И вот он предстал перед Амритой собственной персоной, уставился и забавляется в предвкушении продолжения разговора.

— Вы кто? — удивилась она.

Ровер загоготал и на весь ресторан возопил:

— Нет, вы слышали? Этот цыпленок задает такой идиотский вопрос! Может, кто-нибудь из здесь присутствующих возьмет на себя труд просветить ее?

Приятельницы Амриты украдкой толкали ее под локоть. Прийя, сидевшая к ней ближе всех, чувствительно пнула ее ногу под столом и прошептала:

— Сиди смирно и не вздумай ничего отвечать, иначе нам всем не поздоровится.

Амрита продолжала смотреть на мужчину. Он поставил колено на подлокотник ее кресла и протянул руки. За соседними столиками нервно похихикивали, но никто не говорил ни слова. Ровер наклонялся все ниже и наконец взял ее за подбородок.

— Чтоб ты знала, милочка, я — мечта каждой женщины, — с вызовом сообщил он, совсем уже бесстыдно приблизив свое лицо к ее лицу.

— Это кто так считает? — не выдержала Амрита.

— Это я так считаю, — последовал ответ, и он грубо впился в ее губы. У нее закружилась голова, а он все не мог оторваться. Когда он наконец завершил поцелуй, она тяжело дышала и была вся пунцовая от стыда.

— Ну как, убедил?

Минута прошла в полнейшей тишине, потом все вернулись к прерванным делам, разговорам, так, словно ничего не произошло. Но на следующий день все модельное агентство обсуждало только одно: Сангита Сингх жаждет крови.

* * *

— Это правда? — звонок Карана разбудил ее. Амрита, еще не проснувшись, раздраженно переспросила:

— Что — правда?

— Этот чертов Ровер? Ублюдок! Я убью его. Подонок. Не вздумай с ним связываться! — Амрита резко села. Но Каран тут был ни при чем. С кухни доносился очень знакомый аромат.

— Подожди минутку, — попросила она в трубку и бросилась на кухню.

— Доброе утро, куколка! Какая ты хорошенькая сегодня! — радостно проворковала Минкс. — Завтракать будешь? Я тут подумала, что ты наверняка скучаешь по маминым алу-парантхам.[12] Я ей позвонила, и она мне дала рецепт их приготовления.

Амрита в бешенстве выскочила из кухни, схватила телефонную трубку:

— Я не могу сейчас говорить, угадай с трех раз, почему.

— Только не говори, что этот сукин сын сейчас у тебя, — ответно вызверился Каран. — Иначе я уже выезжаю.

Амрита горько усмехнулась.

— Не выдумывай. Это не он. Это она.

Она быстро положила трубку, чувствуя за спиной чужое присутствие. Минкс держала в руках тарелку с горячими лепешками и, передразнивая Амритины интонации, вильнула задом и пропела:

— «Не выдумывай, это не он, а она».

Амрита вздрогнула, увидев выражение ее лица.

Миссис Пинто уехала на еженедельный базар-ярмарку, неподалеку от Грант Роуд Маркет. Мари была в комнате для прислуги.

Минкс прижала Амриту к стенке в нише, где стоял телефонный столик, и скомандовала:

— Ешь.

Амрита дернула головой, отвернулась:

— Убери. Я не хочу есть.

Минкс отломила кусочек лепешки и поднесла к лицу Амриты, приговаривая:

— Ну, давай же, попробуй, тебе понравится. Они совсем такие же, как у твоей мамы. Твой брат сказал, что ты их обожаешь. Весьма милый юноша. И так беспокоится о тебе! Я ему пообещала, что пока я рядом, они могут ни о чем не волноваться. Со мной ты в полной безопасности. Я никому не позволю прикоснуться к тебе. — Тут Минкс сделала небольшую паузу и испытующе посмотрела Амрите в глаза. — Никому. И Роверу тем более.

Амрита раскрыла рот от изумления, чем тут же воспользовалась Минкс, чтобы ловко засунуть ей кусок лепешки.

— Закрой рот, шлюшка. Надеялась, я не узнаю? У меня везде есть глаза и уши. Он трахнул тебя? Не смей мне лгать! Знаю, трахнул. Его слуга подтвердил. Моему водиле, кстати, он хавальдар, инспектор полиции, хватило одного раза, чтобы врезать ему как следует. Видишь ли, детка, мне даже пальцем не нужно шевелить, чтобы нужная информация пришла ко мне в руки. Все легко. Да, кстати, думаю, в ближайшее время Сангита Сингх предложит тебе контракт.

Амрита поняла, что еще секунда, и ее вырвет. Как в тумане перед ней пронесся прошлый вечер. Было поздно и почему-то тревожно. Пара-тройка бокалов — и мир потерял четкие очертания. Они ушли из ресторана вдвоем. Амрита помнила, что пыталась сопротивляться, когда Ровер раздевал ее в своих апартаментах. И свое смущение перед сидящей в комнате огромной собакой.

— Я не могу, он на меня смотрит, — глупо хихикнула она, когда Ровер наконец освободился от тесных джинсов и приблизился к огромной низкой постели, на которой уже лежала она, натянув простыню до самого подбородка.

— Не бойся, старина Чамп умеет хранить секреты. Он никому не расскажет.

Ровер накрыл ее своим телом и резко, грубо вошел в нее. Амрита не получила никакого удовольствия. Только тупая боль, потихоньку уступившая место любопытству. Она вспомнила, что только и успела подумать: «Как, и это все? Из-за этого такой сыр-бор? Боже, какое разочарование!»

Лицо Ровера, склонившееся над ней, казалось гротескным, нелепым, глупым. Да, у него, конечно, красивое тело, как в одежде, так и без нее, но сам «акт» — вот умора-то! Амрита попыталась сконцентрироваться на собственных ощущениях, но скоро бросила эту затею. Потому что все-таки не могла отвести глаза от боксера, который сидел в двух шагах от нее и, не мигая, следил за их колышущимися телами.

Минкс прищелкнула пальцами у нее перед носом.

— Эй. Проснись. Размечталась. Сказка кончилась, возвращайся на грешную землю, слышишь меня? Иди приведи себя в порядок, умойся и оденься. Сейчас поедем к моему гинекологу. И пошевеливайся, у тебя двадцать минут.

Амрита вытаращила глаза. Гинеколог? О чем она говорит?

— Я никуда не поеду с тобой! — и попыталась проскользнуть мимо Минкс.

— Не так быстро! — Та больно схватила ее за запястье. — Этот человек — животное, он трахает все, что шевелится, к врачу пойдешь без разговоров. Нужно сделать анализ крови. Мало ли какую заразу ты могла от него подцепить. Сангита, понятно, ни о чем не знает да и не поверит, но ее личный жеребец — двустволка. Я знаю его партнеров. И копы подтвердили, что не раз ловили его возле Гейт-Уэй, где он ошивался с дальнобойщиками.

Амрита зажала уши ладонями:

— Я не желаю тебя слушать! Ты… и твои поганые мысли. Вместо того, чтоб шпионить за другими, лучше сама иди к доктору. Это тебе нужно лечиться, а не мне.

Раздался резкий звук пощечины.

— Ты слишком много себе позволяешь. Не распускай свой прелестный язычок. Если здесь и есть больной, то это определенно ты. Чертова нимфоманка, готовая дать первому встречному кобелю. У меня с этим нет проблем. Я чиста и невинна. Можешь спросить у моего доктора, благо ты с ней скоро познакомишься. Она тебе все расскажет.

Минкс подтолкнула Амриту в сторону комнаты, а сама плюхнулась в кресло напротив двери.

— И не тяни там долго, или мне придется тебе помочь.

— По какому праву ты лезешь в мою жизнь? По какому праву ты звонишь моим родителям? Какого черта, ты не смеешь!.. — взвизгнула Амрита.

Минкс ухмыльнулась:

— И что ты думаешь сделать? Убьешь меня? Прости, зайка, никуда тебе не деться от меня. Даже не пытайся рыпаться, поняла? Я люблю тебя. Я должна оберегать тебя. Это мой долг. А теперь марш одеваться, пока я всерьез не разозлилась.

— Убирайся, убирайся вон, иначе я позову на помощь, — прорыдала Амрита.

Минкс коротко хохотнула.

— Что ж, хочешь так? Ну-ну. В следующий раз тебе это так легко не сойдет. Так что, милочка, смирись, и приведи себя в порядок. Сейчас же.

9

Ровер был совершенно не расположен к выяснению отношений.

— Какого черта?! Чего ты завелась? — Он провел рукой по густым, смазанным гелем волосам. Их встречи продолжались вот уже целый месяц. — Нравишься ты мне, нравишься, и что? Мы должны расстаться. Моя кошелка — собственница, ты это понимаешь?

Амрита прикусила губу, стараясь не дать пролиться слезам.

— Я думала, я думала… что что-то значу для тебя, я думала, та ночь была особенной… Все, с меня хватит, я так больше не могу…

Ровер прикурил сигарету и выпустил в потолок вереницу колечек дыма. Амрита не сводила с него глаз, подмечая каждое, даже почти незаметное движение. Он был возмутительно хорош — самый привлекательный мужчина из тех, кого она когда-либо встречала. Но сейчас к ней вдруг пришло понимание, что существует нечто более важное, чем красота, которая свела ее с ума и заставляла забывать обо всем на свете — врожденной осторожности, целомудрии, здравом смысле, — когда они были вместе. Ему никто не был нужен, единственным, кого он любил до самозабвения — был он сам. Впрочем, даже эта черта действовала на нее гипнотически. Ведь до того она не сталкивалась с таким полным упоением собой — он жил ради только того, чтобы всячески ублажать свое тело и потакать его прихотям. В его присутствии она теряла дар речи, растворяясь в нем так, что сама себе напоминала кролика перед удавом. В его походке ощущалась особая пластика, его бедра покачивались в такт какому-то внутреннему ритму, от роскошного торса невозможно было оторвать глаз. Ей нравилось даже его небрежная манера одеваться — он носил линялые, потертые джинсы, чуть ли не до хруста обтягивающие бедра, его белоснежные футболки одуряющее пахли свежестью… Он словно сошел с обложки каталогов коллекций Ральфа Лорана,[13] — ковбойские сапоги, потертый кожаный ремень. Амрита даже себе не могла объяснить, из-за чего она настолько потеряла голову. Ну да, он стал ее первым мужчиной, но ведь у нее и раньше были поклонники, но те отношения даже нечего сравнивать.

Ровер с его узкими, близко посаженными ричардгировскими глазами, крупным чувственным ртом сводил ее с ума. Впрочем, не ее одну. По нему сохли чуть ли не все женщины в городе, независимо от возраста. Он это знал и всячески этим пользовался. «Послушай, леди, — сказал он ей сегодня после секса, — ты чертовски мила. Ты мне нравишься. Ты ни на кого не похожа. Но не более того. Я с удовольствием встречусь с тобой еще раз, но только тогда, когда это будет удобно мне. Помнишь детский стишок про то, что „девочки не звонят мальчикам, мальчики звонят девочкам“»?[14]

Превозмогая презрение к самой себе, Амрита кивнула.

«Боже!» — сказал он раздраженно, доставая из холодильника минералку — для себя, а ей даже не предложил. И все-таки, когда мимо нее в полумраке комнаты продефилировал этот роскошный самец, Амрита опять учащенно задышала. Вспомнилось, как друзья в ресторане предостерегали ее.

Он относится к женщинам как к грязи. Забудь его. Он тебя использует и выбросит, а СС сгноит то, что останется. Увы, все их уговоры разбивались о ее глухоту и нежелание слушать. Бог ты мой, как они были правы!

Отдышавшись тогда, после первого поцелуя, она сразу поняла, что попалась и отменить заклинание не сможет никто. Пока оно не перестанет действовать само.

Их роман взбудоражил замкнутый жестокий мирок, к которому они принадлежали. Если до Сангиты и доходили какие-то слухи, то она предпочитала изображать неведение. Скорей всего похождения молодого любовника не были для нее новостью, а хорошо зная Ровера, можно было не беспокоиться, что они выльются во что-то серьезное, или именно это вдруг окажется последним. Впрочем, Ровер не очень трудился скрывать свои мимолетные увлечения. Амрита понимала, что проигравшей стороной рано или поздно окажется она. Да и Ровер не упускал случая ей об этом напомнить. «Я никогда, никому не достанусь, леди», — напоминал он ей почти каждый раз, любуясь своим отражением в зеркале, висевшем напротив постели. Амрита уже успела привыкнуть к тому, что она — звезда, но совершенно терялась от такого обращения. Этот человек кроме себя вообще ничего вокруг не видел. Пару раз она попробовала его поддразнить, но скоро отказалась от этой затеи. Красавчик не выносил шуток в свой адрес.

На все уговоры подружек о том, что Ровер — самовлюбленная пустышка, подлец и негодяй, Амрита ощетинивалась и огрызалась. Он хороший, и точка. Подружки были правы, и она сама все прекрасно понимала. Этот безмозглый нарцисс оживлялся только тогда, когда речь заходила о новой подружке или стильной тряпке. Когда на Амриту находили минуты просветления, она отчаянно тосковала по обществу Карана. Но после той последней вспышки он как будто затаился и почти избегал ее. Забавно, рассеянно думала она, он ведет себя как ревнивый любовник. Они виделись редко, мельком, на ходу, в студии или в коридоре агентства, но каждый раз он делал вид, что не желает ее замечать. Амрите казалось, что это всего лишь притворство, но узнать наверняка не было возможности. Она с радостью посоветовалась бы с Ровером, но беседы по душам не входили в их постельную программу Два-три раза в неделю под ее окном раздавался рев его «Хонды», подаренной Сангитой, и она бросала все и неслась встречать дорогого гостя. Он никогда не поднимался наверх, впрочем, этому Амрита была даже рада, вызывая в свою очередь несказанное удивление миссис Пинто.