– Полагаю, у твоего Хэрмона есть взрослые дети. Тебе имеет смысл с ними связаться и поздравить с новоприобретенной мачехой. Наверняка эта новость очень их обрадует.


                  * * * * *

Тем же вечером тетя Валя мне позвонила и напомнила, что я забыла взять координаты Тристана. Под ее диктовку я записала его электронный адрес, хотя не собиралась с ним связываться.

– Обещай, что напишешь ему, – настаивала начальница. Я подумала, не винит ли она себя в моем незавидном положении и не пытается ли меня пристроить. – В исследовательских целях.

– Обещаю, – вздохнула я.

Свободного времени на работе вполне хватало, чтобы сочинить послание к Тристану, поскольку мистер Хэрмон опаздывал. Опять и снова. Я прошла в его кабинет, который был больше моего. И стол его был больше. И кресло. Включив компьютер шефа, я, недолго думая, уселась на его удобное место.

«Дорогой Тристан, спасибо, что обратились в «Совет да любовь». Мы рады, что вы выбрали нас, первое на Украине брачное агентство».

Перечитав набранный текст, я помотала головой. Да, слишком долго я рекламировала услуги тети Вали.

Все стерев, я начала по новой.

«Дорогой Тристан, почему вы не можете найти девушку дома?»

Наверное, не шибко разумно переть напролом, и я обратно нажала клавишу «Удалить».

«Меня зовут Дарья, я работаю секретарем...»

Секретарем? Ха! Переводчиком, специалистом по компьютерам, бухгалтером и финансовым махинатором, если быть до конца точной.

«...и с удовольствием хожу на пляж в свободное время».

Когда же ж я поимею свободное время?

Что бы еще написать?

Write-wrote-written.

Моя жизнь вдруг показалась смешной и ничтожной.

«Я люблю море...»

В мои мысли ворвался звонок телефона, они разбежались. И я через пустую голову ответила по прямой линии мистера Хэрмона. Из Хайфы ему звонил мистер Кесслер. Он скептически отнесся к сообщению, будто мистер Хэрмон пропадает на деловой встрече. Слишком часто мистеру Кесслеру доводилось слышать подобные отмазки. Обычно я говорила «он поехал в порт» или «он пошел к доктору». У меня не слишком хорошо получалось выдумывать правдоподобные причины отсутствия шефа. При моем уважении к мистеру Кесслеру мне было противно ему врать.

– Дарья, вы ведь известите меня, если Дэвиду потребуется замена?

Я ничего на это не ответила. Чтобы да, так нет. В Одессе не любят перемен. Как писал заграничный классик, «мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться». А вдруг незнакомое зло окажется еще хуже?

– Дарья? Вы хотите мне что-то сказать?

Я обратно ничего не ответила.

– Это все, что мне следует знать, – закруглился он и повесил трубку.

Через полчаса явился насвистывающий мистер Хэрмон в безоблачном настроении. Я нахмурилась на него, показывая свое неодобрение.

– Что с тобой? – спросил он. – И почему ты сидишь за моим столом?

– Раз я делаю вашу работу, то имею право занять ваш кабинет. Я уже не могу продолжать эти глупые игры. Мистер Кесслер постоянно звонит, а вы вечно отсутствуете. Это подозрительно. Когда я лгу, что вы на деловой встрече, можете не сомневаться, он тут же созванивается с Павлом и Юрием. И если их застает, понимает, что я соврала! Я не могу все время вас выгораживать.

– Ну, если таков твой настрой, возможно, тебе стоит уволиться.

 Ха, да он блефует!

– Может и стоит.

– В любом случае, – добавил шеф, – я собирался с тобой серьезно поговорить. Кесслер поставил на вид, что отчет за прошлый месяц поступил в головную контору с опозданием. Что скажешь в свое оправдание?

Так вот, значит, куда его понесло.  Обвинит меня в том, что вообще от меня не зависит. Потом уволит и примет на мое место свою ненаглядную Олю. Я вплотную подступила к мистеру Хэрмону, ткнула его пальцем в грудь и отчеканила:

– Давайте. Кое-что. Проясним. Моя обязанность кукарекать. И я исправно кукарекаю. А если после не рассветает, так меня за солнце винить нечего.

– О чем это ты, черт возьми? – воскликнул он.

– О том, что не я отвечаю за постоянные отключения электричества и за медленную доставку почты. Я и так работаю и за себя, и за вас. Но ничего не могу поделать, если документы не доходят до Хайфы вовремя.

Не зная, чем крыть, шеф слинял в переговорную. Я проверила электронную почту и обнаружила уже поступивший ответ от Тристана.

«Дорогая Дарья, я очень рад твоему письму. Я посмотрел твою фотографию на сайте. Ты красивая. И умная! Даже не верится, что ты говоришь на трех языках. Тебе следовало бы работать в ООН!»

«Ну хоть кто-то оценил меня по достоинству», – подумала я, стрельнув взглядом в сторону мистера Хэрмона.

«Я тоже люблю океан. Я живу недалеко от Сан-Франциско и стараюсь как можно чаще выбираться с палаткой на пляж. А еще мне нравятся пешие походы по национальному парку Йосемити. Это самое красивое место на планете, там фантастические тишина и покой. Невозможно не восхититься. С удовольствием показал бы тебе этот заповедник.

Наверное, я должен кое что рассказать о себе. Я учитель в школе. Преподаю естественные науки детям в возрасте от одиннадцати до четырнадцати лет. А еще я возглавляю отряд скаутов: на досуге обучаю мальчишек разным навыкам, например, как разбить палатку или как вести себя на охоте. Как видишь, мне очень нравится преподавать и нравятся дети».

Что ж, это огромный плюс в его пользу.

«Я никогда до сих пор не делал ничего подобного...»

Мистер Хэрмон вошел в свой кабинет и схватил со стола стопку папок.

– Таких упрямых женщин, как ты, я еще не встречал.

– Лбом стену не прошибешь, – пробурчала я себе под нос, но в том числе и для шефа. Иными словами, не связывайся с упрямцем. И сам не упрямься.

Пожалуй, пора убираться из этой конторы и даже из Одессы. По такому случаю Сан-Франциско неожиданно показался заманчивым вариантом. Я немедленно написала ответ.

Час спустя мистер Хэрмон вышел из переговорной и как ни в чем не бывало сказал:

– Знаешь, я тут подумал, что нашему офису требуются некоторые перемены. Я даже предположить не мог, что этот филиал просуществует дольше месяца, поэтому вопросы интерьера меня не занимали. Но прошло уже больше года, а мы все еще держимся на плаву. Как посмотришь на то, чтобы добавить немного картин?

– Хорошо, – кивнула я и сделала новую пометку в списке хозяйственных дел. – Я этим займусь.

– Нет, нет, тебе же некогда. Я сам.

Следовало сразу сообразить, что мистер Хэрмон что-то прячет в рукаве своего пиджака от «Гуччи». Он же никогда не вызывался делать дополнительную работу. Он и от положенной-то работы филонил всеми силами.

На следующий день я шагала к своему столу по коридору, все стены которого были увешаны картинами. Брызги желтого на черных пятнах имели табличку «Синяк». Полотно, равномерно закрашенное голубой краской, называлось «Небо». Даже не глядя на подпись художника, я знала, кто сотворил эти постмодернистские шедевры. Оля. На карточках, воткнутых между холстом и рамой, значились цены. Сто долларов, семьдесят пять, сто пятьдесят. Неслабые запросы для страны, где люди получают в среднем по тридцать баксов в месяц.

У нас не говорят «последняя соломинка». Которая будто бы ломает спину верблюда. Никто же не держит дома верблюдов, так чего за них говорить? Мы употребляем оборот «последняя капля». Подразумевая ту каплю, которая переполняет чашу терпения. А чаша терпения есть у каждого. Так вот, в моем случае последней каплей стала повешенная напротив моего стола картина размером метр на метр, на которой был изображен высокий красный каблук, втаптывающий что-то червеобразное в землю. Да то ж меня, но нарисованную в виде сигаретного окурка, – опознала я, приглядевшись. «Внезапная смерть». Всего-навсего двадцать долларов. Вот ведь дрянь! И ее хахаль ничем не лучше. Как он мог такое допустить? Я отправилась на кухню, чтобы не видеть этой кошмарной мазни. Там тоже висели полотна, тоже бездарные и убогие, но, по крайней мере, без карикатур на меня. Я ждала мистера Хэрмона. Чаша моего терпения вконец переполнилась.

В десять часов он явился с улыбкой на лице.

– Ну, как тебе? Согласись, эти картины чудесно оживляют помещение, да?

– А вы видели мой портрет? – Я схватила шефа за галстук и потащила по коридору в приемную, где указала на оскорбительную шпильку.

Он прищурился.

– Но это не ты.

– Не травите баланду, – отрезала я, вспомнив морской загиб, подслушанный у одного из наших судовых капитанов. – Снимите это художество.

– Ольга подумала, что это полотно тебе понравится больше прочих, и настояла, чтобы его повесили перед твоим столом.

– Сразу видно, что она подумала.

– Тут нет ничего особенного, – отмахнулся он.

– Вам легко говорить, не вас же в виде окурка плющит под ее каблуком. Хотя, судя по вашему поведению, как раз вам там самое место.

– Хватит! Картина останется там, где висит, – рявкнул он, ушел в переговорную и захлопнул за собой дверь.

Да чтоб он сдох! Я огляделась вокруг. Мама дорогая! Меня взяли в кольцо фотографии этой сучки с ее бульдогом и ее живописные испражнения. Я застонала. Ну за что мне сплошная головная боль?

Через пару минут позвонила дочь Хэрмона, Мелинда. Я взглянула на дешевую «Внезапную смерть» и без колебаний ответила:

– Да, ваш отец здесь, сейчас соединю. Но позвольте мне сначала вас поздравить...

Я была в таком бешенстве, что не думала о последствиях. А просто хотела пырнуть его побольнее.

– С чем поздравить? – спросила Мелинда.

– О, дорогая, а разве отец еще не сообщил вам о своей помолвке?

Тут она начала голосить, и я прокричала:

– Хэрмон, это вас.

Мое к нему уважение давно разбилось вдребезги на две половинки: «мистер» и «Хэрмон». Но я изо всех сил соединяла их обеими руками.  А сегодня мои руки опустились и я впервые обратилась к нему без уважительной приставки «мистер». Впервые ушла из конторы до окончания рабочего дня. И впервые пробила кулаком произведение искусства.


                  * * * * *

На следующий день, идя на работу, я не волновалась. Я знала, что Хэрмон не заговорит со мной ни о дочери, ни о злосчастной картине – он ненавидел ссоры даже больше, чем моя бабуля ненавидела пыль. Но я также знала, что наши с ним дни сочтены и своей дурацкой выходкой я сама же ж и запустила обратный отсчет.

Йокаламене! Впервые с того дня, когда Хэрмон завалил меня на стол, он пришел раньше меня. И даже сварил кофе. Я оценила этот жест, тем более что по правилам вежливости из нас двоих именно мне следовало сделать первый шаг к примирению. Шеф поставил на поднос кофейник, чашки, шотландское печенье и сахарницу. Потом отнес все это в переговорную и уселся во главе стола. Я села справа.

Разлив кофе по чашкам, я ждала, когда он заговорит.

– Я не сержусь на тебя за то, что ты сообщила Мелинде о моем обручении с Ольгой. Кстати, прости, что тебе я об этом не рассказал. Хотя, похоже, ты узнала новость даже раньше меня.

– Я видела кольцо.

Именно этого я всю дорогу хотела: чтобы Хэрмон переключился с меня на кого другую. Тогда через что я сейчас такая несчастная? Через гавканье Оли? Через то, что она никогда не была мне подругой? Через то, что завидую, раз она выходит замуж, а я никак?

– Спасибо, что познакомила меня с Ольгой. Я рад заботиться о ней и о ее детях. – Шеф изучал свою белую фарфоровую чашку, привезенную из Франции. – Тебе со мной пришлось нелегко. Особенно вначале. Прости меня. За все.

Я не нашлась, что на это ответить. Никогда не ждала от него извинений. Никогда не думала, будто он испытывает к Оле настоящие чувства.

Хэрмон продолжил:

– Я хочу, чтобы ты знала, насчет тех слов...

«Безусловно, спать со мной – лучшая составляющая этой работы». Памятная фраза повисла в воздухе.

– На самом деле я не такой. До этого я никогда никому не говорил ничего подобного... Просто в свой первый вечер в Одессе я встретил одного типа, Скелтона, и он сказал...

Я застонала. Только не Скелтон. Кто угодно, только не он!

Теперь все встало на свои места. Одесса – большая деревня. Тут все друг друга знают. И как в каждой деревне, имеется свое чмо. Наше чмо – тот самый Скелтон, громогласный и краснолицый рыжий жлоб, владелец ресторана «Текс-Мекс», в котором отирались все, кто хоть сколько-то при деньгах: миссионеры, бандиты, мореманы, мажоры. Не сомневайтесь, он открыл ресторан лишь за тем, чтобы клеить бедных официанток и пьяных клиенток. По пятницам он устраивал «Ночь мисс “Текс-Мекс”» с конкурсом красоты среди посетительниц. К нам Скелтон явился с техасщины, чтобы самолично сплясать на могиле Советского Союза. Таки да, женщины спали с ним, нацелившись на дальнейшую свадьбу. Но такое происходит повсюду.