Джоанна Линдсей - Очаруй меня

Доминик собирался полностью выполнить условия сделки, которую она предложила, но только сейчас вдруг понял, что не желает этого делать. Но тут кто-то преградил ему дорогу. Когда Доминик увидел, кто это, все, что он чувствовал к Брук в день ее прибытия, вернулось с новой силой.

У него на пути стоял принц-регент с тремя переминавшимися сзади прихлебателями. Он выглядел истинным денди в атласном фраке цвета шартрёз, иначе говоря желто-зеленом, с чрезвычайно широкими лацканами и модных белых брюках. Судя по необычайной длине, брюки, очевидно, ввел в моду добрый друг регента Бо Браммел, и только поэтому принц их надел. Впрочем, большинство лондонцев копировали уникальный стиль Браммела. Даже кружевной галстук регента, скорее всего, был созданием Браммела: пышный и очень высокий, вероятно, чтобы скрыть двойной подбородок владельца. Но принцу уже около пятидесяти и никакие модные костюмы не могут замаскировать последствия распутной жизни.

Доминик знал, что принц, возможно, появится сегодня на балу, но втайне надеялся, что этого не произойдет. Но Принни, как называли его друзья, очевидно, уже был в бальном зале до приезда Доминика и Брук. Просто был окружен льстивыми подданными и стоял в другом углу. Жаль. Если бы Доминика предупредили заранее, у него было бы время справиться с собой и скрыть свои истинные чувства.

– Мне не говорили, что она красавица, – заметил принц, глядя мимо Доминика на Брук. – Вы должны быть довольны, – улыбнулся он Доминику.

– Но вам вряд ли интересно, доволен я или нет, ваше высочество, – ответил Доминик так холодно, что регент несколько занервничал.

– По крайней мере, вы согласились выполнить приказ. Продолжайте в том же духе.

Небольшая компания отправилась дальше обходить зал. Доминик не шевелился, борясь с эмоциями, которые могли привести его к виселице. Подумать только, что его жизнь изменилась так разительно только потому, что этот человек не мог жить на состояние, выделяемое парламентом! Он растратил все и влез в долги, за которые обычного человека давно бы упекли в долговую тюрьму.

Доминик оглянулся, желая убедиться, что регент не направляется к Брук. Слава богу, нет. Один взгляд на нее помог ему избавиться от ярости. Какая ирония! Она обычно вызывала эту ярость, но только не сегодня.

Он снова зашагал к Шарлотте Уорд. Доминик слышал, что она снова вышла замуж, практически сразу после их короткого, длившегося всего неделю романа, но просто не мог вспомнить имя ее мужа. Шарлотта была исключительно хороша собой – блондинка с голубыми глазами, но все же она не удержала его надолго. По его мнению, ее настроения были слишком изменчивы, а сама она – чересчур прилипчива. Или такой была Мелисса? Слишком много любовниц, по этой причине он стал несколько пресыщенным.

– Шарлотта! – воскликнул он, подходя к ней, и вежливо целуя кончики ее пальцев. – Не окажете мне честь? – Он показал на толпу танцующих.

Она ответила сияющей улыбкой, но не успели они закружиться в вальсе, как она вскинула брови и капризно заметила:

– У вас ушло слишком много времени на то, чтобы вернуться ко мне после Присциллы. Понять не могу, что вы в ней нашли… кстати, она здесь.

– Не заметил, – произнес Доминик и даже не попытался разыскать взглядом Присциллу Хейли. Зачем ему это, если требуется вся его сила воли, чтобы снова не взглянуть в сторону Брук – затем, чтобы проверить, видит ли она его, танцующим с Шарлоттой.

– И не делайте вид, что вас занимаю только я, да еще когда ваша невеста выглядит так ослепительно!

Это было правдой. Никто в подметки не годится Брук Уитворт. Если он собирается найти новую любовницу, трудно будет объяснить ей, почему он предпочитает кого-то собственной жене.

– Все очень сложно, брак по расчету, можно сказать, – объяснил он уклончиво.

– Так вы собираетесь весело проводить вашу холостяцкую жизнь! – рассмеялась Шарлотта, очевидно, готовая снова начать их роман. Но он предпочел другой курс.

– Собственно говоря, мне нужно одолжение… – объяснил Доминик. – И помните, что мы расстались друзьями.

Она сделала вид, будто надулась.

– Я притворялась! Мое сердце было разбито!

Он едва сдержал смех:

– Именно потому вы так быстро вышли замуж?

Она усмехнулась и небрежно махнула рукой:

– Он невероятно богат. Как я могла отказать?

– Поскольку вы больше не вдова, боюсь, между нами ничего не может быть.

– Неужели у вас еще осталась какая-то совесть? – И тут же вздохнула: – Прекрасно, какое одолжение, дорогой, я могу для вас сделать?

– Дайте мне пощечину и примите при этом разъяренный вид.

Шарлотта снова рассмеялась, вынудив его прибавить «пожалуйста».

– Вы это серьезно? Но зачем вам это?

– Как я сказал, это сложно, – ответил он. – Но если ваше сердце действительно было разбито, когда мы попрощались, значит, месть несколько запоздала, не так ли?

– Ну, раз вы смотрите на это с такой точки зрения… – пожала она плечами и звонко ударила его ладонью по щеке.

Брук так и не дождалась ответа от матери. К ним почти сразу подошли две лондонских подруги Харриет, желающие, чтобы их представили, и тут же стали задавать неудобные, коварные вопросы, очевидно, с целью что-то выведать. Брук не знала их, не хотела знать и уж точно не собиралась объяснять, как получилось, что она помолвлена с человеком, пытавшимся убить ее брата. Харриет тоже избегала объяснений, хотя старалась не выглядеть неучтивой.

Вернувшийся Доминик снова повел ее танцевать, чтобы закончить танцевальный сет, поскольку партнерша его покинула. Брук трясло от раздражения. Она пыталась себя убедить, что зла на мать, а вовсе не потому, что Доминик только что сделал этой женщине непристойное предложение.

– Надеюсь, вам больно, – бросила она, не глядя на него. Боялась, что уничтожит его взглядом. И не хотела, чтобы он знал, что она изнемогает от злости.

– Из-за чего?

Брук про себя застонала, но тут же ответила:

– Потому что потерпели неудачу, конечно.

– А я думал, что вы заняты беседой с матерью, – беззаботно произнес Доминик. – Так что не предполагал, что вы это увидите.

– Все, вероятно, видели это или, по крайней мере, слышали. И у моей матери здесь слишком много друзей, так что мы едва перемолвились словом. И уж точно это не отвлекло меня от счастья быть свидетелем вашего успеха или отсутствия такового. Хотелось бы знать, что такого вы сказали этой женщине, что она публично вас оскорбила?

Он равнодушно пожал плечами.

– Все очевидно. Либо на предложение отвечают согласием, либо нет.

– И как часто вам дают пощечины?

– Нечасто.

Брук снова покачала головой.

– Так я не получу новых чистокровок! Может, попытаетесь вести себя более утонченно? Потанцевать с ними несколько раз, получить возможность узнать их получше, если, конечно, вы еще их не знаете.

– Я просто хотел вам угодить, поскольку вы ее выбрали. У нас с Шарлоттой есть своя история. На самом деле, здесь много моих бывших… приятельниц. Но если не считать их, тут много и женщин, с которыми я еще не знаком… если желаете, чтобы я продолжил.

Она не желала, но не могла сказать этого, поэтому вынудила себя кивнуть. Ему, похоже, был безразличен ее выбор, и все же прошлой ночью ее предложение о сделке быстро превратило самые неприятные его подозрения в повод для смеха. Да и сейчас он продолжал развлекаться. А Брук предпочла бы, чтобы Доминик развлекался, пусть и за ее счет, и даже после свадьбы. И определенно не хотела видеть его холодным и отчужденным. И она все еще надеялась, что свадьба что-то между ними изменит.

«Подумай о лошадях, – посоветовала она себе, – думай только о лошадях».

Он снова оставил ее с матерью, прежде чем отправился на поиски другой леди, с которой хотел потанцевать. Брук злобно уставилась ему в спину, а затем начала мысленно себя пинать. Он только что показал ей выход из абсурдной сделки, а она не воспользовалась возможностью! Что это с ней творится?

Впрочем, рано или поздно Доминик все равно ей изменит, не так ли? Потому что она не смогла сделать так, чтобы он ее полюбил. Поэтому пора перестать стараться. И не стоит так… так злиться.

– Мы можем поговорить, – предложила Харриет. – Нам лучше выйти на террасу, где мы будем одни.

Брук отвела глаза от Доминика и попыталась рассмотреть в толпе подруг мать, а затем последовала за Харриет на террасу.

– Я думала, ты совсем не знаешь Доминика Вулфа, – обвиняющее произнесла она.

– Я не помню нашей встречи много лет назад, но тот юнец – ничто по сравнению с мужчиной, которым он стал. Знай я его, не была бы так расстроена…

– Не изображай чувства, которых у тебя нет, мама, – холодно перебила ее Брук. – И что ты здесь делаешь?

Харриет поежилась, а затем вздохнула:

– У твоего отца дела в Лондоне. Думаю, мы пробудем здесь всего несколько дней. Томас предложил мне поехать на бал, выяснить, как свет относится к новости о вынужденной свадьбе. Он хотел, чтобы я заверила людей, что мы счастливы выполнить требование регента отдать тебя Доминику. Почему вы еще не женаты?

– Доминик был тяжело ранен на последней дуэли, и поэтому свадьбу отложили.

– Он быстро поправляется, не так ли? – заметила Харриет, глянув в сторону бального зала. – Твоя работа?

– Ты знаешь, что я знакома с целительными травами? – удивилась Брук.

– Конечно. Пусть ты не была со мной откровенной все эти годы, зато твоя горничная ничего не скрывала.

– Почему же ты никогда не просила нас облегчить боли твоего мужа?

– Потому что твой отец ничего хорошего от тебя не заслужил… или ты любишь его лишь за то, что он твой отец?

– Шутишь? Для меня он всего лишь человек, изредка присутствующий в доме, где я жила. Человек, которого я старалась избегать. Какие у меня были причины любить его?

– Совершенно верно.

– Но ты любишь его, несмотря на его безразличие и жестокость, – подчеркнула Брук.

Она считала себя вправе осуждать мать и не скрывать это. Правда, Брук не упомянула о том, что не имела причин любить и Харриет.

Но мать снова удивила ее, спросив:

– Что заставляет тебя думать, будто я когда-нибудь его любила? Признаюсь, что надеялась полюбить, когда была молода. Но ничего не вышло. Я приспособилась, научилась обходить его приступы ярости и внушила ему, что так же зла и бесчувственна, как он. Жаль, что в мире есть люди, подобные Томасу, неспособные получать и отдавать любовь. Надеюсь, лорд Вулф не такой.

Нет, Доминик не такой. Он любит свою семью, готов рискнуть жизнью, чтобы отомстить за любимую сестру, помчался в Лондон, узнав о болезни матери. Если бы он испытывал к Брук хотя бы толику таких чувств, как к родным, она, возможно, была бы счастлива.

Но вслух Брук это не сказала.

– Он хороший человек, любит родных и друзей, – произнесла она.

– Когда же свадьба? – улыбнулась Харриет.

– В воскресенье.

– Мне можно прийти?

Брук покачала головой.

– Не стоит. Он и его мать ненавидят Уитвортов. Можешь поблагодарить за это своего сына.

– Значит, тебя тоже ненавидят? – нахмурилась Харриет.

– Как же еще ко мне можно относиться, если сестра Доминика забеременела от моего брата? Роберт посмеялся, когда она все ему рассказала. Посмеялся! Она из-за этого покончила с собой.

– Какой… какой кошмар!

Лицо Харриет было таким печальным, что Брук невольно спросила:

– Ты действительно не знала?

– Не знала. И не думаю, что знал твой отец. В прошлом году нам стало известно о другой молодой леди, отец которой пришел требовать, чтобы Роберт на ней женился. Но Томас не хотел этого брака и сумел купить молчание ее родителей, прежде чем разразился скандал. Насколько я поняла, девушку убедили поехать за границу и там родить. Я надеялась, что ребенка отдадут нам, но Томас этого не пожелал. Возмутительно, что его отдадут незнакомым людям, и я так и не узнаю своего внука.

Брук потеряла дар речи. Сколько еще бастардов ее брата появилось на свет, прежде чем Томас попытался положить этому конец? Он запретил Роберту совращать невинных дебютанток, но не наложил никаких ограничений, касавшихся остальных женщин Англии.

Но тут Харриет рассерженно воскликнула:

– Если он ослушался отца, непременно будут последствия!

Брук уставилась на мать, не совсем понимая, что она имеет в виду. Но вдруг догадалась, что речь идет о сестре Доминика.

– Какие последствия?

– Томас обещал лишить его наследства.

Брук с трудом сдержала смех, но все же саркастически бросила: