Джоанна Линдсей - Очаруй меня

– И я должен поверить этому, как должен поверить тому, что вы с братом – не одного поля ягода. Не пытайтесь бессмыслицей подобного рода вызвать во мне жалость!

– Не думаю, что вы вообще знаете смысл слова «жалость»! – взорвалась Брук. – Возможно, ребенком вы пинали щенят. Уверяю вас, для меня вполне очевидно, что вы лишены благородства и доброты. И вовсе не нужно так усердно трудиться, чтобы убедить меня в этом!

Этим она заработала такой ледяной взгляд, что невольно вздрогнула. Вот тебе и доверительная беседа, и старания получше узнать друг друга, прежде чем они пойдут к алтарю. И, кстати, когда это будет? Они ограничены временем?

Брук не спросила и ничего больше ему не сказала. Она не доела печенье, оставив его на подносе. И сделала это по привычке делиться едой с Алфридой. Брук отнесла поднос к обеденному столу, но не ушла. У нее здесь было еще одно дело.

– Доктор оставил бинты? – спросила она, вновь подходя к кровати.

Доминик махнул рукой в сторону тумбочки. Она не заметила полочки под ним, но сейчас увидела высокую стопку белых тряпочек, разрезанных на длинные полосы.

Брук взяла одну и уставилась на его правое бедро, гадая, как перевязать рану, не подходя слишком близко. Вряд ли она сможет это сделать, потому что уже краснеет, чувствуя его пристальный взгляд.

Брук продолжала колебаться.

– Не стоит так на меня смотреть, – коротко бросила она.

– А вам не стоит указывать мне, что делать, а что – нет, – отпарировал он.

– Я бы ни за что не стала этого делать. «Не стоит» означает, что под вашим взглядом мне становится неловко.

– Понимать ли это так, что мне должно быть стыдно?

– Нет, я…

Она захлопнула рот. Он хотел ссоры, чтобы поскорее выгнать ее отсюда. Он по-прежнему пытается заставить ее отказаться за него выйти. Неужели так будет каждый раз, когда она соберется прийти сюда, чтобы ему помочь?

Может, так и есть. Может, он ненавидит мысль о том, что приходится принимать ее помощь, и потому так груб? Нет. У нее такое чувство, что вражда никогда не кончится. Даже когда он будет здоров…

Брук колебалась так долго, что Вулф вырвал у нее бинт. Когда он стал обертывать полосой ткани свое мускулистое бедро, она облегченно вздохнула.

– Осторожнее, не сотрите мазь, – предупредила она. – Фрида советует оставлять раны открытыми, не перевязывать их. Тогда они заживают быстрее. А у меня есть еще одна трава, которая ускорит исцеление. Но пока инфекция не побеждена полностью, вам нужно бинтовать рану.

– Все, что угодно, лишь бы скорее встать на ноги, – пробормотал он без всяких интонаций. Она глянула на него. Хотя лоб Доминика был сухим, сам он по-прежнему оставался бледным. Видимо, к концу дня он устал.

Когда Вулф завязывал конец бинта, Брук постучала по столику пузырьком с зельем:

– Можете глотнуть этого, когда решите заснуть. Это не даст вам проснуться от боли. Крепкий сон – лучшее лекарство. Или можете выпить еще виски, что даст тот же самый эффект. Только не смешивайте одно с другим.

– Почему?

– От этого у вас появятся бородавки, – улыбнулась Брук, давая знать, что шутит. Он насупился, очевидно, ничуть не развеселившись, поэтому она добавила: – Просто утром может кружиться голова и будет тошнить.

– Забирайте свое лекарство. Не доверяю зельям, которых не прописал доктор.

Очевидно, он имел в виду, что не доверяет ей. Она не оскорбилась. Смысла не было.

Брук взяла пузырек и предупредила:

– Утром я приду, чтобы снова наложить мазь. Приготовьте горячую воду. Горячий компресс вас успокоит.

С этими словами она направилась к двери, не ожидая благодарности. Которой так и не получила. Все отношения выяснены. Обе стороны находятся в состоянии войны. По крайней мере, он так считает. Ей всего лишь нужно быть стойкой, терпеливой и стрелять только мягкими пулями.

Поэтому она вынудила себя пожелать ему спокойной ночи и закрыла за собой дверь, не дожидаясь очередной гадости в ответ.

Брук открыла глаза, увидела, что лежит в большой полутемной комнате, и сначала не поняла, где находится. Испуганно вскочила и огляделась, но тут же снова легла на мягкие подушки, вспомнив, что приехала в Йоркшир, в дом очень озлобленного, очень угрюмого и очень красивого мужчины, которому предназначено стать ее мужем. Она потянулась к карманным часам на тумбочке и увидела, что уже половина девятого. Она проспала!

Прошлой ночью, вернувшись в свою комнату, Брук глотнула сонного отвара, от которого отказался волк, и когда он не подействовал достаточно быстро, сделала еще глоток, побоявшись, что вряд ли заснет – из-за смежной двери, ведущей из его комнаты в ее. Из-за того, что хотя сама она не могла ее открыть, ее могли открыть с другой стороны.

Брук поняла, что Алфрида уже приходила ее проведать. На умывальнике стоял кувшин с все еще теплой водой, хотя шторы на окнах были сдвинуты. Брук раздвинула их и улыбнулась парку за окном. Вид был прекрасным, особенно при солнечном свете. Если она сможет найти книгу, приятно будет почитать на воздухе, сидя на скамеечке.

В ее комнате имелась высокая книжная полка, но она была пуста, как и вся другая мебель до того, как она разложила вещи. Судя по обстановке, раньше здесь жила женщина. На большой кровати с четырьмя столбиками лежало белое, обшитое оборками покрывало с узором из розовых цветов. Ковер тоже был розовым, но более темного оттенка, обои – сиреневыми с розовым, цветочный рисунок на них был немного другим. У окон стояли козетка и удобное на вид кресло с обивкой из сиреневой парчи, прошитой серебряной нитью, между ними располагался низкий стол с изысканной резьбой.

Брук положила туалетные принадлежности и шкатулку с драгоценностями на подзеркальник. Маленький письменный стол был пока пуст и останется таким, поскольку у нее не было ни чернил, ни бумаги, хотя, возможно, стоит поискать и то, и другое в деревне Россдейл. Пусть мать узнает, как она здесь веселится!

Брук наскоро оделась, что было очень легко делать при нынешней моде. Волосы связала на затылке белой лентой в тон платью. Она привыкла ходить с такой прической куда чаще, чем с той, которую Алфрида сделала ей вчера вечером.

Вероятно, волк ждал ее, но она вовсе не спешила снова войти в его комнату и сначала спустилась вниз. По пути на конюшню проходя через кухню, Брук схватила две колбаски – одну для себя, другую для Растона, и еще две морковки – на случай, если жеребца Доминика вновь одолеет любопытство.

Когда она помахала в воздухе колбаской, Растон спустился с потолка. Он вышел вместе с Брук в заднюю дверь и мгновенно проглотил угощение. Девушка подняла его и в ожидании, пока Ребел заметит ее у разделявшей пастбища ограды, стала гладить.

Жеребец Доминика порысил к ней и, как ни в чем не бывало, потянулся к морковке. Трудно было поверить, что он так свиреп, как утверждал Гейбриел. Но подошедшая Ребел даже не взглянула на предложенную Брук морковь, поскольку была слишком занята, поднимая хвост и кокетливо размахивая им перед мордой жеребца, стоявшего всего лишь в футе от нее.

О господи… Ребел определенно дает знать, кого именно предпочитает. И хотя Брук с радостью бы свела ее с черным жеребцом, у нее было такое чувство, что Доминик будет возражать против этого, как возражает против всего, что она предлагает. Кроме того, вопрос слишком деликатен, чтобы обсуждать его с Домиником до свадьбы. Но потом, если будет потом…

А может и не быть. Он вполне способен поддаться ярости и вышвырнуть ее из дома. Но это может случиться только в минуту слепой ярости. Он не отдаст все, что для него дорого, лишь бы избавиться от нее. Для этого у него достаточно здравого смысла. Именно поэтому он так рассержен и делает все, чтобы вынудить ее уехать.

Сколько времени у него есть, чтобы выиграть эту битву? Имеются ли какие-то временные ограничения, в пределах которых он обязан жениться? Ее семья уж точно прислала ее, не тратя времени. Следует спросить Вулфа, и может быть, не стоит заставлять его ждать.

С этой мыслью Брук поспешила в дом и взбежала по лестнице. Пес Доминика сидел у двери в ожидании, пока его впустят. Удивительно, что на двери не было царапин, хотя его явно не всегда впускали сразу. Очевидно, у животного терпения больше, чем у нее.

Брук громко постучала. Пес тут же на нее зарычал.

Брук опустила глаза, увидела, что он обнюхивает ее руку, и широко улыбнулась:

– Учуял Растона, верно? Ты должен привыкнуть к его запаху, если мы с тобой собираемся дружить.

В следующую секунду дверь широко открылась.

– Могу я сказать, леди Уитворт, что сегодня вы божественно выглядите? – Стоявший на пороге Гейбриел коротко улыбнулся.

Она не ответила. Пространный комплимент ее смутил, потому что она вообще не привыкла ни к каким комплиментам.

В комнате снова было полно слуг Доминика. Даже камердинер высунул голову из другой двери, чтобы приветливо поздороваться.

Улыбнувшись, Брук подошла к кровати. Доминик все еще был в ночной сорочке, и на этот раз обе его ноги были прикрыты простыней.

– Здесь всегда так много людей? – осведомилась она.

Его золотистые глаза смотрели на нее в упор. Он опять хмурился. И все же удостоил ее ответом:

– Один – для того, чтобы помогать и приносить все необходимое, еще один никак не оставит в покое мою одежду, а третий заявился, чтобы действовать мне на нервы.

Ее жизнерадостная улыбка исчезла, хотя решимость осталась.

– Если вы имеете в виду меня…

– Я имел в виду Гейбриела, но вы определенно входите в ту же категорию.

– Некоторые вещи не требуют повторения, – подчеркнула она. – Я вполне осведомлена о ваших чувствах, как и вы – о моих. Неплохо бы заключить перемирие.

– Пообещайте, что уедете до свадьбы, и перемирие тут же наступит.

Может, следует сделать вид, что она согласна, и посмотреть, какой он, когда не рычит и не хмурится? Нет, она не осмелится дать ему надежду, чтобы тут же ее разрушить.

Брук подошла к кровати и вынула из кармана маленькие ножницы.

– Посмотрим, уменьшилось ли воспаление.

– Я чувствую себя лучше, – промямлил он.

– Неужели? Но мазь все равно нужно продолжать накладывать, если только не произошло чудесного исцеления.

Бросив ему в лицо его же слова, которыми он вчера пытался ее прогнать, Брук сообразила, что совершила не самый мудрый поступок. Поэтому она подавила подступающий гнев и вымучила еще одну – абсолютно фальшивую – улыбку.

Но Доминик, не глядя на нее, поднял простыню, закрывавшую его правую ногу, и прежде чем она успела подойти с ножницами, принялся снимать бинт. Значит, он ощутил ее гнев? Да будет так. Скрывать ярость каждый раз, когда она к нему подходит, – верный рецепт будущего взрыва.

– Смотрю, ваша рана подсохла, – объявила Брук, взглянув на рану. – Еще три раза наложить сегодня мазь и…

– Три! – разозлился он. – Можете рассказать, как делается мазь, и я буду накладывать ее сам.

– Я бы так и сделала, но переизбыток травы слишком быстро уберет воспаление и слишком широко раскроет рану, а недостаток – вообще не поможет.

Это была наглая ложь, и следовало бы в этом признаться.

Нет. Не стоит. Пусть он хочет видеть ее как можно реже, но если они просто станут считать дни до свадьбы, сидя в отдельных комнатах, к лучшему ничего не изменится. Кроме того, чтобы ее тактика сработала, нужно по-прежнему ему помогать. И перестать реагировать на его оскорбления.

– Есть горячая вода для быстрого компресса? – спросила Брук.

– Вода подогревается уже два часа. Когда что-то требуете, приходите, чтобы это получить, вовремя.

Она проигнорировала грубость и отправилась за водой в ванную.

– В комнате немного жарко из-за камина, верно? – бросила она ему вопрос, скрывшись за дверью.

На самом деле жарко не было. Брук открыла окно, опустила маленькое полотенце в ведро с горячей водой и кинула его в чистую чашу, чтобы отнести к постели Доминика. Там она выжала полотенце и положила его на рану. Оно уже не было таким горячим, чтобы обжечь, но он этого не знал, и когда Брук прижала ткань к его бедру, зарычал на всю комнату. Брук приподняла брови и получила за это злобный взгляд.

Для того, чтобы отвлечь его, она спросила первое, что пришло на ум:

– Как скоро мы должны пожениться?

– Слишком скоро.

– Может, пока обойтись помолвкой?

– Нет. Принц очень непостоянен. Он может в любую минуту передумать, поэтому на важные дела, которые хочет непременно завершить, вводит временные ограничения. Он задумал вытянуть денежки из этого абсурдного соглашения, потому что пока не может заплатить долги. Думает, что один из нас откажется, а он запустит лапы в чьи-то сундуки. Ему не терпится скорее обогатиться, так что если мы не поженимся в назначенное им время, он добьется своего. Первое оглашение произошло вчера во время воскресной службы. Посланник позаботился об этом перед отъездом.