Юлия Климова - Очаровательный Синий Чулок

– Ксюша, – выдохнула Соня, позабыв о собственной роли. Спохватившись, она расправила плечи, вздернула подбородок, нахмурилась и двинулась вперед, словно танк на клумбу. – Ксюша, – произнесла она уже строго, – мне кажется, Хэллоуин давно прошел. У тебя фонарь? Выключи. Что ты здесь делаешь в таком виде?

Вопрос глупый, а ответ на него предсказуем до каждой запятой и точки, но привидение отреагировало весьма эмоционально: оно подпрыгнуло, заметалось, но вскоре замерло и поникло, шаркнув ножкой.

Покачав головой, Соня приблизилась и детально изучила разрисованную фломастером простынку, лохматую желтую мочалку, выполняющую, видимо, функцию волос, фривольный розовый бантик сбоку и черный шарф, волочащийся по полу.

– Я – мертвая Агнесса. Утопленница, – расстроенно выдало привидение и тяжело вздохнуло.

– Замечательно, – ответила Соня, приближая свечу к «несчастной».

– Много лет назад мой жених сбежал… то есть изменил мне… я пошла плакать на берег реки и…

– Сиганула в воду.

– Да. Потому что я больше никогда никого не полюбила бы, не вышла замуж, не родила детей.

– Жизнь лишилась смысла, – добавила Соня, сворачивая комедию. – А это что? – она указывала на шарф.

– Водоросли, – сокрушенно объяснило привидение и шмыгнуло носом. – Они тянут меня на дно.

– Понятно. Ксюша, неужели Ольга Федоровна не привыкла к твоим представлениям?

– Так я же каждый раз в новом образе… и близко не подхожу. А потом, очень важен эффект неожиданности. Да я и нечасто, раз в месяц. Она вообще-то на Марину думает, только не признается.

– Даже боюсь спросить, кем ты была в прошлый раз? – сказала Соня, старательно подбирая слова для развернутого нравоучения. Но ругать Ксюшу не хотелось. За что ругать-то, если этим вечером они обе побывали на одной сцене, только вот роли разные. У одной роль ненормальной гувернантки, а у второй – утопленницы Агнессы.

– А в прошлый раз, – стягивая простынку, похвалилась Ксюша, – я была Рузвельтом.

– Теодором или Франклином?

– А их два?

– Да.

– Вот гадство! – с чувством выдала Ксюша, тряхнув кудряшками. – А я-то не знала! Но в следующий раз я подготовлюсь получше…

– Следующего раза не будет, – строго проговорила Соня. – Вы, юная леди, сейчас немедленно отправитесь в постель спать. Надеюсь, возражений не последует? – Она приподняла правую бровь и заглянула в лицо юному дарованию.

– Не последует, – ответила Ксюша и, сунув простынку под мышку, поплелась к своей комнате. Но, сделав несколько шагов, не оборачиваясь, поинтересовалась: – А вы почему не спите и ходите по дому со свечой?

– А я охотник за привидениями, – усмехнулась Соня и тут же отругала себя за шутку и тон. Гувернантка-сухарь должна вести себя иначе.

– А-а-а, понятно, – протянула Ксюша равнодушно, казалось, ее ничего не удивило, и добавила: – Вам так хорошо с распущенными волосами.

Отпросившись у Сони буквально на пять минут, бросив рюкзак с учебниками и мешок со сменной обувью на пол, Ксюша пересекла гостиную и устремилась к кабинету. Глаза сияли, но выражение лица оставалось серьезным, словно предстояло решить наиважнейшее дело, отложить которое даже на полдня категорически нельзя.

– Папочка, папочка, папочка, – протараторила она, распахнув дверь, – обещай, что выполнишь одну мою малюсенькую просьбу.

Комлев перевел взгляд от экрана монитора на Ксюшу и на всякий случай сдвинул брови. Малышка называла его «папочкой», когда из обыкновенной девочки превращалась в Необыкновенную Подлизу, и, уж конечно, речь шла не о пустяке, и «малюсенькая просьба», скорее всего, была размером с небоскреб.

– Во-первых, доброе утро.

– Доброе, доброе…

– Во-вторых, ты не опоздаешь в школу?

– Нет, в запасе двадцать минут. У меня все под контролем.

– Не сомневаюсь.

– Так ты пообещаешь мне кое-что?

Откинувшись на спинку кресла и положив руки на подлокотники, Комлев кивнул на стул, приглашая Необыкновенную Подлизу к развернутому диалогу. Отвлекаться от работы не хотелось, но он уже давно взял за правило не откладывать подобные разговоры в долгий ящик, и не потому, что так велят основы воспитания подрастающего поколения, просто невнимание в данном случае может граничить с катастрофой. Ксюша непредсказуема, и в его интересах всегда знать, какие новые гениальные идеи крутятся юлой в ее кудрявой голове.

– Рассказывай, с чем пришла. Надеюсь, я не должен достать с неба Луну или отправить в Сибирь твою учительницу по физкультуре. Кажется, в прошлый раз, называя меня папочкой, ты просила именно это.

Ксюша хмыкнула, намекая, что это было давно, в ее далеком детстве, а теперь-то у нее более важные проблемы. Она села на стул, сложила руки на коленях и вздохнула с нотой глубокой печали.

– Если тебе не трудно… поклянись, пожалуйста, что ты не уволишь мою новую гувернантку. Софью Филипповну.

– А уже есть за что?

– Нет, ты меня не так понял!

Комлев помолчал, вспоминая ночную встречу, и спросил:

– Тогда с чего вдруг потребовалась такая страшная клятва?

– Ты увольняешь всех, не поговорив даже со мной. А я привыкаю, между прочим. Ирина Викторовна, например, была нормальной, и Яна Максимовна. То есть меня это тоже касается. Вот! – Ксюша поджала губы.

Она права. Процентов на семьдесят. Но оставались еще непростые тридцать. Иногда детям нужно объяснять собственные поступки, но не всегда получается. Софья Филипповна Одинцова… Почему эта девушка вызывает столько вопросов и почему Ксюша, зная ее считаные часы, уже пришла ее защищать? Защищать впрок. Зануда, сухарь – ребенок не может любить такую особу, она должна злить и раздражать. Но разве она злит и раздражает его? Нет. Да.

– Она тебе нравится?

– Ну да, – стараясь казаться равнодушной, ответила Ксюша. Будто речь шла не о конкретном человеке, а о вялой борьбе профсоюза с систематическими необоснованными увольнениями на ткацкой фабрике.

– Хорошо, обещаю, если возникнут какие-либо проблемы, то я заранее поговорю с тобой.

– Нет, ты уж, пожалуйста, поклянись, что не уволишь Софью Филипповну без моего согласия. – Она умоляюще сложила руки на груди.

«Софья Филипповна Одинцова», – Комлев проговорил имя медленно, отстраненно, прислушиваясь к своим чувствам, пытаясь спрогнозировать дальнейший ход событий. Он хорошо разбирался в людях, редко ошибался и быстро определял истинный характер того или иного человека. Он и сейчас хотел поставить «точный диагноз», но… не получалось. Видел перед собой не чопорную гувернантку, сошедшую со страниц пыльных книг, а бледную девушку в белой ночной рубашке со свечой в руке. Ее волосы цвета меда рассыпаны по плечам, взгляд растерянный. Какая-то неправильная картина, не та.

И кажется, он слишком много думает о Софье Одинцовой – ее место в детской, и хватит об этом.

– Ты опоздаешь в школу.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – затараторила Ксюша, изобразив на лице отчаяние.

– Я обещаю, что поговорю с тобой, если приму подобное решение.

– Нет, речь идет о моем согласии, – твердо возразила Ксюша.

– Предлагаю компромисс. – Комлев улыбнулся, стараясь смазать серьезность беседы. – Я приглашу тебя на переговоры, и мы подумаем вместе, как правильно поступить.

– Но мой-то голос будет решающим, да? – Она подалась вперед и тоже улыбнулась. Отвоевано уже много, осталось совсем чуть-чуть…

– Малявка, марш в школу, большего тебе от меня не получить! – Он усмехнулся и указал на настенные часы. – Двадцать минут истекли.

Ксюша кивнула, поднялась и бодро направилась к двери. «Отлично, отлично», – мысленно повторяла она, покидая кабинет. Софья Филипповна должна остаться во что бы то ни стало. Надолго. Очень надолго. И на это есть много причин – больших и маленьких. Но, пожалуй, главных всего две.

Первая – у новой гувернантки есть тайна, которую необходимо разгадать. «И не спрашивайте меня, откуда я знаю. Чувствую, и все!» Интересно, какие вещи она привезла вчера и почему ночью гуляла по дому? Со свечой в руке! Щеки Ксюши порозовели от волнения и смущения. Стыдно, стыдно совать нос в чужие дела, но иногда невозможно удержаться!

Вторая – сила притяжения. И знакомы-то они совсем недолго, а в душе какая-то сумятица, тянет на разные подвиги, и нет покоя. Будто невидимые разноцветные нитки оплели их обеих с ног до головы! Если по одной ниточке рвать, то вроде и ничего страшного… потихоньку-то… А если все разом попробовать? Невозможно! Ясно одно: Софья Филипповна не должна в один «прекрасный» день исчезнуть без следа, как это было с другими. Пусть она скучная и правильная, зато в ее глазах рыбки плавают – крохотные: красные, зеленые, голубые и желтые. А еще эти глаза иногда вспыхивают странным огнем, и у нее, у Ксю, желание узнать тайну прямо-таки выпрыгивает из груди! Да, она ненастоящая гувернантка, однако…

«Я бы смогла ей доверять», – подумала Ксюша, поднимая с пола рюкзак и мешок со сменкой.

– Поторопись, пожалуйста, – произнесла Софья Филипповна. – Я провожу тебя до машины.

– А я как раз хотела вас об этом попросить, – улыбнувшись, ответила Ксюша, а мысленно неожиданно добавила полюбившуюся фразу Маугли: «Мы с тобой одной крови, ты и я». Они же похожи, очень похожи, осталось только выяснить чем…

***

Переодевшись, немного изменив прическу, ровно в девять Соня подошла к кабинету Комлева. Пробежалась пальцами по застегнутым пуговицам белоснежной кофты, дотронулась до волос, не стянутых в тугой пучок, а собранных в «хвост», и осторожно постучала в дверь. Ксюша отправилась в школу и не могла видеть небольшие перемены во внешности своей гувернантки, зато эти перемены, являющиеся частью тактики и стратегии, должен был оценить господин Комлев. Соня пригладила длинную юбку, погасила огонь в глазах и сжала губы. Сейчас она походила не на черствую горбушку бородинского, а на замороженную ласточку, ожидающую весны. И это ее забавляло. Один маленький шажок от образа сухаря – и вот уже бурлит кровь, и сердце колотится гораздо быстрее. Терпеть, терпеть, не выдавать себя.

– Войдите, – раздался холодный и ровный голос Комлева.

Соня зашла и остановилась посреди кабинета.

– Доброе утро, – произнесла она.

– Доброе утро, присаживайтесь. – Он ткнул перьевой ручкой в никуда, что означало: «Устройтесь, где вам удобно». – Одну минутку.

Соня выбрала стул, стоящий метрах в двух от письменного стола, и села. «Пожалуй, я бы сейчас победила в конкурсе на самую прямую спину столетия», – подумала она, коротая обозначенную минуту за разглядыванием книг и папок на полках шкафа.

Комлев не торопился приступать к разговору и нарочно тянул время, дочитывая последнюю страницу никудышного договора. Ему не о чем, совершенно не о чем было разговаривать с Софьей Одинцовой (что она могла узнать за сутки о Ксю? О каких выводах может идти речь?), но ночью он поддался мгновенному порыву и теперь… не жалел об этом. Ощущение, будто упущено нечто важное, становилось острее, тяжелее, и покой в душу не приходил. Например, он не заметил, какие большие и глубокие глаза у новой гувернантки. Или заметил? Кажется, при первой встрече она показалась ему приятной. Один быстрый взгляд, и это не ускользнуло.

Комлев оторвался от бумаг и внимательно посмотрел на Соню. «Причесалась по-другому, – подумал он. – У нее густые вьющиеся волосы. Зачем их так стягивать? А Ксюша ее уже полюбила. За что?»

– Как вы устроились? – спросил он без тени заботы.

– Спасибо, хорошо.

«Спасибо, хорошо», – мысленно повторил он, продолжая разглядывать Соню. Он вдруг заметил, что на ее щеках вспыхнул румянец, и, сам не понимая почему, резко отвел взгляд.

– Как вам Ксюша? Мне кажется, вы уже нашли с ней общий язык.

– Да, она хорошая девочка. Талантливая и умная, но не всегда организованна.

«Надо же было указать хоть на один минус, – мысленно оправдала себя Соня. – А то господин Комлев посчитает меня квалифицированным льстецом».

– Она вчера мне все уши прожужжала про конкурс поделок, пожалуйста, помогите ей с этим. Ксюша мечтает о победе.

– Конечно, мы постараемся и сделаем хорошую поделку, – монотонно ответила Соня, подумав: «Кстати, плед с цветочками очень подходит». – Посмотрев на Комлева, она усмехнулась: «Что? Не клеится разговор?»

Но у нее и самой не клеилось что-то в душе. И смутилась она, как наивная девочка, вовсе не по собственному желанию. Близость этого человека отчего-то теперь давила, сбивала с толку и лишала сил. Словно ночью, при встрече, она случайно перешагнула невидимую черту, проведенную не для нее, а для него. Позабыв о сдержанности, Соня привычно тряхнула головой, желая избавиться от наваждения, и встретила внимательный взгляд Комлева. Несколько секунд они смотрели друг на друга, а затем он сказал: