Надо сказать, что с возрастом сливаться со средой становилось всё сложнее. В двадцать Аня специально одевалась, чтобы все увидели — «она в красном». К тридцати — пришлось, наоборот, приобрести специальные джинсы, куртку и очки, чтобы сливаться с пейзажем.

Иногда талант увлекаться людьми удавалось сублимировать в шопинг. Но тут зажигалка не работала! Пришлось искать дополнительное противоядие. Оно нашлось. Так же случайно, как и зажигалка. Однажды, купив очередной килограмм косметики, она зашла выпить кофе в примагазинной кофейне. Там было красиво. Девушки на потолке, стены красные, музыка такая витиеватая и официантки в брюках и платьях. Окна занавешены, чтобы никто не стремился отсюда уйти. Принесли горячий шоколад с имбирем. Надо было восстанавливать нервную энергию, которая тратится пропорционально весу покупаемой косметики. А еще надо было принять решение, покупать или нет те полкило, которые она отложила в магазине. Подруга еще блуждала среди баночек с женским покоем (на 5-10 минут, потом смыть теплой водой) и счастьем, что целый мир работает на твою красоту. Шоколад выпит. «Моцарт» съеден. Очень вкусным оказался здесь ее любимый торт. И чтобы удержаться и не повторить порцию очень вкусных калорий, Аня стала рассматривать салфетки — на столике больше ничего не было. Тут раздался звонок, и надо было срочно куда-то записать телефон. Записала на салфетке. Подруги всё не было. Аня начала рисовать на салфетке и неожиданно пришла мысль, что килограмма ей на сегодня вполне достаточно. И те полкило, что отложены, такие же лишние сегодня, как и второй «Моцарт». В общем, эту волшебную салфетку она прихватила с собой. Но свободное место на салфетке быстро закончилось! Тогда она купила блокнот. Маленький, карманный, с горчичными страничками, в котором очень приятно писать.

И появился ритуал: увидев вещичку, она садилась в кафе и под кофе начинала что-то писать про эту штучку, и — о чудо! Страстное желание обладать ею улетучивалось, как яркость аромата остывающего кофе. Но иногда желание не исписывалось в блокноте, и тогда приходилось идти и покупать вероломные туфли, или сумку, или духи. Потребление косметики уменьшилось с килограммов до полукилограммов, снизилось и количество единиц приобретаемых вещей. Зато выросло количество страниц потребляемой бумаги. «Раз закон сохранения энергии или материи работает, — решила Аня, — значит, всё идет правильно».


Да, вы уже поняли, что Анюта была из странной категории провинциальных охотниц за брендами. Почему-то она не могла купить просто телефон. Телефон должен был не только звонить, но вызывать экстаз от взгляда на него, причем и у хозяйки, и у окружающих. Но особенно у хозяйки. И вот наступил момент, когда жизнь оказалась завалена брендовым барахлом. По брови завалена. И пустяк, если бы это понимали только окружающие. Самое неприятное, что это стало Аниным устойчивым внутренним ощущением. Трагедия? Упаси Бог! Фарс. Просто фарс. Из которого, при соответствующей литобработке, может получиться вполне приличная комедия.

Так вот. Вернемся к сейчас. Конвертируемые шмотки Аня взяла, а денег наличных решила избежать. Карточку банковскую с более круглой (даже по московским меркам) суммой она, конечно, прихватила. Но еще дома отнесла ее к категории «НЗ», что значило: «ни за что!», «не замужем», «не заводись», «не Зина», «не зачет», «не звезди!» и, наконец, «неприкосновенный запас». Решено было выживать без нее.

А без вещей Анька (за фамильярность она нас простит — уточнили на берегу) выжить не могла. К вещам у нее всегда была особая страсть. И тайна была в этих отношениях. Анька любила не просто брендовые вещи, а вещи брендовые с недостатками.


«Они почему-то вызывают особую теплоту. И не потому, что чаще всего их продают со скидкой. Хотя и это приятно. Вот зонт. Он один из трех одинаковых. И вдруг — царапина на ручке … можно взять другой — идеальный, с точки зрения продавца, но… Недостаток — понятие относительное, а брак — это неспособность увидеть в предмете изюминку. «Я помню все твои трещинки…» Так и у вещей: индивидуальность, единственность, особость — тоже в «трещинках». Не бывает одинаковых трещинок, поэтому не будет второго такого же зонта ни у кого. Так с помощью предметов находит внешнее проявление наше внутренне ощущение своей единственности.

И я уже люблю эту-это-этот-эти (сумку, пальто, зонт, палантин, телефон, очки…) … и больше всего люблю в ней-нём-них — ну, конечно, — трещинки.

А еще для меня есть два самых стильных ответа на вопрос: «А Вы знаете?»

Первый: «Да, конечно.». Именно с точкой до кавычек. Спокойная завершенная уверенная интонация. «Знаю об этом со времен потопа» или «Знаю, был лично знаком с Понтием Пилатом, Иудой — и могу дать экспертную оценку событий в «Мастере и Маргарите». Кстати, в портрете Воланда Михаил Афанасьевич допустил одну неточность. Ну, да Бог с ней». Или точка чуть скромнее: «Знаю, читал в оригинале. О точности перевода, правда, можно поспорить». И процитировать на французском, или английском, или простом китайском («Маленького принца», «Гамлета» или «Книгу перемен»).

Второй вариант ответа — «Нет, не знаю…». И многоточие. Гвинет Пэлтроу не смотрит голливудские блокбастеры. Владимир Ленин не знал, кто такая Джоконда. При этом ни ей в стиле, ни ему в умении привлекать инвестиции не отказать. С легкостью уметь отвечать «Да» и «Нет» — это очень стильно. А с улыбкой признаться, что чего-то не знаешь, — для этого надо быть, как минимум, уверенным в себе человеком.

Да, я люблю вещи с недостатками. И людей с недостатками. Я люблю недостатки. Кроме, пожалуй, плохих зубов и кружек с отбитыми краями. Это не стильно. И уверенности не придает. Ни их обладателям, ни окружающим».


Это было последнее, что попало в багаж, — карманный блокнот с горчичными страничками. Что-то вроде дневника, только не событий, а мыслей. Такое, в смысле мысли, случается даже у любительниц брендов и почти блондинок. «Хороший, кажется, получился текстик, — думала после точки Аня, — надо бы попробовать… пристроить его куда-то, что ли… Вдруг получится?»

II

Ура! Первые диалоги!

В Москве у неформатной Золушки жили друзья. Несколько. И не первый год жили. Они всегда ждали и звали. Но о приезде им сказано не было. «Возможно, чуть позже?» — так думала Аня, делая первые шаги по московской земле. В джинсах, кроссовках и очках. Сейчас они были лишними. Это не про вещи. Да простят друзья такие мысли в отношении них. Сейчас Аня была в другой Москве, не в той, где жили они. Добрые и хорошие. Они ее любят. Приютят. Согреют. Только этого тепла ей сейчас не требовалось. Совсем. Почему? Хороший вопрос! Только ответа на него искать не хотелось.

Мечталось побороть привычку «туго заплетать косички». Как в анекдоте с девочкой, которая постоянно улыбалась. И год, и два, и семь. Оказалось, что ей просто косички туго заплетали все семь лет. Так и с Аней. Люди привыкли видеть ее постоянно улыбающейся. Это очень помогало, и в работе тоже. Людям комфортно и спокойно, когда им улыбаются. Поэтому серьезное выражение Аниного лица вводило окружающих в состояние ступора. Внушало тревогу, что случилось страшное. А если еще и непоправимое? И с надеждой ее спрашивали:

— Что у тебя случилось, Ань?

— Ничего.

Надежда, что страшное касается только Ани, не оправдывалась. Тогда в вопросе уже слышался испуг:

— Тогда почему у тебя такое лицо?

— А! Просто косички сегодня не туго заплела. Ну, понимаете, волосы устают, если их постоянно туго заплетать, — Аня пыталась изобразить улыбку, — волосы, говорю, устают.

— Какие косички, Ань! Я тебя сроду с косичками не видел, — человек искренне недоумевал и еще сильнее пугался, что от него что-то скрывают.

— Зеркало есть? — Аню ситуация забавляла всё сильнее.

— Нет, а что? — человек запутывался окончательно.

— Хотела убедиться: неужели нет косичек? Потому что я-то чувствую, что они есть! И хронически туго заплетены, представляешь?

— Издеваешься?

— Есть маленько, ты прости, — она брала собеседника под руку. — Настроение неважное сегодня. А в остальном — всё хорошо. И миру ничто не угрожает.

— А косички-то при чем?

— А косички, они всегда в тему! Ты это учти и запомни, — она хлопала по плечу и отпускала собеседника самостоятельно додумывать проблему до конца.


Делая первые шаги по московской земле, Аня радовалась, что не чувствует косичек. И их отсутствие никого не напрягает.

Сейчас было утро. И предстояло много дел. План действий минимум: устроиться на работу (не факт, что удастся быстро пристроить привезенные текстики), чтобы не продавать вещи и не доставать «НЗ». После работы найти фитнес-зал, который окажется по карману. План действий максимум — это минимум плюс вспомнить о душе и обходить стороной ЦУМ на Петровке, Столешников и еще несколько переулков. «Клянусь, клянусь, клянусь!» — Аня забыла, какую руку надо поднять, поэтому подняла обе. Чтобы точно не забыть клятву, на левой руке был поставлен крестик.

Мысли про работу не были шуткой или выдумкой. Ехала Аня подготовленной. Нашла через Интернет людей. Точнее, одного человека. Ее звали Майя. Майя состояла на госслужбе. В мэрии московской. Не начальство, но чиновник средней руки, который еще не забыл о проблемах простых людей, и помнил, что для счастья им нужны как минимум две вещи: хлеб и что-то от Армани, — а полное счастье начинается с трех предметов: хлеб и что-то от Армани и Прада.

Аня с Майей сначала здорово болтали в аське, потом с тем же удовольствием продолжили болтать по телефону. И Аня поняла, что у нее появилась подруга новой генерации. Их связывает непонятно что. Точнее понятно — ничего их не связывает кроме удивительно сходного по составу словарного запаса, одинакового способа построения фраз, усталости от накопленной успешности. Или неуспешности? Вот-вот! И этот знак вопроса их тоже связывал. В общем, они, одинаково прикалываясь, ныли и хотели что-то изменить в своей жизни. Но в одиночку было страшновато, поэтому решено было объединиться. Они обсуждали шмотки и книги, фильмы и концерты. Ближний Анин круг отодвинулся куда-то на периферию. Возникло непреодолимое желание выпить кофе лично, а не синхронно заочно. И тут Аню шарахнула мысль о заваленности жизни брендовым барахлом. А с кем поделиться? Ну не с теми же, кто физически рядом, учитывая, что они и сами такие же захламленные. Лучше уж с такой же захламленной, но физически далекой подругой. Если что — поставила в игнор и живи спокойно дальше. И пар выпущен, и круг общения в общем не пострадал.

Вот и поделилась Аня с Майей. А та почему-то поняла, хотя пару минут назад обе пели оду брючкам от Армани. А тут, оказывается, у обеих в душе — тоска… по юбкам. Шутка. Накопилась усталость от формы. Зарабатываешь деньги — тратишь. Обсуждаешь, как потратила. Думаешь, на что еще хочешь потратить. Опять зарабатываешь. Иногда идешь не в модное кафе или ресторан, а на концерт. И на концерте почти слезы. Потому что восторг в душе случается неожиданно. Аня делилась с новой Интернет-подружкой:

— Случайно послушала Берлиоза. Какая-то струна зазвучала внутри. Хотя меня в детстве не тренировали слушать классику. Спасибо школе, после которой я знала, что эту фамилию можно найти у Булгакова. А тут — такой однофамилец! Знаешь, Май, чего-то захотелось захотеть. Но не успела понять, чего именно, — после концерта зашли в сушечную, выпили сливового и съели роллов — тут же забыла про Берлиоза.

— У меня было то же самое! — с неожиданной экспрессией в голосе «зазвучала» Майя. — Только здесь в Москве, на концерте Башмета. И потом тоже в сушечную ходили!

— Майя, так я тоже не самого Берлиоза слушала! Получается, на нас с тобой Башмет одинаковое действие оказывает! Или роллы со сливовым? Май, вот почему мы не можем только о музыке поговорить? Почему тут же обязательно гастрономическая тема возникает?

И так было постоянно. Только промелькнет что-то в душе — как комфорт и модная привычность возникают и возвращают к себе. «Лучшее — враг хорошего», — этим удавалось девочкам себя успокаивать всегда.

Был такой случай. У Ани появился очередной мальчик. Относился к ней с пылом-жаром. Но, поскольку он «пока никто и звать никак», считать его родным хотелось, но не моглось. А циничного и состоятельного любителя комфорта, который поддерживал в отношениях постоянную температуру 36,6, хотелось не считать родным, но не получалось. Пылкость мальчика была такой притягательной, что решено было выяснить отношения с мистером Комфортом.

— Знаешь, я, кажется, влюбилась. В не тебя, — сказала Аня одним комфортным вечером.

— Да-а?! И где ты с ним была? — он оторвал глаза от плазмы и хотел поставить стакан с виски на пол, но вместо этого добавил еще напитка, льда, отхлебнул и обратно откинулся на диван. Полулежал и, не отрываясь, смотрел на Аню. Злости во взгляде не было. Было умиление.