Наклонившись, герцогиня прошептала Холли на ухо:

— Он ни на минуту не отошел от тебя. Ни разу! Он ужасно волновался, но теперь все хорошо. Похоже, ты смогла бы пережить и не такое.

— Нет, бабушка, все совсем не хорошо, — возразил Колин. И повторил: — Совсем…

Возвращение Колина с небес на землю напомнило Холли о множестве неприятностей, все еще поджидавших их. Жеребец пропал. В них стреляли. А теперь еще и банда разгневанных деревенских жителей жаждет, чтобы Эшуорты заплатили за все беды, свалившиеся на Бриарвью, потому что эти люди уверены, что всему виной — семья Колина. Глаза Холли широко распахнулись. Ведь он еще об этом не знает.

— Все произошло не случайно, — заговорила она. — Была причина…

— Я должен был предупредить тебя о том, что мост старый и ненадежный, — перебил ее Колин.

Его глаза потемнели от вспыхнувшего и нараставшего в нем гнева, только Холли пока не могла понять, на кого он больше сердится — на нее или на себя самого.

Она покачала головой.

— Мистер Хокли рассказал мне о реке, — вспомнила она. — И я знала, что уходить на другой берег опасно.

— Но тогда скажи, что заставило тебя в такую погоду совершить столь опасный поступок? — Выражение его лица стало столь суровым, что Холли откинулась на подушки. — Почему ты ступила на этот старый мост? Что произошло?

Сам того не замечая, Колин стал поглаживать ее ладонь кончиками пальцев, и несколько мгновений она не могла сосредоточиться больше ни на чем. Воспоминание о том, как его губы прижимаются к ее губам, всколыхнулось в ее памяти, но это был не нежный поцелуй, а поцелуй отчаяния, смятения. Холли вспомнила острую боль в легких, невозможность сделать хотя бы маленький вздох… Она была так близка к смерти…

И это Колин вдохнул в нее жизнь. Там, на берегу реки, он вернул ее в мир живых. Это он вытащил ее из небытия, когда она уже почти была готова сдаться, окончательно уйдя под воду. Но он властно потребовал, чтобы она вернулась… как воин требует отдать то, что принадлежит ему.

Ее глаза наполнились слезами благодарности и благоговения, которые обожгли их, и у нее перехватило горло. С трудом сглотнув, Холли сжала ему руку.

— Я вышла, чтобы пройтись по вересковой пустоши… — начала она свой рассказ. — Там я увидела тебя — как ты едешь верхом на Кордельере среди диких лошадей… Я зашла слишком далеко и потеряла дом из виду. Когда я пыталась найти дорогу назад, я натолкнулась на группу деревенских. Одетые в какие-то лохмотья, они были очень… разгневаны. И говорили о том, что надо смело постучать в вашу дверь и потребовать ответов на вопросы о жеребце. Увидев меня, они вспомнили, что накануне я вместе с тобой проезжала по деревне. Они стали преследовать меня…

Холли замолчала, когда ее вновь охватил приступ паники. Она задрожала. Колин потер ее руки между ладонями, его бабушка похлопала ее по спине.

— Будь они прокляты! — Черты его лица ожесточились. — Ничего у них из этого не выйдет. Но как тебе удалось убежать от них?

— Мне и не удалось… Но появился… еще кто-то. Джентльмен, судя по одежде.

Колин крепче сжал ее руки.

— Что ты имеешь в виду? Как это — появился?

— Не знаю. Я не видела, откуда он пришел, и я никогда прежде не встречала этого человека. Во всяком случае, мне так кажется. Это он приказал деревенским остановиться и не преследовать меня.

— А с тобой он говорил? — хмурясь, спросила герцогиня. — Он как-то представился?

Холли покачала головой.

— Видите ли, я не стала мешкать и ждать, пока он подойдет ко мне, — ответила она. — Что-то в нем…

— Что? Говори!

Колин взял ее рукой за подбородок и посмотрел ей прямо в глаза. Его сдержанная уверенность, казалось, проникла в нее, придала ей сил.

— Он напугал меня, — ровным и спокойным тоном промолвила Холли. — Эти выстрелы на дороге за день до этого…

— Выстрелы? — Герцогиня встревожено посмотрела на внука. — Колин, ты об этом не говорил.

— Сейчас не время, бабушка. Что еще, Холли?

— Вспомни ночь на балу.

— Человек, напавший на тебя в коридоре…

— Боже правый!

Холли взяла герцогиню за руку.

— Все в порядке, ваша светлость, — проговорила она. — Тогда тоже ничего особо страшного не произошло. Но теперь я хотела бы знать… — Снова повернувшись к Колину, она серьезно посмотрела ему в глаза. — Не может ли этот незнакомец быть тем самым человеком, и нет ли связи между этими инцидентами?


Чтобы успокоиться, Колин решил проехаться на Кордельере до конца подъездной аллеи. Конечно, такое короткое расстояние можно было бы пройти и пешком, но ему хотелось почувствовать то ощущение властности, которое появлялось у него, когда он садился верхом на коня.

А учитывая сложившуюся ситуацию, он должен воспользоваться каждым преимуществом.

Группа представителей деревни — человек двенадцать или около того — стояла возле ворот. Они собрались почти час назад, но Колин решил отложить разговор с ними, пока у него не появилось уверенности в том, что с Холли все в порядке и что последствия несчастного случая больше не беспокоят ее.

Не успел он проехать и половины нужного расстояния, как до него донеслись их раздраженные голоса. Колин резко посмотрел на них, думая о том, есть ли среди них те, кто преследовал Холли. Если только он узнает, что хоть кто-то из них…

Утренний дождь прекратился, но свинцовые облака и влажный ветер говорили о том, что непогода вот-вот вернется. Колин молил Бога о том, чтобы ненастье погнало людей по домам и чтобы они остались там подольше. Однако пока что ему не везло. Колин собрался с мыслями, когда Кордельер был уже совсем рядом с воротами.

— Что же это такое?

Эд Харпер, зеленщик, взмахнул в воздухе внушительным кулаком. Это он вчера одним из первых начал махать кулаками и кричать. Глядя на его бульдожью физиономию и массивные плечи, Колин прищурился. Описывая негодяев, собравшихся утром на берегу реки, она упомянула этого типа.

Кулаки Колина крепче сжали уздечку.

— Жеребец вернется в Бриарвью, — обратился он к собравшимся, перекрикивая шум ветра. — Даю вам слово.

— Это не ответ!

Харпер зашагал к нему, и Кордельер встал на дыбы.

— Два дня назад у меня сдох еще один ягненок.

Какой-то мужчина с желтоватой кожей пошел следом за Харпером, но говорил он далеко не так уверенно, как тот. Колин узнал в нем Джона Дарби, фермера-арендатора. Он мял свою шапку в руках и лишь на мгновение осмелился посмотреть в глаза Колина, а потом привычно, хоть, возможно, и неохотно склонил голову в знак уважения.

— Итого три ягненка за один месяц.

Колин вздернул вверх подбородок.

— Я съезжу посмотреть ваших овец, — сказал он. — Возможно, что-то не так с их пищей. А если овца ест нехорошую пищу, то это влияет на качество ее молока, что и может быть причиной смерти ягнят.

— Хотелось бы мне знать, что может быть не в порядке с пищей овец?

Сунув руки в карманы, Харпер ссутулился и стукнул каблуками о землю.

— Все дело в проклятии, — проговорил третий из группы деревенских. Кен Фаннинг, кузнец, обвел взором остальных собравшихся, ища их поддержки. — Мой сын едва не ослеп на прошлой неделе, когда заслонка кузнечного горна распахнулась, и оттуда вырвалось целое облако раскаленных углей.

При этих словах перед внутренним взором Колина запрыгали искры, в его воспоминаниях послышался вопль ужаса. В его жизни как-то раз тоже была неприятность с кузнечным горном, только тогда это была не случайность. Брайс сбежал от учителя латыни и с радостью помогал кузнецу в кузнице Мастерфилд-Парка, где его и нашел отец. Брайс всегда предпочитал физический труд умственному, но в тот день Тадцеус решил преподать сыну урок. Для того чтобы раз и навсегда отучить своего семилетнего сына прогуливать уроки, Тадцеус схватил его руки, вывернул их и держал над огнем до тех пор, пока кожа не начала лопаться и пузыриться… В результате этого на руках Брайса на всю жизнь остались шрамы, и они стали такими слабыми, что он не в состоянии справиться с норовистым чистокровным конем.

Закрыв на мгновение глаза, Колин отогнал от себя чудовищное воспоминание и с усилием сосредоточился на происходящем.

— Это несчастный случай, — сказал он Кену Фаннингу. — Кто-нибудь проверял задвижку? — Колин поднял голову, чтобы оглядеть всех собравшихся. — Такие случаи происходят в каждой деревне по всей Англии.

— Ничего подобного, не такие! — прокричал Харпер. Деревенские согласно закивали, стали поддерживать его. — Черт бы побрал вас, Эшуортов…

— Хватит, Эдвард!

Твердое и невозмутимое предостережение раздалось из-под широкополой круглой шляпы странствующего проповедника из северного Девоншира, который до этого мгновения стоял позади остальных бунтовщиков. Теперь этот человек направился вперед, раздвигая собравшихся руками. Еще никогда в жизни Колин не испытывал такого облегчения, какое испытал, увидев его. Если кто-то и может порушить стену суеверий, выросшую в головах этих людей, так это Дэниел Фэрмонт, мужчина того же возраста, что и Колин. Однако благодаря собственной хитрости он умудрялся выглядеть гораздо старше.

— Мистер Фэрмонт, полагаю, вы согласитесь со мной, что…

И тут проповедник сделал то, чего ни он, ни один из собравшихся у ворот людей не делали никогда в жизни: он перебил старшего сына своего покровителя.

— Лорд Дрейтон, что бы мы с вами сейчас ни сказали и в чем бы ни сошлись во мнении, все это будет весьма спорным утверждением. Потому что разум покинул земли Эшуорта в тот самый день, когда исчез жеребец.

— Вы хотите сказать, что болезни нашего скота, наводнения, порча урожая — все это результат утери разума?

Этот вопрос задал Фаннинг, кузнец, напомнив Колину о том, что независимо от профессии в этой части Англии все семьи занимались фермерством — возделывали свои клочки земли, ухаживали за небольшим стадом скота, пополняя семейный доход собственноручно произведенными продуктами и тканями. Бывали годы, когда от голода этих людей спасал только собственный урожай.

— Мы рискуем своей жизнью, своим благоденствием, пока вы, Эшуорты, развлекаетесь и жиреете.

Опять Харпер. У него были основания говорить такое, но именно поэтому Колин не мог себе позволить показать хоть малейшую слабину.

Его бабушка живет в этом доме, стоящем в конце подъездной аллеи, — его любимая бабушка, которая однажды выступила против собственного мужа и постоянно противостояла своему единственному сыну. Она сильная женщина, но сейчас ее силы на исходе. И она никогда не смогла бы противостоять банде головорезов, вооруженных молотками и вилами. А если терпение деревенских иссякнет — сохрани, Боже, — что будет с его бабушкой?

— Что скажете, милорд? — В нахальном голосе Харпера, который должен был бы звучать уважительно, зазвучали нотки сарказма. Без всякого видимого усилия он напряг мышцы рук, которые тут же проступили сквозь грубую шерстяную ткань рубахи. — Что же вы собираетесь делать?


— Я рада, что Колин захотел встретиться с деревенскими жителями.

Вдовствующая герцогиня отвернулась от окна, за которым развивались события. Стуча тростью по ковру, она с трудом подошла к кровати и осторожно опустилась на нее рядом с Холли. Холли потянулась, чтобы помочь ей, но герцогиня ласково взяла ее за руку.

— Мы с тобой можем познакомиться поближе, — промолвила она.

— Вы очень добры, ваша светлость.

В голосе Холли звучало неприкрытое удивление. Учитывая обстоятельства ее появления в доме Эшуортов, она вполне могла бы ожидать открытого неодобрения этой женщины. Но чтобы ее тут приветливо встретили, ухаживали за ней… Холли вспомнила, как другая герцогиня, мать Колина, носилась, как несушка, с Айви, когда та упала в обморок. Выходит, Эшуорты вовсе не лишены добросердечия, как может показаться с первого взгляда. Во всяком случае, их женщины демонстрировали непривычное великодушие. Даже Сабрина проявляла порой добросердечие. Но вот мужчины…

Они ставили в недоумение, особенно один из них. Холли знала, что Колин испытывает к ней нежные чувства, но при этом прекрасно понимала, что он не представляет, что нужно сделать для того, чтобы они были вместе. Он сдался без боя — так же, как деревенские покорно склонили головы перед неприятностями, считая, что корень зла в древнем проклятии. Неужели он не понимает, что такая его точка зрения саморазрушительна, как и у крестьян?

Холли попыталась отогнать от себя эти мысли, но тут же обнаружила, что именно об этом хотела с ней поговорить вдовствующая герцогиня.

— Мужчины так недальновидны. — Мария Эшуорт улыбнулась, отчего ее высокие скулы стали более различимы. — И порой они так ограниченны в понимании окружающего. Они хотят получать вопросы на любые ответы сразу — здесь и сейчас, и чтобы они были завернуты в аккуратные крохотные сверточки. Женщины, со своей стороны, более терпеливы. Мы должны такими быть. Мы терпим долгие часы родовых мук, годами воспитываем детей, то и дело жертвуем чем-то и надеемся на будущее. Мы обладаем особой властью, постичь которую мужчины не могут.