на охоту в свои королевские леса. Конечно, сейчас многое изменилось. Королева не устраивает охотничьи вечера, как это было в давние дни. Поэтому у отца и возникла необходимость развлекать себя как-то иначе.

Холли подошла к нему.

— Жеребец… Так он из-за этого подарил его Виктории — чтобы подлизаться к ней?

— Он взял то, что ему не принадлежит, то, чего он не понял бы никогда, даже если бы потратил на это всю свою негодную жизнь. И он просто так отдал жеребца, как будто тот — пустое, ничего не означающее место.

— А ты не мог просто пойти к Виктории и?..

— И что? — с такой страстью в голосе отозвался Колин, что она подскочила на месте. — Что я сказал бы ей? Что этот жеребец — кстати, вовсе не чистокровной породы, несмотря на его внешность, — обладает такими качествами, которые никто, даже я, не в состоянии понять и оценить? И чтобы из-за этого она вернула его мне?

Плечи Холли опустились, подбородок упал.

— Нет, не думаю, что она приняла бы такое объяснение, — призналась она.

— И вот теперь он пропал… — Отпустив дверной косяк, Колин провел пальцами обеих рук по волосам. — Он пропал, и я, черт возьми, понятия не имею о том, как вернуть его.

— Извини… — прошептала Холли. Ее голос был едва слышен, потому что она боялась сказать правду. — Это моя вина… Если бы я не стала преследовать тебя…

— Нет. — Повернувшись к Холли, он обнял ее и привлек к себе. — Ты ни в чем не виновата, ты же не могла знать, что так получится. Надо было мне набраться смелости и признаться тебе во всем еще в Мастерфилд-Парке.

— Так почему ты этого не сделал? Ты никогда не доверял мне? Я знаю, что даже не нравилась тебе, как нравятся, например, мои сестры!

От его сардонической усмешки все ее тело содрогнулось.

— Ты так считаешь? — спросил Колин.

— Нет, я в этом уверена, потому что это правда. И не надо щадить мои чувства.

Его сильные руки крепче сжали ее, а потом его рука обхватила ее лицо.

— Если я чего и хотел, так это избавить тебя от моей семьи, от моего отца-изверга. Неужели ты думаешь, что я позволил бы ему приблизиться к тебе, обращаться с тобой так же, как со всеми нами? Господи, да я бы скорее умер! Но сначала увидел бы мертвым его.

Сердце Холли гулко застучало у нее в груди, ее глаза и горло наполнились слезами.

— Так ты меня защищал? — спросила она. — С того самого времени, когда я решила, что ты ко мне равнодушен?

Колин крепче прижал ее к себе, его пальцы зарылись в ее волосы, из которых он вынул все шпильки.

— Как будто мужчина может остаться равнодушным к такой женщине, как ты, — прошептал он. — К смелой, отважной женщине, которая отрицает условности и смотрит жизни в лицо, высоко подняв голову, ездит верхом в мужском седле и носит в сумочке пистолет.

— Между прочим, выслеживать тебя я отправилась в дамском седле, — всхлипнув, напомнила ему Холли.

— Ну да, так ты и поступила и все же сумела нагнать меня. Ты — настоящий отважный воин, — вымолвил Колин.

Мир замер, когда он наклонил к ней голову. От запаха, исходящего от Колина, голова у Холли пошла кругом, его жар согревал ее.

Наклонившись, он подхватил ее под колени и рывком поднял на руки. Холли обнимала его за шею, их губы слились в поцелуе, а языки переплелись, когда Колин понес ее вверх по лестнице.

Мысленно сопротивляясь доводам своего разума, Колин преодолел последнюю ступеньку с Холли на руках. В этом доме у него не было собственной спальни, поэтому он понес ее в комнату для гостей, в которой останавливался, когда раньше бывал здесь. Кровать, занавешенная пологом из тяжелой парчи и накрытая мягким шелком, походила на ночную долину, утопавшую в листве и задрапированную виноградниками.

Но Колин прошел мимо нее и остановился только около окна.

Поставив Холли на пол и поддерживая ее за талию одной рукой, другой он шире распахнул шторы. Неровный свет луны, то и дело пропадающей под облаками, позолотил ее молочную кожу, а ее глаза стали напоминать изумрудные звезды. Ох, эти глаза…

Сияющие от чувств, говорящие ему о тех дарах, которые он так мечтает получить.

Внизу Колин был почти готов открыться ей, признаться, что любит ее, любит с самого первого дня их знакомства. И теперь, видя, что Холли мерцает, как богиня Луны, ее губы приоткрыты, а глаза с такой доверчивостью смотрят на него, он опять едва не произнес слов любви.

Увы… Вместо этого Колин лишь тяжело вздохнул и убрал с ее лица выбившиеся из прически кудряшки.

— Господи, как ты прекрасна! — выдохнул он.

Он снова поцеловал ее, и его язык проник в теплую сладость ее рта, когда ее губы приоткрылись под его натиском. Подгоняемый страстью, которая так давно рвалась наружу, Колин стал поглаживать все ее тело, искал самые женственные его части, изучал каждый изгиб, каждую линию, скрытые одеждой, а она, тяжело дыша, так и льнула к нему. Он взвесил в ладонях ее груди, ласкал ее бедра, живот, ягодицы. Дрожа, но ни на миг не забывая о том, что в этом месте нельзя терять ни минуты, и чувствуя, как кровь закипает в его жилах, Колин подхватил ее юбки со шлейфом и приподнял их.

Холли пробормотала что-то невнятное, и его руки замерли, а сердце неистово заколотилось в грудной клетке. Но потом непонятное слово снова сорвалось с ее губ, и он понял, что она сказала: «Да». Холли крепче обняла его.

Колин снова подхватил ее на руки. На этот раз он подошел к кровати и бросил ее в море лунного света, разлившееся на покрывале. Склонившись над ней, он взял ее лицо в ладони и прижался губами к ее нежной шее, однако то и дело прерывал поцелуй, чтобы снова и снова повторять ее имя.

Тело Колина ответило на порыв страсти, и его плоти стало совсем тесно в панталонах. Рванув пуговицы на ее жакете для верховой езды, Колин развел его полы в стороны и уткнулся лицом в ее лиф, зарываясь носом и губами в солоноватую плоть. Пряный, острый аромат ее тела кружил ему голову, заставлял его стонать от наслаждения. Колин сорвал с себя камзол. Следом за ним последовал и галстук. Затем, не замечая завязок, он снял через голову рубашку и отбросил ее в сторону.

Усадив и Холли, Колин стал расстегивать пуговицы на спинке ее платья. Вскоре оно присоединилось к куче одежды на полу. Холли потянулась к шнуркам, удерживающим ее юбку.

Голос разума пытался образумить Колина, и он остановил ее, взяв ее за руки.

— Ты должна сказать, чтобы я катился к дьяволу, — хрипло прошептал он.